Зимой беларусы собрали больше 12 тысяч евро на помощь 33-летнему переехавшему из Минска в Варшаву Олегу Кирлику. Мужчина рассказывал, что еще в ноябре 2023-го неудачно упал со скутера и сломал руку — в результате не мог работать, нужна была дорогостоящая реабилитация. С момента окончания сбора прошло около четырех месяцев и, судя по всему, лечение Олег так и не прошел. Некоторые члены диаспоры стали сомневаться, что деньги тратятся по назначению — Кирлик до сих пор не предоставил никаких отчетов. В какой-то момент активисты выяснили, что ранее мужчина был судим, в том числе за мошенничество, — вопросов стало еще больше. Из-за чего у донативших появились претензии, почему лечение до сих пор не началось и следит ли за этим BYSOL? «Зеркало» разбиралось в этих вопросах.
Что произошло с Олегом Кирликом
У Олега нет родственников, кроме брата Павла. После переезда из Беларуси мужчина получил международную защиту, работал электриком и курьером, снимал комнату в хостеле в Варшаве. В день, когда Кирлик получил травму, шел дождь, мужчина ехал за заказом на скутере «в очках для зрения и шлеме с расцарапанным пластиковым забралом», на повороте врезался в столб. В больнице снимок показал, что кости руки целы, Олег надеялся, что боль скоро пройдет. Через три недели внешне кисть, предплечье, плечо и лопатка стали меняться, сама рука — усыхать. Мужчина не мог работать, деньги заканчивались, а медстраховки не было.
Чтобы оплачивать жилье дальше и сходить к неврологу и травматологу, пришлось продать машину. Врачи прописали обезболивающее, витамины и МРТ. Озвучили предварительный диагноз: повреждение или отрыв нервных окончаний от спинного мозга. На обследование дальше нужно было искать деньги. Помощь братья сначала решили попросить у беларусской диаспоры в Польше — неравнодушные люди присылали деньги на карту. После Олег и его брат обратились в BYSOL.
«Будет обслуживаться бесплатно, а как же деньги, которые на BYSOL собрали?» Какие претензии звучат в диаспоре
Ранее мы рассказывали, что беларусы за сутки собрали нужные Кирлику для первого обследования деньги, но сама сумма не озвучивалась.
16 января в телеграм-чате, который после происшествия с Олегом завел его брат, уже была информация, что понадобится операция и, если вовремя ее не сделать, будет меньше шансов восстановить функции руки. Там обещали публиковать отчеты, заключения врачей. На 17 января, как указывалось в одном из постов, собрали около 4 тысяч злотых (примерно 1000 долларов).
В конце месяца на BYSOL для мужчины открыли сбор — из заявленных 15 000 евро собрали 12 115. Указывалось, что сумма пойдет на комплекс процедур для восстановления на несколько месяцев.
Последние полтора месяца Кирлик живет во Вроцлаве. С «Зеркалом» связался один из волонтеров, который взаимодействовал с ним. Собеседник высказал опасения насчет трат собранных беларусами денег. По его словам, в диаспоре некоторые возмущены, что отчетов по расходам спустя долгое время нет, а сам волонтер — и поведением Олега.
— Обескуражило его отношение. Он говорил, что операция нужна срочно, что с момента травмы есть только полгода, когда можно восстановить нервные окончания руки. В то же время не стремится ничего делать — другой бы бежал быстрее все решать, а Олег сидит и ждет, пока его кто-то запишет. Везде говорит, что его должны сопровождать, помогать. Но чтобы сам стремился обследоваться, я не вижу — его приходилось упрашивать, иногда заставлять, — утверждает собеседник. — Его отношение мне показалось халатным: человек просил деньги, а здоровьем не занимается.
По словам волонтера, после того как беларусы начали помогать с деньгами на лечение, Кирлик выкладывал лишь чеки оплаты «по мелочи». Еще волонтер обратил внимание, что в первых выписках из больницы указано, что травма была получена не в ноябре, а в октябре.
— Полгода прошло, а он существенно ничего не тратил. Еще дело в том, что он отказывался оплачивать медуслуги где-либо, настаивал, чтобы его обслуживали бесплатно. В поликлинике сказали, что по NFZ (государственная система медстрахования в Польше. — Прим. ред.) он не может обслуживаться — только платно. Он же убеждал, что у него есть страховка, что он оплатил за нее штраф, все оформил (как объяснил «Зеркалу» сам Олег, взносы за него перечислял работодатель, но потом он сменил работу, новый наниматель его «не оформил», несколько месяцев не перечислял взносы — и так он лишился медобслуживания по страховке. — Прим. ред.). Олег настаивал, что все сделал, заполнил документы. После нескольких дней бесед говорит: «Хорошо, еду в ZUS (госорган в Польше, который отвечает за пенсионное и медицинское страхование. — Прим. ред.) все заполнять». То есть сдался и, получается, признал, что этого все-таки не сделал раньше?
— В итоге он все-таки зарегистрировался, уплатил налог — и один из недавних визитов, насколько я знаю, уже был для него бесплатным. То есть и дальше он будет обслуживаться бесплатно, а как же деньги, которые ему на BYSOL собрали? — задается вопросом собеседник. Отметим, что, как описывалось выше, целью сбора была реабилитация руки, а не сама операция или обследование.
По словам волонтера, члены диаспоры обращались в BYPOL и узнали, что у Кирлика есть судимости, «в том числе за участие в ОПГ и угрозу убийством» (объединение бывших силовиков в разговоре с «Зеркалом» опровергло факты из цитаты в кавычках, об остальном расскажем ниже). Высказывались сомнения, что в Беларуси мужчину преследовали за политику. Также собеседник предположил, что у Кирлика на руках после всех сборов могло оказаться около 20 тысяч долларов. Сообщение с подобными обвинениями мы нашли и в одном из чатов беларусов в Польше.
Во Вроцлаве Кирлик сначала находился в шелтере для беларусских политэмигрантов — программа проживания там для него длилась месяц, после он съехал и снял жилье. Представитель шелтера подтвердил «Зеркалу» слова волонтера, что Кирлику нужна была помощь с походами в медучреждение, но сведений, какая общая сумма собранных денег у него на руках, у собеседника нет.
— Где-то за неделю до выселения у него появилась какая-то агрессия. Вполне адекватный до этого человек как будто поменялся. В день записи на операцию он поехал в госпиталь с одним из сотрудников шелтера, говорил, что помощь ему на приеме не нужна. А потом возмущался, почему с ним никто не пошел, говорил, что ничего не понимает. Хотя, как по мне, он пусть и на ломаном польском, но общается с местными, вполне их понимает. После того случая он стал дурить голову волонтерам, чтобы они везде его сопровождали. Мог себе позволить сказать «я не сегодня пойду, а в другой день», но это единичный случай. Да и я в целом делаю скидку на то, что человек ждет операцию [поэтому так себя ведет], все-таки каждый по-разному может реагировать, — рассказал человек, связанный с учреждением.
«Я что — должен скидывать, на что хожу в магазин, за жилье плачу?» Что говорит сам Кирлик
С момента получения травмы Олег не может работать. Сколько времени с того дня прошло, как выяснилось во время нашего с ним общения, он сам не знал. Этим он объясняет, почему называл месяцем падения ноябрь, а в первых выписках из больницы указан октябрь.
— Я стараюсь не смотреть за числами — это мне не на пользу сейчас. Мне только хуже будет, если я узнаю точное число [сколько прошло с момента травмы], потому что мне сказали, что только шесть месяцев у меня есть, чтобы исправить эту руку, — отвечает Олег. Потом говорит, что мог перепутать названия месяцев на разных языках, и начинает считать: — Так, прошло уже шесть месяцев? Ужас какой. Я до сих пор не хотел осознавать этой информации, старался ее избегать, пока операция не пройдет и мне не скажут, что все хорошо. Мне назначили ее на 20 мая.
Мужчина рассказывает, что по-прежнему испытывает большие трудности в быту. Это и ситуация с рукой ухудшили моральное состояние.
— Из-за боли даже настроение совсем другое — я был на грани, в Польше нахожусь, можно сказать, как мигрант, настолько было страшно… Плечо повисло полностью, правая рука сухая, болит. На ней работают только три пальца, но они деформируются, потому что я ими не пользуюсь. Сам я даже ногти постричь не могу — это очень больно. Как и шнурки на поясе завязать — штаны на мне висят. Вообще не могу передвигаться в транспорте, в магазине одной левой рукой — батон в пакет положить и завязать. Покупаю одни и те же продукты — ту же банку с огурцами я не открою, а бутылки, например, открываю зубами. Но поначалу вообще почти все время лежал: ходить было тяжело физически. Стал худой. Потом начал хоть как-то заниматься, ходить на спортплощадку, делать приседания, чтобы развивать ноги. Моюсь до сих пор с горем пополам. Руку за ночь стягивает, а утром идти в душ, чистить зубы — самая адская процедура. Настолько сложно эти шесть месяцев дались, но организм вынужден как-то справляться, — рассказал «Зеркалу» Олег.
Так рука мужчины выглядела в январе:
В разговоре с нами он отмечает, что лечение руки и правда «пока никак не продвигается». По его словам, определить точный диагноз удалось не так давно и время после завершения сбора ушло на его установление, поиск нужного врача, а затем — на переезд во Вроцлав, где недавно повторно сделали МРТ.
— Максимум, что мне назначается, — это какие-то виды анализов типа МРТ, ЭНМГ (электронейромиография — диагностика, которая позволяет определить заболевания мышц и нервов, поражение клеток спинного мозга. — Прим. ред.), проводимости каких-то сухожилий и так далее, — поясняет мужчина. — Никто мне не дал ни одной таблетки, чтобы меньше болело, за эти полгода. Сразу после удара я только обезболивающие пил и какие-то уколы делал брат, чтобы что-то срасталось. Но это было еще в самом начале, когда все думали, что просто нужно время, чтобы все зажило. А там все порвано, нечему срастаться.
Правда, на вопросы, когда именно медики установили, что был разрыв нервного сплетения, Олег называет разные периоды — то «недавно, в марте-апреле», то «в феврале». По его словам, уже после переезда во Вроцлав выяснилось, что нужна операция. Но, как мы уже упоминали, еще в январе об этом говорилось в телеграм-чате.
— Сначала после обследования обозначали, что там что-то разорвано, а не именно оторвано… — объясняет он нестыковки. — Думали, что косточкой зажато это сплетение — это первые диагнозы. Сделали МРТ, но надо было ждать расшифровку. В феврале мне даже назначили десятидневную реабилитацию — ванночки, лазеры, электростимуляторы. Все было в рамках страховки NFZ, которую мы тогда в Варшаве сделали. Я начал все это проходить, на специальном тренажере разминал руку, чтобы мышцы не деградировали. Три раза успел поездить на эти процедуры, а потом пришла расшифровка МРТ, врач сказал, что все порвано и срастаться, развиваться там нечему. Единственное, чтобы мышцы не стянуло, надо растягивать по чуть-чуть руку. И срочно нужна операция. Надо было искать врача, который согласится взяться. Мне посоветовали специалиста во Вроцлаве, направили туда, и в конце марта я уехал, — говорит он. — Как мне сказали, нервы восстанавливать в организме сложнее всего, поэтому мне будут в позвоночнике сверлить пять микроотверстий, в которые по новой эти нервы вращивать. Настолько специфическая операция будет.
Ту короткую реабилитацию зимой, по словам Олега, удалось оплатить первыми собранными на BYSOL деньгами — когда «набежали» 2000 евро, фонд сделал перевод. Мужчина перечисляет, как оплачивал другие медуслуги и что тратил на жизнь.
— За уколы, которые изначально делал брат, я платил сам. Продал свою машину, расходовал последние сбережения — было около 10 тысяч злотых (около 2500 долларов. — Прим. ред.). Еще 7000 злотых (1750 долларов. — Прим. ред.) мне люди собрали на докторов и анализы, — утверждает Кирлик, в данном случае речь о деньгах, которые он собирал на карту самостоятельно до BYSOL. — Ну и потом те 2000 евро от BYSOL. Эти деньги я потратил до того, как узнал про операцию. Обследования делал платно, потому что по NFZ надо было месяцы ждать очередь, а столько времени у меня нет. Ну и эти траты — с учетом проживания, конечно. Недавно я обновил страховку после перерыва, завез документы в ZUS — сейчас плачу за нее 670 злотых в месяц (около 170 долларов. — Прим. ред.), чтобы по ней мог и операцию сделать, и, может, потом пройти реабилитацию, как была в Варшаве. Чтобы за те 10 тысяч евро, что осталось от сбора BYSOL (эти деньги мужчине перевели после первого «транша» в 2 тысячи евро. — Прим. ред.), мог существовать, передвигаться, питаться — хорошее питание и витамины же тоже многое решают. А потом — чтобы дополнительную реабилитацию пройти. Например, в бассейн пойти, нанять человека, который мне сможет руку разрабатывать.
Чеков и отчетов по всем расходам на медуслуги, которые Олег получал с момента начала сборов, в том самом телеграм-чате очень мало. Фото некоторых недавних оплат мужчина выложил уже после разговора с «Зеркалом» 8 мая. Как раз отсутствие отчетности по предыдущим тратам и вызвало недоверие у некоторых членов диаспоры. Почему данных за декабрь, январь и февраль нет? Кирлик объясняет, что не знал, что их нужно публиковать, а «посоветоваться было не с кем».
— Столько денег ушло на доктора, на лечение в начале — столько я на себя за всю жизнь, наверное, не потратил. Спасибо, что люди помогли. У меня таких денег в жизни бы не было! — сказал Олег и заверил, что найдет выписки и пришлет «Зеркалу» (на момент публикации мы их не получили). — Ну и вы поймите, я переезжал три раза, сумку собрать, вещи сложить левой рукой одной невозможно, а у меня столько бумаг! А сейчас я что — должен скидывать, на что хожу в магазин, как за жилье плачу? На днях вот тысячу злотых (примерно 250 долларов. — Прим. ред.) заплатил за МРТ, могу сбросить в группу. Что могу еще скидывать? Дайте совет, подскажите. Я сам не знаю. Мне никто не говорил ни разу [это делать]. Я думал, что в этой группе люди просто подсказывают, как пережить это, поддерживают, и все…
«По-вашему, я уголовник?» Что с обвинениями в мошенничестве и судимостями
Среди претензий к честности Олега Кирлика в диаспоре вспоминали о его «восьми» судимостях. То, что мужчина в Беларуси не раз привлекался по «уголовке», «Зеркалу» подтвердили объединения BELPOL и BYPOL. Не скрывает, что были проблемы с законом, и он сам. Начинает перечислять, по каким статьям и за что привлекался.
— 211-я, присвоение чужого имущества, — это в детдоме девчонка, которая в Италию летала, подарила мне телефон, а директриса-опекунша написала заявление — на меня завели дело. По-вашему, я уголовник? — принялся объяснять Олег. — Что там дальше, кража? Это моя девушка у программиста, который пришел настраивать компьютер, «подбрила» деньги. Я об этом не знал. Пошел решать с ним вопрос, чтобы обошлось без заявления [в милицию], сказал, верну сам деньги. И менты на меня навесили 205-ю статью, мол, кто отдал, тот и признал [вину в краже]. А это была моя бывшая, у нас двое детей. Если бы ее забрали, детей бы отправили в детдом. Поэтому я, естественно, взял все на себя.
Потом 209-я (Мошенничество). Это я работал в агентстве «черных риелторов» и заселил клиентов в квартиру, которую раньше сдали другим людям. Меня не предупредили об этом, поручили заменить замок, я все сделал по указанию, а потом это стало основанием для задержания, — уверяет Олег. — Когда меня начали искать (я был в розыске), то не мог понять, в чем дело, убежал в Россию. В 2012-м это произошло, а я только в 2014-м приехал обратно. Меня осудили заочно на «химию», я отбыл наказание и уехал в Италию, приезжал только продлевать визу, а вернулся в августе 2020 года. Что я, уголовник, да? — снова переспрашивает собеседник.
По данным BYPOL, Олег Кирлик в школе-интернате от другой несовершеннолетней воспитанницы «получил во временное владение телефон», а после продал неизвестному человеку. После история с телефонами повторялась трижды: в 2006, 2010 и 2014 годах. По данным из базы, мужчина то «мошенническим путем завладел» чужим телефоном, то «похитил», то попросил в поезде позвонить и не вернул.
В 2012 году на Кирлика завели «уголовку» за мошенничество. Указано, что он «под предлогом сдачи в наем квартиры завладел денежными средствами». В 2013-м за ним числится еще одно подобное дело по этой же статье, но обстоятельства уже не были связаны с арендой жилья. Также на Кирлике «уголовка» по линии ГАИ за управление скутером в пьяном виде. Как мы упоминали выше, фактов об участии в ОПГ и угрозе убийством в истории Кирлика нет.
Всего уголовных дел шесть, в некоторых — по два эпизода. Политических статей среди них действительно нет. При этом подозрения, что Кирлик не участвовал в протестах, не подтверждаются. Мужчину вытаскивал из машины ОМОН, когда он сигналил в поддержку протестующих вечером после тайной инаугурации Лукашенко 23 сентября 2020 года. Также есть видео, где Кирлик идет по улице на одном из маршей.
Напоследок Олег говорит, что ждет время, когда рука придет в норму. Восстановление двигательных функций будет зависеть от самой операции и его физического состояния в целом. Врачи ему говорят, «будет больно, но рука со временем адаптируется». Пока мужчина не рад тому, какое внимание привлекла его история после травмы и благотворительного сбора.
— Честно сказать, не вижу никакого удовлетворения в том, чтобы, когда люди относятся к тебе хорошо, обманывать их и не соответствовать тому, что от тебя ждут. Зачем жить тогда? Не хочу, чтобы думали обо мне плохое. Я ничего не скрываю. Наоборот, лучше бы все знали, как есть, — говорит Олег и добавляет: — Я всегда был на стороне добра, справедливости и порядка, никогда не обидел бы слабого и не подвел бы никого доброго.
«Среди попавших под репрессии много людей со сложными судьбами. Нужно ли отказывать им тоже?» Комментарий BYSOL
Вся сумма, которую беларусы собрали для Олега Кирлика, за вычетом комиссии в 3%, ему давно передана, рассказал «Зеркалу» глава фонда Андрей Стрижак. Он пояснил, что Кирлик подходил по критериям, необходимым для открытия сбора: находится на территории ЕС по гуманитарным основаниям, получил тяжелую травму и предоставил подтверждающие документы.
— Поэтому речи, что это какая-то вымышленная история, совершенно не идет. Травма есть, — говорит Стрижак. — Когда мы начали с Олегом работать, верифицировали все документы, получили и информацию, что он имеет достаточно сложное прошлое. У него немало эпизодов различных правонарушений, даже уголовных дел, совершенно неполитических. Из тех данных в базе, что я видел, самый свежий эпизод был за 2014 год. Это события десятилетней давности.
К тому моменту мы уже почти закончили сбор, и тут встал вопрос, что делать. С одной стороны, такое прошлое человека настораживает и может навести на мысли, что и с этими деньгами тоже что-то может быть не так. Но, поразмыслив, мы сошлись на нескольких основных моментах. Во-первых, для меня как для правозащитника и для нашей структуры в целом презумпция невиновности — очень большая ценность. Доказательств и даже факта свершения чего-либо с этой собранной суммой пока нет. Человеку деньги собраны, он с ними должен сделать то, о чем попросил: часть ресурсов он хотел пустить на проживание, пока будет восстанавливаться здоровье, остальное — на реабилитацию руки (при этом в сумме сбора была прописана только реабилитация, но Стрижак подтверждает, что Кирлик изначально также запрашивал и деньги «на жизнь». — Прим. ред.). Узнать, что что-то не так, мы сможем только по прошествии времени. Во-вторых, у меня лично есть такой подход — дать шанс. Если у человека сложное прошлое, это не значит, что у него сложное будущее. Само по себе правосудие не наказывает того, кто уже отбыл наказание, за те же вещи еще раз. Это неправильно.
В BYSOL отмечают, что все же эта ситуация «наводит на определенные раздумья». По словам Андрея Стрижака, команда открывает порядка 300 сборов в год и не ставит перед собой задачу «изучать все человеческие судьбы настолько глубоко» перед тем, как решить кому-то помочь.
— Наш мандат направлен на поддержку репрессированных. Среди них и политзаключенных тоже много разных людей со сложными судьбами. Нужно ли тогда нам отказывать им тоже, если там был какой-то бэкграунд? Мы с командой пришли к выводу, что как инструмент BYSOL должен существовать в том числе и для тех, кто в свое время оступился. Другое дело, если мы уже в ходе сбора узнаем, что человек подал нам искаженные данные или намеренно ввел в заблуждение относительно обстоятельств дела, с которым пришел. В таком случае сбор закрывается и собранная сумма перенаправляется на нужды политзаключенных. За все время у нас было, думаю, не больше пяти таких кейсов. Они практически все непубличны, потому что человек признал обман, мы договорились эти деньги перенаправить. Плюс суммы были не очень большие, — говорит Стрижак.
Он добавил, что в фонде «постоянно усиливают системы верификации». Пока, по его словам, сотрудники не считали нужным проверять «милицейскую базу». Будут ли так делать в будущем, решит команда.
— С одной стороны, это сильно увеличивает объем работы по проверке человека. С другой — поднимает большие вопросы, где та грань, когда ты помогаешь, а когда нет, достоин он помощи или нет. Мы для себя ее провели так: откажем в случае, если были насильственные действия против другого человека. Я сейчас не говорю о случаях, что кто-то, условно, отбивался от милиции в троллейбусе. Речь, например, о грабеже, разбойных нападениях, убийствах и изнасилованиях. Такие категории мы для себя считаем неприемлемыми.
BYSOL не контролирует как заявители расходуют собранные на персональных сборах деньги. Как отмечает глава организации, это сильно бы утяжелило структуру фонда — «до условного министерства социальной защиты», а это совсем другие ресурсы, понадобилось бы больше людей, которые могли бы все отслеживать.
— Мы всегда держим в голове, что человек действительно может быть травмированным, релокантом, политзаключенным. Собираем для него деньги, основываясь на этих фактах. А то, что он может потратить их не по назначению, контролировать не можем, как и истребовать какие-то доказательства — характер договора, который мы подписываем, не предусматривает финансовую отчетность, — объяснил правозащитник. — И мы понимаем, что каждый такой случай может быть пессимизирующим для желания людей делать какой-либо донат. Но вы можете перечислить деньги и тому, у кого «идеальная история», а он в итоге их потратит не по целевому назначению. Нужно еще учитывать, что сейчас люди сорваны со своих мест, получают травмы в том числе и психики. Кто-то может искать утешение в алкоголе или просто неправильно принимать решения по поводу аренды квартиры, еще каких-то расходов. Понимаете, деньги — не тот ресурс, который решает все проблемы.
— Но в любом случае, хоть сумма для Олега собрана большая, проблемы со здоровьем у него тоже серьезные, и они все еще не решены. И очень надеюсь, что, несмотря на всю эту нервозную ситуацию, человек осознает, насколько пристальное внимание к нему приковано, и все-таки потратит эти деньги так, как надо, — добавил Стрижак.
«Зеркало» работает уже больше двух лет. Мы называем вещи своими именами, не обходим неприятные темы и не «ретушируем» действительность (в отличие от пропаганды).
Помогите «Зеркалу» продолжить работу
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться профессиональным и независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.
Читайте также
