В понедельник, 12 декабря, стартовал первый заочный суд в отношении пяти человек — их обвиняют в администрировании «Черной книги Беларуси». Дело рассматривают без участия самих обвиняемых, хотя им даже выделили государственных адвокатов. Каково это, когда тебя судят заочно? «Зеркало» расспросило фигурантов о впечатлениях от процесса.
Дело рассматривает Минский городской суд, судья — Наталья Бугук, которая судила журналисток «Белсата» Катерину Андрееву и Дарью Чульцову.
Обвиняемых пятеро. Это:
- Дмитрий Навоша, 44 года, медиаменеджер и сооснователь Sports.ru;
- Янина Сазанович, 28 лет, создательница инициатив «Каратели Беларуси» и «Дзікае Паляванне», бывший администратор ЧКБ;
- Даниил Богданович, 25 лет, студент Европейского гуманитарного университета (ЕГУ) и бывший сотрудник ЧКБ;
- Валерия Занемонская, 21 год, выпускница ЕГУ, бывший администратор ЧКБ;
- Ольга Высоцкая, 23 года, выпускница ЕГУ, бывший администратор ЧКБ.
Всем им вменяют две статьи: ч. 3 ст. 130 (Разжигание вражды) и ч. 3 ст. 203−1 (Незаконный сбор и распространение персональных данных). Максимальное наказание по этим статьям — до 12 лет лишения свободы.
«Прыкладна разумею, якія будуць вынікі»
Вольга Высоцкая адзначае, што падчас першага пасяджэння, а 10-й раніцы па Мінску, яна была гатовая падключацца да суду анлайн.
— Аднак цуда не здарылася. Мяне не падлучылі. Далей я проста паглядзела парачку фотаздымкаў, якія яны апублікавалі. Але нічога новага там не было. У нейкі момант гэта нават стала забаўным: назіраць, як яны баяцца кантактаў з абвінавачанымі па нашай справе. Робяць выгляд, што нічога не адбываецца, і потым кажуць, што гэта мы не хочам удзельнічаць у працэсе. Гэта рэальна становіцца смешна. Што б там ні адбывалася, гэта не спыняе маёй працы, а яна напрамую звязаная з далейшым прыцягненнем да адказнасці тых, хто звязаны з парушэннем правоў чалавека ў Беларусі.
Вольга дадае, што ў той жа дзень, а 15-й, яна спрабавала звязацца з адвакатам, якога ёй прадаставіла дзяржава, Аляксандрам Ціханюком.
— Але ён скінуў мой званок, таму паўдзельнічаць у судзе ў мяне не атрымалася. Вядома, факт таго, што працэс адбываецца, а ты не ведаеш, што пра цябе кажуць, непрыемны. Сам суд я не ўспрымаю ўсур'ёз. Я прыкладна разумею, якія будуць вынікі і дзеля чаго яны гэта робяць. Непрыемна толькі, што я не магу пачуць і адказаць, калі мяне ў чымсьці абвінавачваюць.
Дзяўчына таксама распавяла, што яшчэ да суда спрабавала выйсці на кантакт з адвакатам.
— 7 снежня мне прыйшоў першы і апошні адказ ад суда на маё хадайніцтва: паведамілі, хто мой адвакат. Я патэлефанавала яму 9 снежня. Ён адказаў мне ў вайберы. Спачатку сказаў, што не можа мяне ідэнтыфікаваць па званку, бо не можа мяне бачыць. Я параіла яму аднесці тэлефон ад вуха (не ведаю, ці зрабіў ён гэта). Аднак ён сказаў, што нічым не можа дапамагчы мне ў дадзенай сітуацыі. На гэтым моманце я вырашыла, што ён разумее, хто я, проста пазбягае камунікацыі. Я спытала, калі ён не ведае маю пазіцыю, каго ж ён будзе абараняць у судзе. Ён сказаў, каб мы стэлефанаваліся пазней, а 17-й гадзіне. Я вырашыла перастрахавацца і набрала яму, а 16-й. Хутчэй за ўсё, тады ён ужо заблочыў мяне ў мэсэнджэры: я скінула яму скрыншоты таго, што я пісала яму, у суд і Калегію адвакатаў. Астатнія паведамленнні былі пазначаныя адной птушачкай, то бок яны нават не дайшлі да яго. Да таго ж я перастала бачыць яго фотаздымак і калі ён быў анлайн.
Пасля гэтага дзяўчына паспрабавала патэлефанаваць адвакату зноў, але выклік не прайшоў. Затым яна зрабіла яшчэ некалькі спробаў са звычайнага тэлефона.
— Ён проста скідваў мае званкі. Я напісала яму паведамленне, у якім адзначыла, што суд пачынаецца ўжо ў панядзелак, яму трэба хаця б пачуць маю пазіцыю. У выніку ён проста адключыў тэлефон. Я напісала яму імэйл і сказала, што ў сувязі ў тым, што ён ігнаруе ўсе мае запыты, я пішу скаргі і выказваю адмову ад адваката, планую абараняць сябе сама. Пасля першага пасяджэння я таксама напісала яму паўторны імэйл і адзначыла, што ён парушае правы таго, каго ён «абараняе».
Вольга дадае, што ні з кім з сілавікоў яна не кантактавала, з дзяўчынай таксама ніхто з іх не звязваўся.
— Хутчэй за ўсё, у выніку нам прысудзяць 12 год і забароняць уезд у краіну. Магчыма, пазбавяць грамадзянства. Я не ведаю, што ў іх у галовах, але мне цікава паназіраць, які будзе вынік. Гэта не стане нечаканасцю ў любым выпадку. Нечаканасцю будзе толькі калі яны расцягнуць гэты працэс. Зараз я займаюся прасоўваннем гэтага кейса ў міжнародныя праваабарончыя арганізацыі, каб ён быў галосны. Мы першая пяцёрка, за намі яшчэ дзясятак чалавек. Калі мы будзем моўчкі назіраць за тым, як парушаюць нашы правы, мы проста дамо ім усе карты ў рукі і яны адчуюць, што могуць рабіць што заўгодна.
«Совсем этим цирком не интересуюсь»
Дмитрий Навоша говорит, что никаких уведомлений о процессе ни на какой из его стадий он не получал. При этом он отмечает, что его почта находится в открытом доступе.
— Ни уведомления об открытии «дела», ни его содержания, ни даже сути обвинений, ни каких-либо приглашений на допрос или суд. Ничего, совсем. «Адвокат» тоже со мной никак не связывался, — объясняет Дмитрий. — То есть ни о какой состязательности процесса, представлении мнений и позиций сторон тут речи, конечно же, не идет. В зале «суда» нет не только обвиняемых и настоящих адвокатов, но также нет и судей. Во всем цивилизованном мире давно известно, что нормального суда в Беларуси нет, новые «законы» — неправовые (и в некоторых местах противоречат конституции), высшее руководство никем не выбрано и легитимным не является. Надеюсь, этого достаточно, чтобы пояснить, почему я вообще никак не интересуюсь происходящим и на ваш вопрос «Что вы делали во время суда?» ответил вопросом «А когда он был или будет?». Честно, совсем этим цирком не интересуюсь. Это примерно как если бы я с соседями взял и осудил бы, допустим, Карпенкова с Тертелем. Вряд ли вышло бы менее весомо.
Дмитрий Навоша также отмечает, что трактует новую практику «заочных судов» «как одно из тысяч пропагандистских мероприятий, которое зачем-то понадобилось».
— Видимо, для запугивания (хотя многих ли таким реально напугать?). Ну, и чтобы пограбить по возможности. Моя квартира уже более года находится под арестом, кстати, неправовым и незаконным, — говорит Дмитрий. — К слову, из последнего есть два нехитрых следствия. Разумеется, вся награбленная в таких «судах» собственность вернется к обладателям после конца режима. Реституция — восстановление в правах — хорошо известный и многократно опробованный в таких случаях механизм. Вся Восточная Европа через это прошла после развала Варшавского блока. Другими словами, если кто-то решится покупать награбленную недвижимость, то ремонт в ней делать не спешите, просто потеряете деньги. Да и вообще «приобретение либо сбыт материальных ценностей, заведомо добытых преступным путем» — это само по себе преступление, 236-я статья УК РБ.
Но если у чиновников режима есть иллюзия, что засидятся они надолго, то допускаю, что чуть раньше я обращусь к вопросу компенсации незаконно отнятого у меня за счет собственности белорусского государства за границей. Глубоко пока тему не изучал. Но полагаю, что она перспективная, в Европе как раз есть и право, и настоящие суды. Думаю, мы как-нибудь обсудим это с другими «обвиняемыми» «заочных судов», у которых нашлось, что отнять.
«З тэрарыстамі не размаўляюць»
Яніна Сазановіч распавядае, што падчас першага суда яна спала, потым размаўляла з журналістамі і «нічога не рабіла».
— Па адчуваннях мне было абсалютна спакойна. Учора Воля (Высоцкая. — Заўв. рэд.) мне напісала, што другое пасяджанне абудзецца 13 снежня. Я запыталася, дзе яна гэта глядзіць. Удакладніла ў яе, у якім суде наша справа. Даведалася, што ў Мінскім гарадскім. Ну то хаця б буду ведаць. З адвакатам я не звязвалася. Мая пазіцыя такая: улада нелегітымная, я не хачу нічога даваць ім са свайго боку, таму што я не лічу, што з імі трэба ладзіць нейкія справы. Яны захапілі ўладу, а з тэрарыстамі не размаўляюць.
Пры гэтым Сазановіч дадае, што кантакт з сілавікамі ў яе адзін — праз каналы сувязі яе праектаў. Сазановіч прызнаецца, што ад суда яна нічога не чакае. Па словах дзяўчыны, ніхто не ведае, што яшчэ могуць прыдумаць сілавікі.
— Але я веру, што калі мы вернемся назад у Беларусь і пераможам, усе гэтыя прысуды будуць вызначаныя як нелегітымныя. Веру, што ўсё тое, што яны прысудзяць, будзе адменена, — абагульняе Яніна.
«Это, скорее, какой-то фарс»
Даниил Богданович отмечает, что во время суда он работал, а потом «играл в Play Station». — Занимался своими делами. Не следил за судом. Видел смешную фотку с пустой клеткой, с пустыми местами судей. Это достаточно забавно. Но я никак особо не следил дополнительно, — говорит он.
— Наверное, мне было бы неприятно, если бы это был какой-то серьезный суд, если бы слушание проходило в европейской стране, — продолжает он. — Но я в целом не очень рассматриваю все это как полноценный состязательный процесс. Это, скорее, какой-то фарс, легитимизация оправдания того, что они хотят лишать людей гражданства. По этой причине я не очень серьезно на все это смотрю, с адвокатом не связывался. Я видел, что это делала Оля Высоцкая. В принципе, она в очередной раз доказала, что это фарс.
Я даже не уверен, что эти люди настоящие адвокаты. Собственно, я не видел какого-то смысла всем этим заниматься, потому что, опять же, состязательности нет, это все какая-то театральная постановка. Мы знаем, чем это закончится: мы читали пьесу, все понимаем. Поэтому я не хотел тратить свое время и нервы.
Богданович также добавляет, что никаких контактов по поводу суда у него ни с кем не было. А смысла участвовать в самом процессе при невозможности на него повлиять он не видит.
— Поэтому зачем нанимать каких-то адвокатов и говорить с уже предоставленными защитниками. Ровно как и следить за процессом, — говорит он. — Единственное, что мне интересно, как они попробуют с юридической точки зрения обосновать лишение меня гражданства. Я готовлюсь к этому. Как я понимаю, там будет сразу несколько проблем по этому вопросу. Во-первых, потому что все-таки мое гражданство не приобретенное, а по рождению. Во-вторых, нельзя лишать гражданства лиц, у которых нет другого гражданства. Это запрещает международная конвенция. Интересно посмотреть, будут ли они вообще пытаться извернуться или они просто махнут рукой и скажут: «А пофиг, лишаем и все».
