Александр Лойко — предприниматель и муж политзаключенной журналистки Ирины Славниковой, а также один из сооснователей Ассоциации родных и бывших политзаключенных. В большом и наверняка резонансном интервью мужчина говорит спасибо Лукашенко, критикует западных дипломатов и Тихановскую, а также верит в то, что с режимом можно и нужно договариваться.
Александра Лойко и Ирину Славникову задержали 30 октября 2021 года в минском аэропорту, когда супруги возвращались из отпуска в Египте. После 45 суток административного ареста Александра освободили. А Ирину осудили на пять лет заключения, признав ее виновной в участии в массовых протестах по ст. 342 УК (Действия, грубо нарушающие общественный порядок) и ст. 361−1 (Создание экстремистского формирования либо участие в нем). Суд над бывшей журналисткой «Белсата» проходил в закрытом режиме. Ирина отбывает наказание в женской колонии № 4 в Гомеле.
Сейчас Александр Лойко — один из сооснователей Ассоциации родных и бывших политзаключенных FreeBelarusPrisoners, созданной в начале 2023 года.
«Мы всегда настаивали на том, что с беларусской стороной нужно разговаривать»
— Сколько сейчас человек в ассоциации?
— Кроме меня, у нас три сооснователя: Татьяна Хомич, сестра политзаключенной Марии Колесниковой, Светлана Мацкевич, бывшая жена политзаключенного философа Владимира Мацкевича, и Ольга Ивашина, жена политзаключенного журналиста Дениса Ивашина. У нас нет как таковой структуры. Мы не даем «партийные билеты». Мы собирали людей, поддерживающих наши принципы и инициативы. Например, открытое письмо о судьбах политзаключенных — в итоге его подписало около 90 человек. Кто-то делает это публично, кто-то — нет.
— Чем вы занимаетесь?
— Основное направление — поиск различных путей освобождения политзаключенных, которые сейчас находятся в беларусских тюрьмах. Этим мы отличаемся. Есть много разных организаций бывших политзаключенных, но основная их часть занимается помощью уже постфактум, когда люди выходят. Кто-то помогает с эвакуацией, кто-то — устроиться за границей, кто-то — с деньгами. Все это не про нас. Программа максимум ассоциации — это, конечно, прекращение репрессий.
— Как вы это делаете?
— Есть встречи. Основные — это с разными дипломатами, политическими деятелями западных стран и США. У нас есть определенные контакты, скажем так, и с беларусской стороной. Естественно, мы очень плотно общаемся и с бывшими политзаключенными, и с их родственниками. А также с отдельными организациями, которые придерживаются наших взглядов и методов.
— Какие у вас контакты с беларусской стороной?
— Это секрет. Вы же понимаете, что большинство из этих людей непубличны. Скажем так, есть довольно высокий уровень.
— А со стороны западных стран?
— Очень много с кем. Это и депутаты Европарламента, и представители министерств иностранных дел, и послы, и сенаторы в Соединенных Штатах. Например, недавно Татьяна Хомич, Валерий Ковалевский (экс-представитель ОПК, сейчас возглавляет агентство евроатлантического сотрудничества. — Прим. ред.) и Ольга Горбунова были в Австрии, встречались в том числе с главой МИД этой страны Александром Шалленбергом. Это были разговоры именно на тему освобождения политзаключенных — какими способами, методами и так далее.
— Какие способы вы предлагаете?
— В первую очередь мы всегда настаивали на том, что с беларусской стороной нужно разговаривать. Стоит разделить вопрос переговоров по политзаключенным и санкций. Нас обвиняют в том, что мы настаиваем на их снятии в обмен на людей. Но до сего момента ничего подобного не происходило, а политзаключенные по помилованию выходили.
Мы настаиваем на гуманитарном переговорном треке. Есть гуманитарный список (документ составлен правозащитниками, по данным на лето нынешнего года в него входили более 250 человек. — Прим. ред.). В первую очередь наша цель — освобождение этих людей.
«Они хотят говорить не через забор»
— Вы предлагаете беларусским властям освободить этих людей. А что западным странам нужно предложить взамен?
— Я скажу вам сразу: ни одно государство — ни в Европе, ни в Америке — никогда не будет что-то делать себе в ущерб. И каждая страна знает, что может предложить в обмен на то, чтобы [в Беларуси] выпустили людей. Это не нанесет никакого большого ущерба санкционной политике, но за эти вещи может выйти большое количество людей.
Сейчас с беларусской стороны разговоры о снятии санкций вообще не идут. Минск хочет просто встречаться на высоком уровне с представителями западных стран и говорить без всяких условий.
Ходили разговоры о том, что режим и Лукашенко не хотят ни с кем разговаривать. Мол, Западу нечего предложить, вообще никому нечего предложить. Это неправда. Они всегда были готовы идти на контакт.
— Беларусская сторона готова?
— Да, и давно. Возможно, в 2020−2021-х — нет. Но последние два-три года она готова разговаривать. Но они хотят говорить не через забор.
— Для режима важно, чтобы кто-то приехал в нашу страну?
— Да. Либо же — это сложнее, наверное, сделать — чтобы какой-нибудь беларусский чиновник высокого уровня приехал, например, в Европу.
— Как такой диалог в принципе может начаться? Кто должен первым прийти или подать сигнал?
— Здесь очень большой вопрос. На языке дипломатии тот, кто первым проявляет интерес, является слабой стороной. Это, конечно, усложняет начало процесса. Но можно найти каких-нибудь медиаторов, которые смогут поспособствовать. Допустим, я знаю, что в переговорных процессах в Украине медиаторами выступали олигархи.
Медиатором в Беларуси могли бы быть люди от бизнеса, находящиеся на высоком уровне. Либо государство-посредник — допустим, Турция. Либо еще это может быть какой-нибудь политик, который уже не является действующим, но имеет уважение в обществе. Например, экс-канцлер Германии Ангела Меркель. К ее мнению прислушиваются.
Вопрос можно даже решить таким образом: если какая-то из стран проявит такой интерес, то беларусская сторона может прислать приглашение конкретному человеку для того, чтобы он приехал в Беларусь. Это, конечно, маловероятно, но в принципе возможно. Здесь главное — желание. Главное, чтобы кто-то проявил политическую волю.
«Могут отпустить всех. Это будет зависеть от того, что предложат взамен»
— А в теории могут отпустить всех политзаключенных?
— Да.
— Даже «знаковых» вроде Марии Колесниковой?
— Верно. Это я вам с полной ответственностью заявляю. Все будет зависеть от того, что предложат взамен, скажем так.
— С июля по ноябрь власти помиловали 178 человек. За это время правозащитники признали политзаключенными 258 человек.
— Мы опять возвращаемся к вопросу, какие будут условия переговоров. Одним из них может быть то, чтобы репрессии, аресты, политически мотивированные судебные дела не продолжались. Это первый момент.
Второй — количество признанных политзаключенных за последние полгода уменьшилось. Летом было 1409, сейчас — 1299. Люди, которых сейчас признают политзаключенными, возможно, были арестованы полгода-год назад, еще до всех этих волн помилования. И сейчас правозащитники просто узнают, что там над кем-то происходит суд — и появляется новый политзаключенный. А за решеткой он находится довольно давно.
Да, репрессии продолжаются, я согласен. Но мы не обладаем полной информацией, у нас слишком мало данных, чтобы провести какую-то полноценную аналитику.
— Мы можем опираться на сведения об административных делах. С ними все происходит довольно быстро: человека задерживают, и уже через несколько дней проходит суд. Их количество каждый месяц отслеживают правозащитники «Вясны». По «политическим» «административкам» ситуация ухудшается: в сентябре нынешнего года таких дел было 176, в октябре — 246, в ноябре — 377.
— Это понятно. Сейчас проходит электоральная кампания. Режим боится повторения 2020 года, кто бы что ни говорил. Естественно, ничего подобного не случится. Происходит запугивание людей, чтобы они сидели тише воды ниже травы.
Здесь я даже не буду говорить, что все улучшилось. В любом случае, мы считаем, что эту проблему надо решать. Каким образом? Только взаимодействуя с людьми, которые могут влиять на происходящее. С беларусской стороны — мы знаем, кто это. Остается найти их в Европе и США и понять, за что они могут на это пойти. Пока западные страны этого делать не готовы, чего я и боялся. Отыскать понимание в Минске оказалось проще.
— Вы упомянули, что остановка репрессий может быть пунктом на переговорах. По вашим данным, власти готовы на такое пойти?
— В зависимости от того, что предложат взамен. Просто, знаете, как говорят западные политики: «Выпустите всех политзаключенных, проведите демократические выборы, Лукашенко не должен участвовать… А мы тогда подумаем, разговаривать с вами или нет». Ставят целую кучу условий, которые, понятно, никто в данный момент не захочет и не будет выполнять. Это разве разговор? Это же не так работает.
— Вы пытаетесь донести эту позицию до западных политиков. И какую реакцию слышите?
— Мы не то чтобы пытаемся. Мы просим, чтобы они встречались с беларусской стороной. И даже можем попытаться посодействовать организации этой встречи. А европейские политики… Если вернуться немножко назад: любая европейская дипломатия, представители МИДа либо подразделения, которые занимаются вообще вопросами других стран, в том числе и Беларуси, получают так называемую экспертизу (анализ политической ситуации в стране. — Прим. ред.). Они этого даже этого не скрывали.
У нас были встречи в посольствах, они говорили: «Мы не будем получать экспертизу от разных представителей оппозиции. У вас есть национальный лидер? Мы получаем экспертизу у вашего национального лидера» (речь о Светлане Тихановской. — Прим. ред.). Национальный лидер говорит: никаких разговоров, никаких переговоров, только душить режим санкциями, и все. И дальше они общаться не хотят.
В конце 2022-го Александр Лойко призвал Светлану Тихановскую к диалогу с Александром Лукашенко. В начале прошлого года она отвечала, что демсилы готовы рассматривать любые формы переговоров для освобождения политзаключенных:
«Мы поддерживаем все инициативы и сообщества, которые защищают права политзаключенных и объединяют голоса их родных. Мы готовы в любой момент вести диалог со всеми заинтересованными сторонами, в т.ч. начать переговоры с представителями режима, чтобы решать вопросы условий содержания и/или освобождения политических заложников. Мы поднимаем все возможные контакты и площадки для начала такого диалога».
Естественно, в последнее время что-то меняется, западные политики прислушиваются. Когда мы стали доносить свою точку зрения, они удивлялись: «А что, у вас есть у кого-то и другая позиция?» Оказывается, есть. Просто нам закрывают рты и не дают эту позицию доносить.
«Демократические лидеры никогда и ни при каких условиях не будут участвовать в переговорах»
— Вы пытались вступить в переговоры со Светланой Тихановской, чтобы не было двух противоположных позиций?
— Я один раз с ней разговаривал, в конце 2022 года. Мне этого было достаточно и понятно. Также на связь с Тихановской выходила из нашей ассоциации Татьяна Хомич. И из организации «Политвязынка» Женя Долгая, которая ее возглавляет, пыталась с ней разговаривать.
Она очень агрессивно к нам относится. Ей не нравится какая-то критика, другое видение. И вообще, в Офисе, на самом деле, начинают как-то сдвигаться в сторону такого же диктата и тоталитаризма, какой существует в Беларуси. Если что-то не по их мнению, не по их желанию или видению — значит, до свидания. Будут ставить палки в колеса и не давать продвигать какие-то свои идеи.
Поэтому и Ольга Горбунова ушла, и Валерий Ковалевский, и Валерий Сахащик. Они же практически одновременно все ушли. А приходят те, кто непосредственно согласен и поддакивает. И это на самом деле большая проблема, мы можем опять вернуться к тому, с чем пытаемся бороться.
В качестве причины своего ухода из Объединенного переходного кабинета Валерий Ковалевский назвал «расхождения в стратегическом видении путей достижения целей демократического движения, в организации и тактике ведения работы, а также в подходах к внутренней политике».
Валерий Сахащик объяснял свой уход тем, что у Офиса Светланы Тихановской «нет понимания специфики» его работы. Говорил, что предложения по реформированию работы ОПК отклика не нашли.
Ольга Горбунова озвучила, что причиной ее ухода из ОПК было желание продолжить свою деятельность только в гуманитарном русле для скорейшего освобождения политзаключенных.
— Вы довольно резко отзываетесь о Светлане Тихановской и ее команде. А как вам вообще представляется переговорный процесс? Вам бы хотелось, чтобы европейские политики больше к ней не прислушивались?
— Вопрос не в том, прислушиваться или нет. Просто наши лидеры, демократы, думают, что они в этих процессах будут участвовать. Но беларусская сторона не будет с ними проводить никаких ни переговоров, ни консультаций, ни чего бы то ни было еще. Единственная их возможность — только повлиять на желание европейцев либо американцев проводить эти переговоры. И просить у своих партнеров, каких целей на этих переговорах добиваться. Сами они принимать участие не будут, так как у них нет никакой власти и силы, они ни на что не могут влиять. Что может человек, не обладающий никаким рычагом?
— Вы же сами говорили, что на Западе Тихановскую воспринимают как национального лидера. У нее есть связи, есть представительство.
— Но у нее нет никакого рычага. Она может только просить или что-то говорить. Все. Вот она сейчас просит, чтобы был бан беларусских властей. В принципе, это желание Тихановской совпадает и с европейским на данный момент. Потому что Беларусь, помимо политзаключенных, де-факто участвует в войне с Украиной, помогает российской стороне, предоставила свою территорию для размещения войск. И миграционный кризис. Если бы этого не было, Тихановскую бы никто не слушал. На самом деле все серьезные санкционные решения принимаются без ее, скажем так, одобрения, либо без консультаций с ней. Какие-то мелкие вопросы — да, но серьезные — нет. Страны их принимают самостоятельно, с учетом только своих интересов.
Ранее член ОПК Павел Латушко называл санкции результатом работы представителей демократических сил. Так, к примеру, он высказался о расширении запрета ЕС на экспорт ряда товаров и технологий, имеющих особое значение, которые способствуют военно-техническому развитию Беларуси. Тогда же ЕС ввели дополнительный запрет на экспорт огнестрельного оружия и боеприпасов, а также товаров и технологий, пригодных для использования в авиационной и космической промышленности.
— Этот результат во многом является результатом нашей кропотливой работы как с наднациональными органами ЕС, так и государствами-членами союза, включая многочисленные встречи, письма, аналитические материалы, работу со СМИ, — говорил он в интервью «Белсату».
«Важно, чтобы Беларусь хотя бы в какой-то степени оставалась независима. Уже и так все слишком далеко зашло»
— Почему в сферу интересов европейских стран может войти желание беларусских властей пообщаться?
— Хотя бы потому, что наша страна географически является очень важным объектом для европейцев, как «буферная зона». И если это будет хотя бы в какой-то мере независимое государство, с которым можно решать вопросы, они смогут себя обезопасить от агрессивной России. Либо чтобы Беларусь выступала площадкой для проведения встреч, переговоров, каким-то логистическим узлом.
Сейчас же все в курсе, что в последнее время украинских военных обменивают именно на территории Беларуси. Не на территории России или Украины, а именно в Беларуси.
Это не совсем так. В ночь с 18 на 19 ноября обмен произошел на границе Беларуси и Украины, между Гомельской и Чергиновской областями. Посредником выступали Объединенные Арабские Эмираты. В открытом доступе информации о случаях, когда обмены происходили именно на территории нашей страны, нет.
И, соответственно, чем больше таких «буферных зон», на которые они могут влиять и с которыми они могут договариваться, тем лучше для европейцев. Это политика, ничего страшного в этом нет. Важно, чтобы Беларусь хотя бы в какой-то степени оставалась независима.
— Вы думаете, беларусские власти еще в состоянии что-то предлагать как независимая площадка? Такое ощущение, что зависимость Беларуси от России уже сейчас очень высока.
— И будет становиться еще выше. Все зависит от того, смогут ли европейцы и американцы эту ситуацию обыграть. Да, возможно, они еще смогут что-то сделать, а возможно, и нет. Уже сложно сказать. И так все зашло слишком далеко.
«Так или иначе даже с террористами разговаривают»
— Вам не кажется, что встреча западных политиков с представителями режима будет легитимизацией нынешних властей и, по сути, всего происходящего в Беларуси?
— Это не будет легитимизацией. Все будет зависеть от предлога поездки. Если это будет разговор по поводу тех же политзаключенных — я считаю, это наоборот, очень был бы неплохой шаг для того, чтобы, по крайней мере, донести друг другу свою позицию.
Вы же поймите. Можно поругаться и, как дети, разойтись по углам, плеваться, обижаться, стоять друг к другу спиной, ни о чем не говорить и дуться. Либо можно спасать людей и как-то восстанавливать ситуацию, взаимоотношения.
Полный бан ведет к тому, что Беларусь просто-напросто станет частью России. И тогда что-то поменять будет практически невозможно. Вот и все. Неужели люди этого не понимают? Из двух зол всегда нужно выбирать меньшее.
— Чтобы с кем-то договариваться, нужно доверять человеку с другой стороны.
— В политике никто никому не доверяет. Глупо предполагать обратное. Тем более всегда можно двигаться маленькими шажками. Если ты не сделал того, о чем мы договорились, — значит, мы не разговариваем и не работаем дальше. Если ты это сделал — значит, идем вперед. Но для этого все равно нужно встречаться и говорить. Так или иначе даже с террористами общаются. Россия ведет войну в Украине. Однако с Путиным почему-то разговаривают, считая его агрессором, убийцей и так далее? Почему существуют какие-то двойные стандарты?
Тем более эта встреча могла бы состояться для того, чтобы донести позицию и обменяться мнениями. Ведь не разговаривая проблему не решить.
— Если остановиться конкретно на Польше, ее политики часто говорят, что миграционный кризис для них очень важен как проблема в отношениях с Беларусью. Острая фаза позади, но Варшава до сих пор видит проблему в ситуации на границе. Готова ли Беларусь на ее решение?
— Думаю, если бы люди встретились и попробовали что-то обсудить, может быть, больше было бы толка. Я, допустим, знаю, кого хотят видеть с польской стороны в Беларуси. Я не могу пока сказать, но этого человека приняли бы с распростертыми объятиями и с ним обсудили бы все темы. <…>
Ранее пропагандист Юрий Воскресенский заявлял, что Варшаве якобы предлагали выпустить из беларусской колонии политзаключенного журналиста Андрея Почобута, но при условии, что забирать его из заключения приедет лично министр иностранных дел нашей западной соседки Радослав Сикорский.
В МИД Польши ответили так: «Предложение, в очередной раз представленное коллаборационистом беларусского режима, не вписывается ни в один канон двусторонних отношений».
Они могли бы приехать или пригласить к себе, обсудить миграционный кризис. Причем на форум, который проходил в Минске, приглашали представителей западных стран. Но никто не поехал. Все очень гордые, наверное.
15 ноября 2024 в Минске прошла Международная конференция по противодействию нелегальной миграции. В ней участвовали представители разных ведомств Беларуси и России, а также представители международных организаций — ООН, Красного креста, ОДКБ, ШОС, Международной организации по миграции и т.д.
Глава МИД Максим Рыженков заявил, что на конференцию приглашали «представителей западных структур» и хотели «устроить дополнительные переговоры по этой теме». По его словам, «для этого это все в общем-то организовывалось». Но приглашенные не приехали.
— Я бы хотела еще раз уточнить: проблема с мигрантами на польской границе может быть также предметом переговоров?
— Конечно. Чем диктатура не то что хороша, а в чем она эффективна? В том, что решения принимаются быстро и их принимает один человек без согласования с большим количеством структур или государств-партнеров. Соответственно, если найдутся какие-то общие точки соприкосновения, я думаю, мигрантский кризис прекратится. И другие вопросы могут быть решены. Это мое мнение. Понятное дело, что политикам, конечно, виднее. Но любой вообще вопрос можно решить с помощью переговоров, то есть какого-то взаимодействия.
«Позвоните, скажите: давайте, мы рейсы „Белавиа“ откроем»
— Мне кажется, европейские чиновники не поедут сейчас в Беларусь.
— В том-то и дело, что никто не хочет. Как это сказать? Зашквариться, что ли? Не хотят они портить свою карьеру, репутацию.
То есть если вы можете спасти пять-десять-двадцать человек, достать их из тюрем, спасти от этой репрессивной машины. Но для вас это не первоочередное, для вас первоочередное — это ваша репутация. Тогда о чем мы говорим? О каких вообще принципах демократии? О каких нормах морали мы рассуждаем, если их политическая карьера важнее, чем жизнь и здоровье десятков, а может, и сотен людей?
Мы приходим к тому, что политика — это такое грязное дело, что ради беларусов никто ничего особо делать не желает. Все учитывают только свои интересы, свои личные политические амбиции. В лучшем случае — интересы своей страны.
— Беларусская сторона тоже прежде всего свои интересы учитывает.
— Согласен. Но не надо тогда заявлять, что мы будем вместе с беларусским обществом, с демократическими силами и сделаем все возможное для того, чтобы люди выходили из тюрем.
Но что они делают, если даже не хотят ни с кем встречаться? Ладно, встречаться. Позвоните, скажите: давайте, мы рейсы «Белавиа» откроем. За это отпустите 500 человек, к примеру. Вот и все. Просто нужна добрая политическая воля, но никто ее проявлять не хочет.
Сейчас это ограничение влияет в первую очередь на простых беларусов. Это же очевидно. У меня мать — женщина пожилая. Я ее не видел три года, она не перенесет длинную дорогу на автобусе. А на самолете, возможно, прилетела бы. Но она не может. Ну и кому хуже сделал этот запрет?
— Это вопрос безопасности для европейцев. Они не хотят, чтобы их самолеты были угнаны, чтобы с ними происходили непредсказуемые вещи над территорией Беларуси.
— Но беларусские самолеты летают. И не только беларусские, но и других стран: из Турции, стран Азии, России, Казахстана. Они летают в Беларусь. И никаких проблем с этими полетами нет. Никакие самолеты не захватывают, не сбивают. Ничего не происходит. Почему кто-то думает, что это будет происходить с европейскими авиалиниями, к примеру?
Не хотят летать европейцы — пускай не летают. Почему не летают беларусские самолеты в Европу?
Ну, это мы немножко отвлеклись. Вот экономика Беларуси, даже по независимым экспертным оценкам от МВФ, вырастет в этом году на 3,6%. И каким боком тут санкции? Как эти санкции могут поставить режим на колени?
— А что если санкции сейчас недостаточно сильны? Может, наоборот, если их усиливать — тогда они будут работать?
— Европа не готова усиливать ограничения, потому что это нанесет ущерб их экономике и их интересам. Самой большой проблемой для режима была бы полная блокировка торговых путей, полная блокада. Отключение «свифтов» банков, полная заморозка движения денежных средств. Почему этого не делается? Потому что от этого в первую очередь понесет потери европейская экономика. Европа будет страдать в первую очередь, поэтому они не делают то, что наносит ущерб. Пока есть Россия под боком, Беларусь от санкций никогда не развалится и режим там никогда не падет. Это просто наивно предполагать.
Вся эта санкционная политика ни на что не влияет в плане именно того, чтобы пошатнуть режим. Но она влияет на то, что Беларусь полностью становится зависима от России. И все это очень плохо. Потом ее оттуда выдрать даже когтями не удастся.
«Большинство женщин написали прошение о помиловании, все хотят выйти досрочно»
— Если говорить о тех, кто находится за решеткой. Для того чтобы выйти по помилованию, политзаключенным нужно подписаться под тем, что они «раскаиваются» в своих преступлениях. Не кажется ли вам, что так власти добиваются одной из своих целей: заставить людей признать, что они преступники, что выражение позиции — это преступление?
— Вы считаете, что с сидящими в тюрьмах поступили честно, посадив за якобы политические дела? Вот ваше мнение?
— Я — нет. Я считаю, что это очень нечестно и несправедливо.
— Почему человек, находящийся в неволе, тоже может поступить нечестно, признав, подписав там, не знаю, бумагу, но держа фигу в кармане? Ну, вы меня обманули — я вас обманул. Почему нет? Можно, конечно, сидеть за идею, за свои принципы, идеалы и прочее, прочее. Но вопрос первый: чего они этим добьются?
— У людей разная мотивация. Я разговаривала с бывшим политзаключенным, для которого было принципиально не подписывать прошение о помиловании, просто чтобы не признавать себя преступником.
— Вопросов нет. Это их выбор, они имеют на это право. А что говорить про тех, кто не готов сидеть пять-десять-пятнадцать лет в тюрьмах и гнить, когда их семьи на свободе, когда дети без матерей растут. Ну, а что мы про этих людей скажем? У каждого должен быть выбор. Просто мы делаем героями тех, кто не подписывает прошение о помиловании и стоит на своем. А на тех, кто хочет выйти, не сидеть, мы почему-то начинаем смотреть с презрением. Не все, конечно, но некоторые.
По моим сведениям (я больше ориентируюсь в делах женской колонии, потому что моя жена находится там), большинство женщин, сидящих по «политическим» статьям, либо написали прошение о помиловании, либо готовы это сделать. И все хотят выйти досрочно. Я не понимаю, почему не дается ход этому процессу. На мой взгляд, самый важный демократический принцип — это здоровье, жизнь и свобода человека. Все остальное — потом.
— Вы в некоторые моменты будто начинаете спорить с какими-то тезисами. Вы чувствуете хейт в свой адрес?
— Да, постоянно. И клоуном меня называли, и предателем, и агентом КГБ. Если честно, мне плевать, потому что я финансово ни от кого не завишу. Я деньги сам зарабатываю, и у меня нет идеи делать политическую карьеру. Поэтому мне на чье-то мнение…
Я прислушиваюсь только к тем, кто, во-первых, реально что-то делает. И во-вторых — кто прошел эту всю «кухню»: кто сидел, к примеру, у кого родственники за решеткой.
А вот эти вот ребята, которые ни дня не провели в неволе, с отъевшимися лицами сидят по европейским городам… Без проблем с финансами, с документами, им хорошо бороться и призывать к свержению режима. Выглядит по меньшей мере смешно.
— Отдельные вещи, которые вы говорите, совпадают с тем, что говорят беларусские власти. Юрий Воскресенский в интервью «Зеркалу» тоже делал упор на то, что важен контакт со странами Запада, усиление санкций вредит, европейским чиновникам нужно приезжать и разговаривать. Вас это не смущает?
— То, что мы находимся в разных лагерях, не говорит о том, что взгляды на некоторые вопросы у нас не могут совпадать. Если ни у кого из противоборствующих сторон взгляды нигде не будут сходиться, то никогда никаких переговоров не будет. Все начинается с общих точек соприкосновения. Когда они появились, это не говорит, что мы какие-то друзья или я что-то простил. У нас есть проблема, которую нужно решить. Решить ее можно вот таким и таким способом. Почему к этому способу не прибегнуть?
— А почему вы думаете, что он сработает?
— У меня есть определенная закрытая информация. Я уверен, что это сработает.
Также Александр Лойко отдельно попросил включить в текст интервью следующие слова:
— Я говорю это только от себя, не от ассоциации. Это мое личное мнение. Я выражаю благодарность Александру Лукашенко за то, что он продолжает подписывать указы о помиловании людей. Хотя, в принципе, он ничего сейчас пока взамен не получает. Но это очень важный шаг. И надеюсь, что к Новому году он примет решение, которое позволит как можно большему количеству людей, сидящих сейчас по «политическим» статьям, встретиться со своими семьями и провести праздник в кругу своих родных.
Комиссия по помилованию тоже делает свою работу. Никто на них особо не влияет. Понятное дело, их обвиняют в том, что «сами арестовали — сами помиловали». Но если бы они этим не занимались, то люди бы не выходили. Я прекрасно знаю, что у них там тоже есть свои какие-то споры и баталии. Тот же Юрий Воскресенский выступает за то, чтобы помиловали как можно больше людей. Есть те, кто скептически к этому относятся.
Но дай Бог, чтобы этот процесс продолжался дальше. Единственное, хотелось бы, чтобы людей выпускали больше.
