В 1940 году в тесный кабинет следователя НКВД ввели щуплого лысого паренька с острым носом. Заключенный совсем не был похож на «социально-опасного элемента», каким его рисовали материалы «расстрельного» уголовного дела. Имя: Менахем. Фамилия: Бегин. Родился в 1913 году в Брест-Литовске. Был руководителем молодежной сионистской организации «Бейтар» в Польше, а значит, в Советском союзе он шпион, диверсант, агент британского империализма, враг. В тюрьмах НКВД узники спрашивают себя не о том, когда они выйдут, а выйдут ли. Бегин думал, что ему не суждено. Следователь тоже. Ошибались оба. Рассказываем историю долгой, сложной и противоречивой жизни шестого премьер-министра Израиля, которая началась в 1913 году в небольшом городке Брест-Литовске.
Брест в начале прошлого века был очень опасным местом. Войны, еврейские погромы, опять войны, опять погромы… Город жгли, бомбили, рушили. Кто мог — уезжал, других принудительно эвакуировали. Кто-то оседал на чужбине, кто-то возвращался на руины и строил свою жизнь заново, чтобы через несколько лет ее опять разрушили.
«Я часто себя спрашивал, если бы в Брест можно было поехать так же просто, как в Йоханнесбург или Нью-Йорк, встал бы я и вернулся в город, в котором провел свое детство, — писал в своей статье для второго тома „Энциклопедии еврейской диаспоры“ уроженец Бреста Менахем Бегин. — Нет. Нет. Я не позволю себе вернуться в Брест. Но Брест всегда будет преследовать меня и быть со мной. Потому, что из отчего дома я вынес три вещи, и они всегда были со мной в печалях и радостях — в ночи столкновений и в светлые дни. Вот они: люби собратьев евреев, не страшись иноверцев, счастлив тот, кто несет с собой бремя своего детства».
Проект «Предки» — это цикл статей о людях, тесно связанных с Беларусью. Его герои — уроженцы «клочка земли», чьи имена в свое время гремели на весь мир — и не всегда в хорошем смысле слова. От невероятных ученых и предпринимателей до гангстеров и основателей современного Голливуда. О них знают и помнят далеко за пределами Беларуси, а мы хотим, чтобы и на Родине их не забывали. Истории «Предков» вдохновляют, удивляют, шокируют. Но неизменно вызывают интерес.
«Мы платили за знания ежедневными побоями»
Менахем Бегин родился в 1913 году в Брест-Литовске. Город в то время был частью Российской Империи. Роды принимала бабушка будущего премьер-министра Израиля Ариэля Шарона.
Отец Менахема Зеев-Дов был потомственным торговцем лесом. Семья Бегинов в местной еврейской общине была на слуху. Поговаривали, что в юности Зеев-Дов пытался убежать из дома в Берлин, чтобы учиться в университете. Малой родиной именитого политика мог бы стать совсем другой город, но на перроне Брест-Литовска 17-летнего Зеев-Дова перехватил отец и вернул сына домой. Нет-нет, дедушка Менахема был не против, чтобы отпрыск получил достойное высшее образование. Просто в то время ему нужен был не сын-академик, а помощник. Зеев-Дов оставил мечты о науке, осел в Бресте и пошел по стопам отца. Он много путешествовал, занимался самообразованием и по вечерам пропадал в местном шахматном клубе. В доме Зеев-Дова на столике всегда стояла красивая шахматная доска из дерева, до которой детям было запрещено даже притрагиваться.
В годы Первой мировой жителей Бреста принудительно эвакуировали. Семья Бегина переехала сначала в Дрогичин, потом в Кобрин. После войны они вернулись в Брест. Город переходил из рук в руки. Детство Менахема выпало на польский период истории города.
В Бресте он закончил еврейскую религиозную школу и поступил в государственную гимназию. На все учебное заведение было всего три еврея, писал Эйтан Хабер в своей книге «Менахем Бегин: легенда и человек».
— Мы платили за знания ежедневными побоями, оскорблениями и тычками. Все это происходило, к сожалению, в большой школе. Мы учились защищать себя и отвечать нападающим их же монетой, — вспоминал Бегин.
В гимназии Менахем никогда не скрывал своего еврейского происхождения, писал Эйтан Хабер. Однажды это стало причиной «неуда» по латыни — предмете, который он знал великолепно. Дело в том, что экзамен назначили на субботу. Менахем вежливо объяснил учителю, что не сможет нарушить Шаббат, в который Тора предписывает евреям воздерживаться от работы. Его одноклассники засмеялись.
— Я мог бы ослушаться и сдать экзамен в субботу, — рассказывал позже об этом случае Менахем Бегин. — Но они (одноклассники — Прим. Zerkalo.io) смеялись, а я не мог бы позволить им подумать, что я сдался из-за их насмешек.
После гимназии Менахем Бегин поступил на юридический факультет Варшавского университета. В 1935 году он его успешно закончил, получив степень магистра права.
«Это твоя будущая жена»
Менахем Бегин, как и его отец, был убежденным сионистом. Целью всей своей жизни он считал объединение еврейского народа в Израиле. С десяти лет он состоял в скаутском сионистском кружке. В 16 лет вступил в молодежную организацию сионистов-ревизионистов «Бейтар», которая готовила своих членов активно участвовать в еврейской самообороне.
В марте 1939 года Менахема Бегина назначили руководителем «Бейтара» в Польше. В качестве главы польской организации он путешествовал по региональным отделениям, чтобы набирать новых сторонников. Останавливался в домах знакомых. Во время одного из таких визитов он встретил свою будущую жену Ализу.
«Я впервые увидел семнадцатилетнюю девушку и сердце сказало: „Это твоя будущая жена“, — писал позже Менахем Бегин в своей книге „В белые ночи“. — Назавтра я покинул город, в котором встретил ее, в котором должен был учиться, и написал девушке письмо, всего одну строку: „Я видел вас один раз, но мне кажется, что знал вас всю жизнь“. А потом — потом я сказал ей, что жизнь будет нелегкая, что денег всегда будет недоставать, что несчастья будут в избытке, и тюрьма тоже будет, потому что надо бороться за Эрец Исраэль (Землю Израильскую, — Прим. Zerkalo.io). Она ответила, что не боится трудностей».
«Бейтар» действовал в Польше легально. Однако это не спасло Бегина от ареста. В 1939 году после того, как Великобритания ограничила репатриацию евреев в Израиль, он организовал акцию протеста у посольства страны в Варшаве. За «несанкционированное массовое мероприятие» Бегин по решению суда провел шесть недель в тюрьме.
«В здании, где польские судьи судили коммунистов, коммунисты судят польских судей»
После нападения нацистской Германии на Польшу, Бегин с женой выехали в Вильнюс. 3 августа 1940 года Литва вошла в состав СССР, и уже в сентябре Бегину пришла повестка: «Вас просят зайти в горсовет, комната 23, с 9 до 11 часов утра, в связи с рассмотрением вашей просьбы».
Менахем знал, что это одно из тех приглашений, от которых нельзя отказываться. Тем не менее, в горсовет он не пошел. Друзьям он объяснил свое решение так:
— Если советская власть решила меня арестовать, пусть его агенты придут ко мне домой. Это их работа.
После того, как Бегин не явился в назначенное время в назначенное место, к нему приставили слежку. Об этом его предупредили товарищи-бейтаровцы, которые не раз замечали за ним «хвост».
«Органы Наркомата внутренних дел создали еще один парадокс, — вспоминал Бегин. — Их власть над людьми почти безгранична. В любой момент они могут кого угодно арестовать и — с признанием или без оного, со свидетелями или без них — осудить. И все же НКВД предпочитает не арестовывать, а „приглашать“, действовать не открыто, а тайно. (…) Истории известно немало случаев, когда граждане создают подполье, чтобы действовать против власти; в Советском же Союзе власть создала подполье для действий против граждан».
Несколько недель спустя этот спектакль закончился — в двери дома Бегиных постучали сотрудники НКВД. Юрист Бегин по привычке попросил «гостей» предъявить ордер.
«А ордер на арест у вас есть?» Из какой дали эхом доносятся эти слова! — писал Бегин в своих воспоминаниях. — Воображение переносит меня в Брест-Литовcк, в страшную ночь двадцатилетней давности, когда город покинула армия Троцкого и Тухачевского и в него вступила польская армия. Агенты польских органов безопасности пришли тогда арестовать моего отца, обвинив его в помощи большевикам. (…) Но он спасся благодаря вовремя заданному вопросу: «А ордер на арест у вас есть?» Вот так может повернуться колесо: спустя двадцать лет я задаю тот же вопрос, но не польским сыщикам, а большевистским".
Ордера у офицеров не было. Им он и не нужен был. Бегина просто забрали из дома и увезли в серое здание в центре Вильнюса. В управлении НКВД его допрашивали, обвиняя в работе на британскую разведку, и грозили расстрелом. Бегин не скрывал, что руководил отделением Бейтара в Польше, но категорически отрицал сотрудничество с иностранными спецслужбами.
«В университете студенты-коммунисты часто пели песню, каждый куплет которой заканчивался словами „И судьями будем мы“, — писал Бегин в книге „В белые ночи“. — В этой песне слышались одновременно глубокая вера и угроза страшной мести. Не думаю, чтобы эти бедные парни, идеалисты, всерьез намеревались стать судьями своих судей. Но они глубоко верили в возможность мести: наступит день, и судьи предстанут перед судом, тюремщики будут посажены в тюрьмы, а преследователи подвергнутся преследованиям. Это программа революции, хотя и не ее конечная цель. И вот этот день наступил. В здании, где польские судьи судили коммунистов, коммунисты судят польских судей. Однако многих моих несчастных сверстников, отчаянных борцов за коммунизм, эта месть не могла утешить: их прежние преследователи подверглись-таки преследованиям, и судьи предстали перед новым судом, но сами-то они, приверженцы „нового мира“, оказались не среди новых судей, они — на скамье подсудимых».
Допрос продолжался 60 часов. Следователь требовал от Менахема признаться в том, чего он не совершал. Затем уходил на несколько часов, опять возвращался, опять требовал, опять уходил. Потом первого следователя сменял второй. В перерывах задержанный не мог ни прилечь, ни почитать книгу, которую успел с собой взять из дома. Охранник усадил его в угол комнаты на стул, велел смотреть в стену и ждать следователя. Стоило ему уснуть, как его тут же будил приставленный конвоир.
«Те, кому в жизни повезло и не пришлось испытать пережитое многими моими современниками, не знают, в каких условиях человек может обрести спасительный покой, называемый сном, — писал в мемуарах Бегин. — Разве не может человек спать стоя? В этом я убедился не только в России, но и в Польше и Чехословакии, когда я дни и ночи ездил в битком набитых поездах. А разве нельзя спать на ходу? Этот способ я испробовал, когда мы с Натаном Фридманом и нашими женами пешком проделали путь из Варшавы до восточной границы Польши, убегая от немецких танков. Целые недели мы шли почти безостановочно под градом немецких бомб, которые довоенная польская пропаганда называла „бумажными“ и которые теперь безжалостно снимали свой смертельный урожай. Я не преувеличиваю: мы шли и спали на ходу. (…) Есть положения, в которых — попал ты в них по собственному желанию или против своей воли, — необходимо отказываться от многого, и прежде всего следует избегать жаловаться. Как правило, жалобы не приносят облегчения, а лишь доставляют дополнительное удовольствие мучителям».
«Награда за выполнение и даже перевыполнение нормы не сытость, а меньший голод»
Своего суда Бегин так и не дождался, как и многие другие узники Лукишкской тюрьмы. В один из дней его просто вызвали и вручили в руки приговор. Особое совещание при НКВД признало его социально опасным элементом и назначило 8 лет исправительно-трудовых лагерей.
Отбывать наказание Бегина отправили на Север, в Печорлаг. Ныне это город Печора Республики Коми. Условия были тяжелые, спали в бараках, работали с утра до ночи, чтобы заработать на пайку.
«Даже привычные к физическому труду люди не в состоянии ежедневно выполнять норму, установленную в лагерях для рабсилы, — тем более не в состоянии выполнить норму интеллигенты, из которых в основном состоит масса политических. Но от нормы, зависит котел, а от котла — срок, за который заключенный превращается в доходягу. Советских каторжников призывают отдать последние силы за… дополнительные сто граммов хлеба, ложку каши, махорку. Это единственная премия за самоубийственный труд. (…) Награда за выполнение и даже перевыполнение нормы не сытость, а меньший голод», — писал Бегин.
В 1941 году СССР и польское правительство в изгнании приняли решение об амнистии поляков, которые отбывали наказание в советских лагерях. Бегин услышал новости от охранников. Однако его, как и других осужденных поляков, находившихся в Печорлаге, не выпускали, пока коменданту не придет от начальства письменное распоряжение.
В ожидании заветной бумажки Бегин продолжал работать как и прежде. Через несколько дней узникам сообщили, что часть из них этапируют в другой лагерь. В своих воспоминаниях Бегин писал, что этапа боялись все заключенные Печорлага. Это означало, что их переведут дальше на Север и многие погибнут в пути. Бегин с двумя своими знакомыми евреями попытался по блату договориться о том, чтобы их оставили в лагере. Друзьям Менахема разрешили остаться, а его отправили на этап.
До нового лагеря Бегин так и не добрался — его вместе с другими поляками сняли с корабля и «амнистировали». Своих друзей, которым «посчастливилось» остаться в Печорлаге, он больше не видел.
«Бегин отнюдь не дезертировал из польской армии»
В 1941 году в СССР создавались вооруженные формирования из польских граждан, оказавшихся на территории Союза. Возглавил армию польский генерал Владислав Андерс, которого освободили из Лубянской тюрьмы. Менахем Бегин решил вступить в ряды «иностранного легиона», но не прошел медкомиссию из-за проблем с сердцем. Тогда рекрут обратился напрямую к начальнику штаба, и тот отправил его к врачам на новую проверку. На этот раз у медиков претензий к его здоровью не было.
В начале 1942 года части армии Андерса перебросили в ближневосточный регион. Полк, в котором служил Бегин, оказался в Палестине на территории нынешней Иордании.
«Вопреки встречающемуся до сих пор мнению, Бегин отнюдь не дезертировал из польской армии. После переговоров видных сионистских деятелей, бывших граждан Польши, с генералом Андерсом, тот отдал приказ об официальном увольнении Бегина из армии», — писала Российская газета.
«Теракт в отеле „Царь Давид“»
По результатам Первой мировой войны территорией Палестины, входившей в состав Османской империи, по мандату Лиги Наций управляла Великобритания, которая обязывалась создать в стране условия для «безопасного образования еврейского национального дома».
Регион был «взрывоопасный». Отношения между еврейским и арабским населением были напряженные. Конфликты нередко заканчивались погромами, терактами, во время которых гибли люди. При этом обе стороны были возмущены политикой, которую проводила Великобритания на подмандатной территории. Арабов не устраивал массовый наплыв евреев в Палестину, а евреи, наоборот, возмущались мерами по ограничению миграции.
После того, как Бегин прибыл в Палестину, он возглавил правую еврейскую подпольную организацию «Иргун», которая была создана в 1931 году для охраны еврейских поселений и проведения ответных акций возмездия в отношении арабов. После того, как Британия в 1939 году существенно ограничила иммиграцию евреев в Палестину, бойцы формирования стали бороться и против «колониальных властей».
Самой известной атакой иргуновцев против англичан стал взрыв в Иерусалиме гостиницы «Царь Давид». Теракту предшествовала волна обысков и задержаний еврейских подпольщиков, в результате которой было задержано более 2,5 тыс. человек и изъяты тысячи секретных документов. Людей отправили за решетку, а материалы передали на хранение в соответствующие органы английских властей, которые располагались в неформальном политическом центре подмандатной Палестины — гостинице «Царь Давид».
Утром 22 июля боевики заложили в здании взрывчатку и установили таймер на 30 минут. Выйдя на улицу, они привели в действие небольшое взрывное устройство, чтобы отпугнуть от здания случайных прохожих. В тот же миг две подпольщицы сделали три телефонных звонка, предупредив о готовящемся теракте дирекцию отеля, редакцию газеты Palestine Post и консульство Франции, которое находилось неподалеку. По расчетам иргуновцев, 30 минут должно было хватить на эвакуацию из отеля всех людей. При этом вынести изъятые во время обысков документы британские власти не успели бы.
«Редакция газеты и сотрудники французского консульства позвонили британским властям, которые занимали офисы в отеле „Царь Давид“. Британцы, вопреки своей обычной осторожности, проигнорировали предупреждение. (…) Во время расследования трагедии выяснилось, что чиновник Палестинской администрации Шоу, получив предупреждение (о взрыве — Прим. Zerkalo.io), сказал офицеру полиции: „Я не принимаю приказы от евреев. Я здесь раздаю приказы“», — писал Эйтан Хабер в книге «Менахем Бегин: легенда и человек».
Взрыв унес жизни 91 человека. Среди погибших были 41 араб, 28 британцев, 17 евреев и пятеро граждан других стран.
Палестинская администрация, которая считала «Иргун» террористической организацией, охотилась за Бегиным. За информацию, которая бы поспособствовала его аресту, обещали 10 тыс. фунтов, что по нынешним ценам соответствует 460 тыс. долларов. Однако Бегина так и не задержали.
Шестой премьер-министр
В 1948 году, после провозглашения Государства Израиль, «Иргун» влился в Армию обороны Израиля. Бегин основал партию «Херут» («Свобода»), которая взяла 14 из 120 мандатов на первых же выборах в парламент.
Премьер-министром Израиля уроженец Бреста стал в 1977 году, сформировав первое в истории страны несоциалистическое правительство.
«В области внешней политики Бегин выступал за сохранение присутствия Израиля на оккупированных палестинских территориях (Иудея и Самария), но в то же самое время за мирное урегулирование с Египтом, путем возвращения ему Синайского полуострова. Вскоре после прихода к власти он становится инициатором переговоров с президентом Египта Анваром Садатом, завершившихся подписанием в сентября 1978 года Кэмп-Дэвидских соглашений, то есть израильско-египетского мирного договора. (…) За это Бегин, наряду с Садатом, получил Нобелевскую премию мира», — писала Людмила Мартьянова в своей книге «Великие евреи. 100 прославленных имен».
15 сентября 1983 года Менахем Бегин ушел в отставку. Причиной тому стали большие потери во время вторжения в Ливан и раскол в обществе из-за войны. Свою роль сыграла и смерть жены Ализы.
Последние годы бывший премьер-министр провел в уединении. Умер Менахем Бегин 9 марта 1992 года в возрасте 78 лет. Его похоронили на Масличной горе в Иерусалиме, рядом с членами «Иргун», казненными англичанами.
В октябре 2013 года в Бресте появился бюст Менахема Бегина. Его установили на улице Куйбышева, рядом с двухэтажным зданием бывшей школы, где учился будущий политик.
