Преследования за политику в Беларуси происходят без оглядки на возраст. Пенсионерку Галину Дербыш суд приговорил к 20 годам колонии, обвинив в заговоре с целью захвата власти и акте терроризма. 70-летний Василий Демидович получил 6,5 года колонии по статье об оскорблении Лукашенко. Каково человеку пенсионного возраста находиться в колонии, где нет нормального лечения и питания, холод в ШИЗО и жесткий распорядок дня? «Медиазона» рассказывает истории троих политзаключенных, самому старшему из которых — 70 лет.
«Дед» и «эй ты». Отношение
64-летний Михаил (имена всех героев изменены) провел 2,5 месяца в СИЗО и чуть меньше года в колонии, был обвинен в организации беспорядков. По его словам, в отношениях к заключенным на бытовом уровне почти у всех присутствует эйджизм. Пенсионера могут называть «дед», «эй ты» и не особо считаться с его мнением. Это касается и сокамерников, и администрации колонии.
— Мне прыйшлося дамагацца, каб мяне называлі па імені і не «тыкалі», — рассказывает Михаил.
Еще один бывший заключенный, 70-летний Евгений, осужденный по статье об оскорблении Лукашенко, рассказывает — более-менее уважительно к пожилым людям в колонии относятся в основном «политические». Именно с ними он старался выстраивать общение:
— Там сидели ребята, которые мне как внуки. И за любую провинность их наказывали, отправляли в ШИЗО, а я старался хоть как-то им помочь.
По словам еще одного политзаключенного, осужденного по статье об оскорблении судьи и прошедшего через колонию 61-летнего Алексея, в колонии он столкнулся с давлением с двух сторон: администрации и «криминалитета». Алексей говорит, что старался не проникнуться тюремным бытом, не употреблять тюремную лексику и доносил это до сокамерников. Со временем давление прекратилось, а заключенные даже говорили «дедушка у нас — как кусочек свободы».
— Я когда уже освобождался, мне сказали напоследок — дедушка, не возвращайся сюда, не твое это, — вспоминает он.
«Не положено». Работа в отряде
Пенсионеры в колонии не работают — некоторых помещают в специальный отряд, где только люди на пенсии. Однако бывает, что люди пенсионного возраста просто остаются в своем отряде и не ходят на работу.
— Я прасіў доступу на стадыён, каб мне дазволілі бегаць, рабіць практыкаванні — мне адмовілі. Тады я сказаў, што я магу яшчэ працаваць, я хацеў працаваць, каб хоць неяк час хутчэй ішоў. Але мне начальнік калоніі сказаў, што не, «не положено — сидите в отряде, читайте книжки», — рассказывает Михаил.
При этом, по словам бывшего политзаключенного, нельзя сказать, что в колонии как-то особенно много свободного времени и его непонятно куда девать.
— Увесь час пастраенні, нейкія вобшукі, лекцыі, мерапрыемствы. Максімум есць гадзіна-две, да абеду ці пасля, — говорит он.
Евгению также по возрасту не полагалось работать в колонии. В течение дня, когда было время, он читал книги и писал много писем — друзьям и родственникам.
Люди пенсионного возраста, по словам Михаила, не освобождаются в колонии от дежурств и выполняют их наравне со всеми.
У мяне там быў знаёмы, яму 60 гадоў, і вось удвая ноччу на дзяжурстве мы з ім чысцілі бульбу, а потым прыходзілі ў атрад, пару гадзін спалі і ўставалі на пастраенне ў шэсць, — рассказывает бывший политзаключенный.
«Быў мужчына, які ледзь хадзіў, амаль не падаў на пастраеннях». Распорядок дня
По словам Евгения, в колонии распорядок дня «рассчитан» на молодого человека и не подходит для человека в возрасте.
— Нужно банально больше времени на элементарные бытовые процедуры, такие как сходить в душ или туалет. Но тюремный график не предусматривает каких-то исключений из правил, — вспоминает он.
Как рассказывает Михаил, пенсионер не может рассчитывать на какие-то льготы или поблажки от администрации колонии. Самому ему там было «относительно просто», поскольку здоровье не подводило.
— Назіраў за яшчэ больш сталымі людзьмі з іншых атрадаў: быў мужчына, які ледзь хадзіў, з палачкай. Цягнуўся за гэтым сваім атрадам, але яго ўсё роўна трымалі ў калоніі і не адпускалі. Ён амаль не падаў на пастраеннях. У маім атрадзе быў чалавек з нейкай пухлінай у галаве, некалькі разоў губляў прытомнасць. Але яму ніяк не дапамагалі, толькі запісалі ў чэргу на МРТ, чакаць трэба было паўгады. Ну і перавялі на першы паверх, каб не ўпаў на лесвіцы, — говорит Михаил.
Острее в возрасте сказывается нехватка витаминов в скудном питании. По словам Алексея, ему срок в колонии дался проще из-за его образа жизни на свободе.
— У мяне даўно было правіла: ўставаць з-за столу з лёгкім пачуццём голаду. Таму па ежы я абыходзіўся самым неабходным. З калоніі выйшаў багатым як крэс, на рахунку амаль паўтысячы было, бо ў атаварцы практычна нічога не браў, толькі каб перакусіць пасля другой змены на промцы, — рассказывает он.
Тюремный срок сказывается на здоровье. Как говорит Алексей, буквально за несколько месяцев в колонии у него «полетели» зубы. Один зуб выпал, другие требовали лечения, которым мужчина занимается сейчас. Кроме того, еще в заключении обострились проблемы с давлением.
— Я заўважыў, што ў мяне была такая рэакцыя — ад несправядлівасці, ад бесчалавечнага абыходжання ў мяне падымаўся ціск. А нагод, канечне, хапала, — рассказывает он.
Евгений рассказал, что за время в колонии у него обострился артрит и астма. Адекватной медицинской помощи, как рассказал он, в колонии не получить. Кроме того, если часто беспокоить сотрудников медсанчасти, можно получить взыскание.
«Встретил 70-летие в ШИЗО». Штрафной изолятор и ПКТ
Люди на пенсии наравне с остальными заключенными могут получить взыскания, часто — по надуманным причинам.
Евгений встретил свое 70-летие в ШИЗО потому, что обратился за медикаментами. Тогда его отправили в изолятор на четверо суток.
Алексей также несколько раз попадал в ШИЗО, помещение камерного типа (ПКТ), а на часть срока его вообще перевели из колонии на тюремный режим. Как он сам говорит, последнее случилось потому, что он разговаривал с администрацией колонии по-белорусски, а там этого не любили.
— На «крытцы» у Гародне, ў адрозненні ад Віцьбы, да мовы ставіліся ужо нармальна, і нават кантралёры паміж сабою гутарылі на нейкай трасянцы. Але там мне прыйшлося размаўляць па-расейску з сукамернікамі, яны мяне аб гэтым на прамілуй бог прасілі, бо беларускай мовы зусім не разумелі, — вспоминает он.
Был в ШИЗО и Михаил — он вспоминает о холоде в камере.
— Сон на голых дошках на холадзе адаб’ецца і на здароўі маладога чалавека, можа, толькі не адразу гэта будзе заўважна, — уверен он.
Пенсии на реабилитацию не хватает. Жизнь после
После выхода из колонии человеку на пенсии, как и другим заключенным, нужно заниматься восстановлением подпорченного здоровья. Денег на лечение и витамины часто не хватает.
Раньше Евгению полагались льготы как ликвидатору аварии на ЧАЭС, однако сейчас он не получает их. Статус «ликвидатора» изменили на «пострадавшего» от аварии.
— Колени болят, я еле хожу, и астма еще. Хотелось бы поехать в Солигорск, в санаторий со спелеолечением, но я не могу этого себе позволить. Даже если мне путевку дадут, поехать не за что. У меня пенсия 600 рублей, жена чуть больше 300 рублей получает. Какое лечение я себе могу на эти деньги позволить.