За последние несколько лет слово «химия» приобрело у белорусов явный негативный оттенок. Наказание в виде направления в открытое учреждение открытого типа массово получали задержанные на поствыборных протестах. В конце 2022 года конвейер «химических» приговоров не остановлен — скорее, он продолжает набирать обороты. Но что сейчас происходит на «химии»? Как там устроен быт? И как сотрудники поселений относятся к политическим? Об этом «Зеркало» поговорило с двумя мужчинами, которые уже отбыли наказание.
«Приступаешь к работе в пять утра, заканчиваешь в 17 часов»
Виктора Пархимчика задержали осенью 2020 года за то, что он разбросал саморезы на дороге возле административного здания. В итоге мужчину осудили на два года «химии» по ст. 339 Уголовного кодекса (Хулиганство). Наказание он отбывал в деревне Сушки Каменецкого района. За полученные во время «химии» нарушения Пархимчик заработал смену режима и уже отсидел в колонии. Сейчас он полностью отбыл свой срок и находится в Польше, поэтому согласился поговорить с журналистами не анонимно.
— Поселение на «химии» представляет собой какой-то странный симбиоз. Ты возвращаешься частично в ГУЛАГ, частично — в какую-то нацистскую Германию, — рассказывает мужчина. — Силовики выступают здесь в роли лиц, которые эксплуатируют рабский труд. Само поселение выглядит как барак: под него отведена какая-то старая польская школа, но в данный момент она переоборудована именно под помещение, где содержатся лица, которые привлекаются к принудительному труду. В комнате — по 12 человек, все спят на двухъярусных кроватях. Внутри самого здания на всех один туалет. Чтобы выйти помыться в душ, тебе нужно спрашивать разрешение у охранника. Это дежурный, он сидит за решеточкой, и если у него хорошее настроение, он может отпустить тебя помыться после работы. Если у него оно плохое, значит, тебе не повезло. При этом следует понимать, что на «химии» все платят коммунальные платежи, как в обычном порядке. Но душ дают по разрешению, несмотря на то, что он оплачен. На поселении постоянно было холодно, в котле жгли все подряд: было ощущение, что в стране просто не хватает дров. Люди искали вдоль дорог мусор и доски. Смотрели, где коммунальщики обрезают деревья. Нас отправляли в это же место и говорили собирать остатки деревьев, чтобы потом жечь их в котле.
По его словам, на «химии» для политзаключенных создаются особенные условия — «выйти куда-то без охранника ты не можешь». Из-за этого было сложно с закупкой продуктов.
— Человек, который попал на «химию» за мошенничество или неуплату алиментов, мог пойти в город без проблем. Политические же это делать не могли, — отмечает он. — Иногда днем на «химию» приезжала автолавка, в которой цены были существенно выше средних. Причем в это время почти все осужденные находились на работе. Кроме этого, на «химию» случались рейды из КГБ и управления Следственного комитета по Гомельской области. Силовики могли приехать и проверить телефоны именно у политических. Когда тебя хотят навестить родственники, ты должен заранее писать заявление, чтобы тебе разрешили встречу. Если разрешение дают, встреча проходит под наблюдением надзирателя. Это я уже не говорю о желтых бирках, которые висят у всех политических на кроватях. Сложности были и с кухней. Когда я только приехал туда, она постоянно была открыта. То есть в любое время ты мог прийти и что-то себе приготовить. А затем они ее, как и душ, начали открывать только по расписанию на несколько часов в день. По моему мнению, для политических сохранялась постоянная тенденция на ужесточение условий.
При этом распорядок дня «на химии», по рассказам Виктора, для самих осужденных очень стрессовый: подъем в семь утра, затем нужно быстро побриться и почистить зубы. Говорит, что за небритость люди получали взыскания. А четыре взыскания — замена режима на колонию.
— При этом некоторые люди ходили на работу совсем по раннему графику: им да и мне приходилось просыпаться в 4.30. Приступаешь к работе в пять утра, работаешь при этом до 17 часов. Отмечу, что Трудовой кодекс Беларуси регулирует максимальное количество рабочих часов в неделю — 40. Больше работать нельзя. А в нашем случае мы трудились минимум 72, то есть практически в два раза перерабатывали. Отказаться от такого графика мы не могли: это считалось серьезным взысканием, за него нас могли отправить на десять суток в ШИЗО.
— Меня направили работать животноводом на ферму. Я должен был принимать роды у коров и чистить копыта: до этого момента я корову видел только на этикетке от молока. В общем, в первый же рабочий день мне оформили взыскание за «нарушение технологии кормления дойных коров», — вспоминает мужчина. — Еще после нескольких таких нарушений меня решили отправить работать на предприятие, расположенное в другом городе. И вот в качестве наказания за мои «нарушения» мне нужно было идти до фермы 25 километром пешком. Транспорт туда совсем не ходил.
Повезло, что местные жители поддерживали именно «политических химиков»: один человек подвозил меня до деревни на машине. Однажды я сам решил пройти всю дорогу пешком. Вышел с «химии» в 16.40, когда у меня закончился рабочий день. До поселения шел 4,5 часа — и очень простудился. На следующий день сказал охранникам, что я не отказываюсь от работы, но прошу дать мне маршрут, как до нее доезжать. Мне приказали идти туда в пешем порядке. Я ответил, что это нереально, попросил что-то изменить. Естественно, получил в итоге несколько нарушений за непослушание — вскоре меня перевели в брестское СИЗО.
Виктор рассказывает, что ближе к вечеру «химиков» на поселение с работы привозит транспорт, кто-то возвращается пешком. После этого на поселении начинаются воспитательные мероприятия: всех в обязательном порядке «ведут смотреть пропаганду».
— Охранники внимательно наблюдают, чтобы все смотрели телевизор с открытыми глазами. После такого просмотра новостей происходила уборка, а затем отбой, — говорит Виктор. — При этом свободного времени практически нет: на «химии» его пытаются занять всем чем угодно. Например, ты ждешь выходной, чтобы постирать вещи, привести себя в порядок и что-то себе приготовить на следующую неделю (в обычный день нет времени заниматься всеми этими делами). И вот они придумывают, например, поставить вам игру в шашки. Им неважно, умеют ли люди в них играть. Один «химик» не умел, отказался, и ему вменили за это нарушение.
Кроме игры в шашки, осужденных в обязательном порядке выводят подтягиваться на турнике. По словам Виктора, это происходит на улице в любую погоду.
— Ты не можешь отказаться от этих мероприятий, и ты должен быть соответствующим образом одет. Обязательна закрытая одежда, кроссовки или кеды. Если ты пойдешь подтягиваться на турниках не в таком виде, то, скорее всего, получишь за это взыскание. Понимаете, люди ничего этого делать не хотят. Нормальная психика человека не воспринимает принудительные игры. Это как дискотеку в концлагере устроить. А им все равно.
«Для политических выход в город запрещен до конца срока»
Станислава (имя героя изменено в целях безопасности) задержали по одной из политических статей весной 2021 года. Летом он освободился из ИУ-9, которое находится в Витебске.
— В основном там находились ребята из Минска и из других областей, они заехали по «политическим» статьям. Из местных здесь никого нет, — рассказывает мужчина. — Я так понимаю, они очень стараются закрывать всех политических максимально далеко от городов их проживания. Если ты из Бреста, то тебя обязательно отправят в Витебск или в Гомель. То есть в диаметрально противоположном направлении от того места, где человек жил. Мне кажется, это такая подлость, чтобы родным было сложнее к тебе приезжать.
Мужчина рассказывает, что они жили в комнатах по 12−16 человек, и лишь иногда людей селили вшестером. Утро стабильно начиналось в шесть утра. Сначала — подъем, затем — перекличка и проверка, «чтобы никто не проспал и не потерялся».
— После этого все, как правило, готовятся к работе: кто-то делает завтрак, кто-то умывается — в зависимости от того, кому когда нужно уезжать, — описывает свой быт собеседник. — Кто-то должен был покидать учреждение еще до проверки, а кто-то начинал работу в десять, поэтому людей расселяли по комнатам в зависимости от их графика. В конце дня все возвращаются назад. С восьми вечера до половины девятого у нас обязательный просмотр новостей: в это время никто никуда не может выходить гулять и ничего делать. Все должны сидеть по комнатам. В половину девятого — вечерняя проверка. Кто приезжает с работы рано, сразу ужинают и идут спать. Кто возвращается ближе к девяти, просто перекусывают: в 22 у нас был отбой, поэтому все дела нужно успеть сделать до этого времени.
У некоторых осужденных место работы находилось очень далеко, туда нужно было добираться два с половиной часа. Кого-то отвозили на машинах самого поселения, другие добирались на общественном транспорте. Иногда «химиков» мог подвозить даже работодатель.
— Некоторые осужденные, я в том числе, с удовольствием ходили бы семь дней в неделю на работу, но это не разрешено — у нас есть обязательный выходной, — рассказывает мужчина. — На работе ты более комфортно себя чувствуешь, чем на «химии». В учреждение ты ходишь и каждый раз боишься нарваться на плохое настроение: не так поздоровался, как бы им хотелось, не так посмотрел… Придраться они могут к чему угодно. А вот трудиться нужно с такими же обычными людьми, как ты сам, иногда можно договориться с руководителем и немного отдохнуть. Осужденные работают на фермах, иногда — на пилорамах. В свободное время нам можно было читать книжки, залезать в интернет. Многие старались с пользой проводить это время: кто-то, например, усиленно занимался спортом. В общем, занятия найти можно, не разрешали нам только лежать на кровати.
В целом к нам относились нормально. Если ты тихо и спокойно сидишь, как пленный в заложниках, то с той стороны к тебе, как правило, никакого сверхвнимания не последует. Если идет какая-то агрессия и провокации, то естественно, к человеку возникают вопросы от сотрудников «химии». Его могут наказать, закрыть в ШИЗО со всеми вытекающими. У нас был один мужчина, который спокойно сюда приехал, но в итоге что-то в общении с администрацией у него не заладилось. Его просто осудили на замену режима, и он уехал в колонию.
Самое тяжелое, по словам мужчины, это разлука с родными. Даже несмотря на то, что с ними можно ежедневно созваниваться, личные встречи такое общение не заменяет.
— Приезжать родственники могут хоть каждые выходные, но условий для этого очень мало. Единственное место для встречи — это палисадник, он засыпан по колено снегом. Провести четыре часа на холоде тому же маленькому ребенку очень сложно. За все время моего нахождения там других предложений мест для встреч не поступало, — объясняет Станислав. — Для политических выход в город был запрещен до конца срока, так как мы стояли на учете как склонные к экстремизму. Встретиться в городе с родными и погулять тоже нельзя. Арендовать место потеплее невозможно. У неполитических с этим легче: они не стоят на учете, нарушений у них нет, они могут куда-то выходить. Осужденные, которые не работают, могут дважды в неделю в сопровождении сотрудника поселения выйти в магазин. Остальным приходится пользоваться доставкой продуктов.
При этом Станислав говорит, что «даже в таком месте» можно находить «лазейки» и «жить более-менее спокойно».
— Я вам скажу со своей точки зрения, хотя, возможно, она и не отражает общую картину. Если никого не провоцировать, все будет нормально. Скорее, вопросы есть к быту. Кто-то из твоих соседей храпит, другие люди со своими странными привычками, которые тебе неприятны, — объясняет он. — Но все это срез общества, с которым надо общаться и находить общий язык. Здесь все нужно не силой решать, а как-то договариваться. С учетом того, что на такой «химии» политических почти пятая часть, уровень адекватности вырос, окружение нормальное. Я рассматриваю «химию» как большое общежитие, местами даже санаторий. Если у тебя есть желание чем-то заниматься, ты даже можешь найти способы реализовывать здесь свое желание к обучению. Конечно, нет помещений, где это можно было бы делать спокойно, но если есть цель, то способы можно найти.
