Художник Артем Пронин — один из тех, кто в августе 2020 года первым попал под каток репрессий и издевательств сначала ОМОНа, потом окрестинских застенок. Освободившись, он подробно описал все круги ада, которые прошел вместе с сотнями задержанных в те первые дни. Чтобы наглядно показать весь ужас, который творили силовики, Артем во время одной из акций протеста в центре Минска разделся, показав свое избитое тело. В сентябре 2020 года мужчина вынужден был уехать из Беларуси. Он рассказал «Салідарнасці», как живет последние три года.
Для голосования в своем доме предложил три варианта: «одинокий отец», «три девушки» и «сомневаюсь»
— До 2020 года я вполне нормально жил в Беларуси, зарабатывал себе на жизнь тем, что писал портреты на заказ, — рассказывает художник.
Среди его работ были и портреты судей, и милицейского начальства, и даже Сергея Шойгу, который тогда еще занимал пост министра МЧС РФ.
— Конечно, сам я с ними не общался. Например, из Верховного суда приходил какой-то мужичок, похожий на завхоза. Делал портрет начальника одного столичного РУВД, еще каких-то людей в погонах.
Лет десять назад, кажется, наши эмчээсники заказывали портрет российского министра МЧС Шойгу. Вообще заказчики были разные. Я не скрываю этот факт.
Как никогда и не скрывал своих взглядов и своего отношения к тому, что происходит в нашей стране. Собственно, среди художников, которых я знал и которые писали портреты чиновников или работали над оформлением каких-то культовых государственных зданий, было очень много людей противоположных взглядов. Даже сложно вспомнить тех, кто поддерживал бы эту власть.
Скорее всего потому, что чем образованнее человек, тем лучше он понимает происходящее. Мы просто зарабатывали деньги. Конечно, у тех, кто состоит в Белорусском союзе художников, больше ограничительных рамок.
Часто это мастерские, которые им предоставляют на льготных условиях. Думаю, что это основной фактор лояльности большинства белорусских художников. Я сам никогда не являлся членом БСХ, мастерскую себе сделал сам.
Именно потому что знал о настроениях в нашем творческом сообществе, был разочарован, когда во время августовских событий и после открыто выступили только пару известных мастеров.
Уверен, что большинство все понимает, но держится за эти мастерские, должности, госзаказы.
— Но роль «придворного художника» не вакантна, ее заняла некая Светлана Жигимонт, которая старательно рисует картины омоновцев и Лукашенко. Как вы относитесь к этому творчеству? Чем ее портрет Лукашенко отличается, например, от вашего портрета Шойгу?
— То, что делал я, это был бизнес, то есть мне заказали — я сделал. Никогда не выдавал это за искусство, понимал, что это ремесло, и если бы делал выставку, такие портреты вряд ли бы туда вошли.
Сам никогда не предлагал свои услуги ни чиновникам, ни силовикам. Более того, когда поступали предложения на работу с политическим контекстном от госструктур, я отказывался.
Возможно, кто-то осудит меня за то сотрудничество, но, честно говоря, десять лет назад отношение к тому же Шойгу у меня было нейтральное — ну эмчээсник, спасает людей от паводков.
До 2020 года я ходил на выборы только один раз, попробовал проголосовать за Милинкевича, попытался сделать то, что мог, хотя понимал, что вряд ли из этого что-то выйдет. Моя позиция была как у многих: я против Лукашенко, но, к сожалению, мы в меньшинстве.
— А после 2020 года вы изменили свое мнение?
— Мы упираемся в социологический вопрос, а он довольно сложный в условиях нынешней Беларуси. Например, среди моих друзей и знакомых почти не было тех, кто думал иначе, но это всего лишь круг моих знакомых.
Если вы посмотрите сегодня даже на ту статистику, которую удается делать, то увидите, насколько большая часть белорусов сейчас, когда идет война, выступают за союз с Россией.
Дело даже не в том, что кто-то «за» или «против» Лукашенко, у таких людей как я, позиция в принципе прозападная, ориентированная на демократию, на соблюдение прав человека.
Допустим, у меня брат гей, он уехал из Беларуси давным-давно, потому что не мог там жить нормально. Вот я бы хотел, чтобы он и такие, как он, да и вообще разные люди могли спокойно жить в нашей стране и не чувствовать себя изгоями. Ну, а против этого, скорее всего, будет значительная часть даже сейчас.
— Какие ощущения у вас были в 2020 году?
— Были такие наивные мысли, что даже если Бабарико или другой кандидат не победит, то мы все равно увидим впечатляющие цифры, которые они набрали бы во время голосования, там, 30% или 40%. Я не мог себе представить, что будет абсолютный беспредел.
Накануне выборов я делал опрос среди своих соседей в нашей высотке. В нем приняло участие полдома, это больше сотни человек. Для голосования я им предложил три варианта: «одинокий отец», «три девушки» и «сомневаюсь». И 95% проголосовали за «трех девушек», остальные 5% сомневались.
Конечно, в моем доме большинство — молодежь, но по нашему участку это было показательно, потому что все соседние высотки тоже были заселены таким же людьми. То есть мы понимали, что на нашем участке Лукашенко никак не мог победить.
— Вас задержали даже не на митинге, 11 августа вы просто ехали на велосипеде.
— Тем летом я не мог остаться равнодушным, стоял в очередях, чтобы оставить подпись, участвовал в велопробегах. Но задержали меня рандомно, тогда хватали почти всех мужчин.
До сих пор не считаю это задержанием. Задержание — это когда тебе указывают и на нарушение, и на твои права. То, что случилось со мной, как впрочем и с остальными тысячами людей, это было похищением.
Сразу после освобождения я выступил с перформансом у Дворца искусств. Считал своим долгом как можно больше рассказывать везде о том, что происходило.
Сразу обратился в скорую помощь, меня обследовали, сняли побои, отметили случай как криминальный. А после мне стали приходить повестки в разные органы, и адвокат настоятельно посоветовал уехать. Я имею гражданство Израиля, несколько лет назад уже жил там год, в сентябре 2020-го снова уехал туда.
— Интересно, а почему, имея возможность жить в другой стране, вы выбрали Беларусь?
— Я бы и сейчас выбрал Беларусь, если бы там моей жизни и свободе не угрожала опасность. Мне всегда нравилось путешествовать, но комфортно жить мне только в Беларуси. Без диктатуры, конечно.
Думаю, у многих был такой диссонанс, с одной стороны, кроме этой страны, я не вижу себя нигде, с другой, хотелось бы, чтобы мои права соблюдали.
К тому же у меня в Беларуси все было — дочка, родные, загородный дом, своя мастерская, много заказчиков.
«В Израиле нашел себе все, что нужно для жизни, бесплатно»
Переехав в Израиль, наш земляк выбрал для себя совершенно удивительный образ жизни. Он поселился в горах в шалаше!
Говорит, что это помогает ему ощущать себя в длительном путешествии и не позволяет оставить надежду на возвращение.
— Когда-то я объехал весь Израиль, увидел очень много красивых мест, разные ландшафты, климатические зоны. За один день здесь можно попасть из зимы в лето. Место, которое я выбрал для жизни, понравилось особенно — и климатическими условиями, и географическим расположением. Отсюда рукой подать и до Египта, и до Иордании, до Петры.
Здесь очень красивые горы, внизу побережье Красного моря. Девять месяцев прекрасная погода, с октября до апреля средняя температура ночью +15°С, днем +25°С. Замерзнуть фактически невозможно.
На каких-то пиках температура может опуститься до +6°С, но это в самые холодные пару дней в году. Здесь проблема не в том, что холодно, а в том, что жарко летом, поэтому на лето я обычно уезжаю к родственникам в квартиру под кондиционер или путешествую.
Жить можно даже без палатки, просто в спальном мешке. Дождь может идти всего пару раз в году. Палатки, шалаши или другие укрытия нужны не для того, чтобы спрятаться от дождя, а чтобы спрятаться от солнца.
— Дорого ли жить в палатке в Израиле?
— Я вообще на своем примере разрабатываю систему, как жить с наименьшими затратами, а лучше вообще без них. В Израиле это возможно.
У меня есть небольшие сбережения, но в большинстве случаев стараюсь выбирать то, за что не нужно платить. Например, я живу здесь не совсем в шалаше, а во временном жилище из подручных материалов, которое здесь называют zula.
Практически все материалы, из которых сделано мое жилье, и то, чем я его оборудовал, были найдены. Здесь есть обычай выбрасывать не только старые, но и надоевшие или чуть поломанные вещи, которые может подобрать любой желающий.
Мои родители нашли на мусорке даже плазму. И я таким образом собрал себе все, что нужно для жизни — мебель, посуду, газовую горелку, одеяло, постель, шезлонг — все, вплоть до небольшого мольберта, на котором пишу.
Израиль — страна не бедная. Мы живем в эпоху перепроизводства всего. Здесь выбрасывают и огромное количество еды, не обязательно испорченной, это могут быть продукты с заканчивающимся сроком годности, не самые свежие, просто залежалые, которые не купили. Магазины целыми ящиками выбрасывают овощи, хлеб прямо в упаковках и много другого.
Также есть много разных организаций, которые готовят обеды для людей с более низким достатком. Одна из таких, например, собирает из ресторанов то, что приготовили, но не продали. Там всегда очень вкусно. В такие места приезжают пообедать и на машинах.
Суть моей теории — не работать днями для того, чтобы оплачивать возможность жить комфортно, а построить свою жизнь так, чтобы было как можно меньше затрат, и просто получать удовольствие от жизни и заниматься творчеством.
Я и здесь продолжаю заниматься живописью, пишу и для себя, и на заказ. А еще делаю несколько проектов в сфере NFT. Одну из таких работ у меня уже купил частный цифровой музей.
— А как вы занимаетесь цифровым творчеством в своем жилище и, вообще, как насчет благ цивилизации?
— Традиции жизни на природе в Израиле очень развиты. Многие уезжают с палатками на выходные, ходят в горы, пенсионеры могут подолгу жить на пляжах, отдыхать, наслаждаться. В походы отправляются люди с разным достатком.
Соответственно, прекрасно развита туристическая сфера, продумано все до мелочей, все можно купить или найти.
Можно и самому сделать что-то. Допустим, в основе моего жилища — деревянный каркас, который я смастерил сам. Все остальное, как уже говорил, нашел.
Купил себе только хорошую спортивную обувь, так как много хожу в походы, и рюкзак. Из бытовых вещей дороже всего мне обошлись солнечные панели и пауэрбанк, благодаря которым у меня есть интернет и свет.
Первая небольшая панелька, от которой я заряжаю телефон, стоила 25 долларов. Теперь у меня несколько таких, они обеспечивают бесперебойную работу телефона и ноутбука. Вообще, многие, кто живет на природе, оборудуют свои жилища большими панелями.
Что касается цивилизации, то до ближайшей остановки, с которой идут автобусы в город, я спускаюсь 10 минут, недалеко от меня есть заправка с круглосуточным магазином. Рядом множество пляжей с инфраструктурой, душевыми кабинками и благоустроенными туалетами.
— К вам приезжают гости сюда?
— Конечно! Приезжают знакомые, также приглашаю всех земляков, кому, возможно, негде жить после переезда или нужно адаптироваться, пережить какой-то сложный период.
Для таких целей мое жилье — лучший вариант, даже если кому-то кажется, что это слишком необычно. На самом деле здесь очень комфортно и экономно.
Я сам, когда переехал, сначала жил в гостях, потому что сразу на тебя обрушивается много организационных вопросов. Но после выбрал для себя именно этот вариант проживания, можно сказать, длительный пикник.
— Сейчас в Израиле непростые времена: митинги, протесты. Как вы к этому относитесь?
— Для Израиля, как и для любой демократической страны, то, что люди выражают свое мнение и отстаивают свою позицию, это нормально. В любом случае, даже самые массовые протесты с беспорядками не позволяют полицейским здесь избивать демонстрантов.
Из-за забастовок периодически не работают какие-то организации, услуги, но к этому все уже привыкли. Тут и во время Шаббата ничего не работает, даже транспорт. Поэтому я первым делом, приехав в Израиль, купил себе велосипед.
— Что, по-вашему, ждет Беларусь?
— Все время думаю о событиях в Украине, о том, что они связаны и с нами. Будет страшно, если мы все-таки не успеем отскочить от России и будем, как та же Палестина, с вечным военным положением, без выборов, без развития, без свободы. Они так живут много лет и все оправдывают войной.
— С Палестиной нас еще не сравнивали, с Северной Кореей, Венесуэлой, Кубой — да, а это что-то новенькое.
— Я с Палестиной даже больше сравнил бы Россию, а нас это коснется в том случае, если мы пойдем за ними. Именно поэтому меня пугает такое большое количество белорусов, выбирающих сегодня ориентир на союз с Россией.
— Многие говорят, что каждый год в эмиграции уменьшает шансы на возвращение. У вас почти через три года желание вернуться не пропало?
— Не пропало. Я и до этого много путешествовал, бывало, что и по полгода проводил вне Беларуси. И сейчас представляю, что я просто в длительном путешествии, из которого обязательно вернусь.
Мне здесь хорошо, но я все равно чувствую себя в гостях. А хочется домой!