Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Приехали на переговоры». В московском офисе Wildberries произошла стрельба, два человека погибли
  2. По госТВ показали обвиненного по делу о «захвате власти» Юрия Зенковича. Посмотрите, как он изменился всего за два года после суда
  3. Если умереть до выхода на пенсию или через год после, что будет с отчислениями в Фонд соцзащиты? Возможно, мы сделаем для вас открытие
  4. Из первоначального состава Переходного кабинета, кроме Тихановской, остался только Павел Латушко. Спросили у него, что происходит
  5. Российская армия, похоже, захватила еще один город в Донецкой области и продвигается в Торецке, к Угледару и Покровску
  6. Беларусской экономике прогнозировали непростые времена. Похоже, они уже начались
  7. Лукашенко поделился «инсайдом», о котором не говорил россиянам: «Западные спецслужбы говорят о Беларуси как о возможном месте эскалации»
  8. Опубликованы последние 12 фамилий политзаключенных, которые вышли по помилованию ко Дню народного единства
  9. Силовики «пробивают» людей по публичным сервисам. Показываем, как это работает
  10. «Акт исторической справедливости»? Вот кому Кремль на самом деле хотел передать Западную Беларусь — и почему изменил планы
  11. Депутаты в первом чтении приняли изменения в Уголовный кодекс. В нем появится статья о насилии или угрозах бывшему президенту


В квартире Лены и Дениса две комнаты. В одной кипит обычная жизнь молодой девушки, а в другой центральное место занимает большая «больничная» кровать с противопролежневым матрацем. Денис лежит лицом к открытому балкону. На улице жаркий августовский день, ветер колышет занавески на окнах, где-то внизу на детской площадке слышится смех. Увидев журналистов, парень тянет руку вверх и хватается за перекладину над головой: самостоятельно сесть он не может, ведь нижняя часть тела парализована уже год. Как такового несчастного случая — аварии или падения с высоты — не было. В один из дней Денису просто стало плохо на работе, а дальше был целый год скитаний по минским больницам.

«Мы сразу стали маленькой семьей»

Денису 37 лет, он родом из Могилева. Когда-то парень решил поступить на юрфак БГУ, переехал в столицу, отучился — история более чем стандартная. После получения диплома юриста Денис устроился работать по специальности в крупный банк, и работа полностью оправдывала ожидания. В один из отпусков он рванул в Питер — вышло так, что эта поездка навсегда изменила его жизнь. Во время прогулки беларус познакомился с Леной, коренной петербурженкой. Они гуляли, ненавязчиво общались и даже подумать не могли, что из этого получится что-то серьезное.

— Я уехал в Минск, год мы поддерживали отношения на расстоянии. Разговаривали каждый день по два часа, — улыбается Денис. — Иногда я приезжал в Питер, порой Лена наведывалась ко мне в Минск. Спустя какое-то время я понял, что пора сделать серьезный шаг, ведь терять такую девушку я не хочу. Мы все обсудили, и я решился на переезд в Питер.

— У меня тогда уже была собака, так что мы сразу стали маленькой семьей, — говорит Лена, садясь напротив. Видно, что эти воспоминания приятны им обоим.

Переехав, Денис начал жизнь с нуля: в Питере у него была только Лена. Поиск новых друзей, работы, жилья — потихоньку все наладилось. Ребята вместе строили планы на дальнейшую жизнь.

— Летом 2022 года у нас возникли финансовые сложности. Примерно три месяца мы обсуждали разные варианты и сошлись на том, что попробуем пожить в Минске.

Денис нашел работу в Минске, Лена же искала себя. Вообще, по первому образованию девушка — биохимик. Это не просто занимательный факт биографии: уже через несколько месяцев околомедицинские знания помогут понять, насколько серьезно заболел Денис.

— Я работал в Минске юристом, все было хорошо, — рассказывает Денис. — И тут я заболеваю коронавирусом. Правда, тест не сдавал, но по симптомам было очень похоже: потеря обоняния и высокая температура. До этого вопросов со здоровьем у меня никогда не было. Я поправился, фактически перенес болезнь на ногах. Но в августе прошлого года прямо на работе у меня случилась задержка мочи. Боли не было, но ты понимаешь, что нужда есть, а сделать ничего не можешь. Наблюдал за своим состоянием около полутора часов — лучше не становилось. Отпросился и уехал домой.

Через пару часов парню вызвали скорую, а затем госпитализировали в «четверку». Там Дениса осмотрели, взяли анализы, поставили катетер, сделали УЗИ — все было в норме, так что смысла оставаться в больнице не было. Казалось, что все позади. Но поздно вечером скорая приехала снова: у Дениса началась рвота и поднялась температура. Тогда парень еще не знал, что его ждут реанимация, паралич, долгая реабилитация и целый год до возвращения домой.

«Я пришла к Денису в реанимацию. Увидев меня, он заплакал»

В больнице Дениса положили в урологическое отделение, тогда он еще мог ходить. Снова анализы и обследования. Внезапно через три дня прямо в палате парень потерял сознание.

— Следующие две недели я совершенно не помню, — тихо говорит он.

Здесь в разговор активнее включается Лена. Она помнит все: каждый вопрос-ответ в разговорах с врачами, перевод из больницы в больницу, то, каким Денис был в реанимации, как неестественно были поджаты ноги, чувствительность которых парень к тому моменту уже потерял.

Но что же произошло? Сперва у Дениса подозревали инфекцию: парень жаловался на слабость в ногах, боль в шейном отделе позвоночника, задержку мочи и температуру.

— Дениса перевели в реанимацию с диагнозом «менингоэнцефалит». Это случилось вечером в пятницу. Мне не сказали о переводе, он просто перестал отвечать на звонки. Я приехала на следующий день и узнала, что «вашего мальчика перевели в реанимацию». Сразу поняла, что речь идет о критическом состоянии. Вся следующая неделя была для меня особенно жутким временем.

Несмотря на опасное заболевание, которое подозревали у парня, Лена все же смогла навещать Дениса в реанимации. Она надевала все необходимые средства защиты и подходила к кровати. Страха подхватить инфекцию или боязни за свою жизнь у нее не было.

— Я думала только о том, чтобы его увидеть. Когда вошла в реанимацию, Денис меня узнал и заплакал. Позже мне рассказали, что эти несколько дней, пока мы не виделись, он все время куда-то рвался, был дезориентирован. Он показал мне, что чувствует слабость в руках и ногах. Я попыталась его успокоить, но на встречу нам дали пять минут. Позже врачи объяснили мне, что не знают причину его состояния, но будут наблюдать.

С этого момента Лена каждый день приезжала в больницу. Во время очередного визита девушка увидела Дениса в неестественной позе: парню как-то странно сложили ноги, будто тряпичной кукле. Рядом сидела медсестра, которая кормила Дениса с ложки: глотать парню было сложно, из уголков рта сочилась слюна.

— В тот день я выбежала из палаты в слезах. Интуитивно поняла, что ситуация серьезнее, чем я думала. Как психолог, я работала с людьми с ДЦП, тяжелыми неврологическими заболеваниями, серьезными травмами — это тоже повлияло на ход моих мыслей. Весь тот август я приезжала домой, плакала и параллельно думала, что нужно привезти в больницу завтра. Помню, как после каждой поездки связывалась с друзьями Дениса, рассказывала о его состоянии. Думаю, это давало возможность отвлечься и не оставаться со страхом один на один. Чтобы и Денису было немного легче, я писала письма, которые оставляла возле его кровати.

Спустя некоторое время Дениса перевели в девятую больницу. По пути туда у парня началась икота — в его состоянии она могла спровоцировать остановку дыхания. Поэтому сразу же было принято решение о переводе в реанимацию, где Денис провел еще месяц. Его осматривали ведущие неврологи, обследовали и брали анализы. Простых ответов так и не нашли, поэтому окончательный диагноз звучит как «аутоиммунное заболевание» (то есть болезнь возникла из-за нарушения функций иммунной системы).

— В это время у Дениса уже были парализованы ноги, но еще получалось приподнимать руки. Он был в сознании, разговаривал со мной. Однажды я приехала немного раньше, ждала, пока меня пустят в палату. Тогда я еще не знала, что в это время Дениса интубировали — установили трахеостому. Ему стало хуже. А дальше — подключение к ИВЛ и введение в медикаментозную кому. Но надежда сохранялась: у Дениса были позывы к самостоятельному дыханию, это не история, когда впал в кому — и все, конец.

Внешне Лена держалась стойко, но внутри потихоньку начинало грызть чувство вины: а если она не все сделала для любимого человека? Не задала важный вопрос или не потребовала сделать какую-нибудь процедуру? Девушка говорит прямо: иногда вспышки вины возникают и сейчас. Денис же в разговоре несколько раз повторяет: без нее он бы точно не справился.

— Пока Денис был в коме, я все так же приходила к нему каждый день. Внутри было ощущение, что я должна с ним разговаривать: передавала новости от друзей и моей семьи, постоянно что-то рассказывала. В день важного врачебного консилиума, когда Дениса решили подключить к диализу (процесс выведения продуктов жизнедеятельности и лишней жидкости из организма. — Прим. ред.), потому что почки уже не справлялись, я рассказывала ему про Гошу. Это наша собака, которую при переезде мы решили оставить моим родителям в Питере.

Денис на секунду открыл глаза — у него потекли слезы! Я подумала: он слышит, понимает, надежда есть.

В этот момент в палате никого, кроме Лены и Дениса, не было. Девушка тут же сообщила медперсоналу, был вызван лечащий врач. Медик тактично объяснил радостной девушке, что ей могло показаться и это не совсем то, на что она рассчитывает. Но уже вечером Денис снова ненадолго открыл глаза, а утром следующего дня пришел в сознание. Из комы он вышел самостоятельно, без вмешательств.

«Когда оставался один, я плакал»

С момента выхода из медикаментозной комы надежда на выздоровление уже не казалась призрачной. Парень начинал говорить, даже местами проявлял эмоции. Правда, было и большое «но».

— Денис был полностью парализован, а трахеостома мешала ему разговаривать. Когда мы с врачом его не понимали, он очень злился, — с полуулыбкой говорит Лена. — Но главное, организм перестал разрушать себя и начал бороться.

Врачи оценили реабилитационный потенциал Дениса. Основную ставку сделали на руки: в них, в отличие от ног, чувствительность оставалась. Был разработан комплекс упражнений, который быстро освоила и Лена. Так, у Дениса было по две «тренировки» в день: первая — со специалистом, вторая — с девушкой.

Позже Дениса перевели на реабилитацию, но в паллиативном отделении: в то время он был лежачим пациентом. Помимо медикаментозного лечения, реабилитолог настаивала на восстановлении когнитивных функций. Поэтому каждый день Денис и Лена вместе разукрашивали и рисовали — совсем как в детском саду. А еще в 36 лет парень с дипломом юриста заново учился писать.

— В это время я хорошо понимал, что со мной, но надежда на восстановление была твердой, — снова включается в разговор Денис. — Пока находился в реанимации, я видел много смертей… Когда меня перевели в паллиативное отделение, где людей кормят через зонд, кто-то лежит без сознания, подключенный к аппаратам, мне все равно стало страшно.

Я жалел себя, пытался понять: почему это случилось со мной? Даже было обидно: мне всего 36 лет, я никогда не болел, пришел в больницу на своих ногах — почему все так? Когда по вечерам Лена уходила, я плакал.

О тяжелом психологическом состоянии пациентов сообщают врачам, поэтому ко всем лежачим приходил психиатр. Он объяснял, что мое состояние иное, я не смертельно болен. Думаю, с моей стороны это был скорее формальный разговор, чем доверительная беседа. Я начал принимать антидепрессанты: благодаря им снижалась тревожность.

Реабилитация (сюда входили физиотерапия, занятия на тренажерах, курсы упражнений) растянулась на пять месяцев. Денис менял палаты, но домой его не отпускали. Из ощутимых результатов — укрепление рук (при журналистах Денис несколько раз немного меняет положение в кровати, подтягиваясь на перекладине-опоре) и удержание корпуса при сидении. Да, сесть сам парень пока не может. Хрупкая Лена ловко обхватывает парня за пояс и усаживает — Денис тут же хватается за спинку стула. От помощи ребята вежливо отказываются: как-то уже привыкли сами.

Но вернемся к истории. Денис прошел трехнедельное обследование в РНПЦ неврологии и нейрохирургии, а после этого снова попал в больницу. Причинами стали пролежни на пятках и крестце — на их лечение ушло еще пять месяцев. Всего в больничных стенах Денис провел год. Лишь несколько недель назад он наконец оказался дома.

«Я знаю, у меня осталось немало возможностей»

Сейчас у Дениса парализована нижняя половина тела — от середины живота до кончиков пальцев ног (включая органы таза; например, Денис не чувствует, как ходит в туалет, а если пара захочет ребенка, остается только вариант ЭКО). Лена говорит прямо: не осталось надежды, что однажды ноги зашевелятся сами собой. Возможно, появится некоторая чувствительность и отклик на горячее или холодное. Как-то Денис даже провел эксперимент: он поставил на бедро кружку с горячим чаем — в теле отозвались отдаленные покалывания.

Все заботы о парне полностью взяла на себя Лена: она его кормит, меняет подгузники, обмывает, переодевает, дает лекарства, а главное — не позволяет отчаяться и потерять веру в лучшее.

— Она ведь могла просто развернуться, уйти — я бы это понял. Даже говорил ей, что приму любое ее решение, — голос Дениса ломается, по щеке стекает слеза. — Но Лена осталась со мной.

— Ну-у-у, не плачь! — бодрым голосом подхватывает Лена. — Самое главное не давать Денису раскиснуть. Не знаю, что помогает мне держаться: знания по психологии или характер. Знаю, что многие в такой ситуации ушли бы и продолжили жить своей жизнью. Но я с детства поступаю не так, как все. Сейчас нам стало немного легче: если я сделаю все необходимые манипуляции, то могу оставить Дениса одного на пару часов. Главное, чтобы у него все было под рукой.

Пока история с больницами не окончена. Скоро Денису предстоит пройти третью процедуру введения стволовых клеток. Есть надежда на восстановление чувствительности в ногах. Стопроцентных гарантий никто не дает, но этот вариант лечения одобрен наблюдающими Дениса врачами (многим из них пара наперебой говорит слова благодарности). Сейчас парень хватается за любую возможность выбраться из кровати.

— Процедура не бесплатная: за три курса мы заплатили 6200 рублей. Первый курс (а это 2200 рублей) мы смогли оплатить из личных сбережений, а остальное взяли в долг у моего друга, — голос Дениса становится ровнее и тверже. — Я реалист: скорее всего, ходить, как здоровый человек, больше не смогу. Но хотелось бы иметь возможность на тех же ходунках дойти до кухни или выйти на улицу — к этому и стремлюсь.

У Дениса оформлена I группа инвалидности — каждый месяц начисляется пенсия, четыре раза в год ему возмещают затраты на подгузники. При этом лекарства и витамины приходится покупать за свой счет.

В настоящее время самая ощутимая трата — оплата съемной квартиры. Денис привязан к Минску: переезд к маме в Могилев, в квартиру на четвертом этаже без лифта, сейчас он называет бессмысленным. Закрывать финансовые вопросы паре помогают друзья, что-то прилетает в качестве донатов (Лена открыла два благотворительных счета). Оба продолжают работать: Лена выполняет заказы как кондитер, а Денис хватается за любую подработку как юрист (напомним, что ментально у парня все в полном порядке).

— Я могу составить иск, претензию, подготовить документы, формы, договоры — все это у меня получается. Я хочу и могу работать, ни усталости, ни постоянной сонливости у меня нет. Пробовал откликаться на вакансии, в моем резюме написано об инвалидности, но многие, наверное, не дочитывают. Поэтому в процессе общения приходится это проговаривать, и в ответ я часто слышу: «Вот если бы вы могли хотя бы раз-два в неделю приезжать в офис…» Так что пока стабильной работы у меня нет, только разовые подработки от знакомых. Если кому-то нужен юрист на удаленке, я с радостью рассмотрю любые варианты.

Деньги нужны не только на жизнь и лекарства, но и на будущие реабилитации. Пока из планов — попробовать курс в Аксаковщине, где находится Республиканская клиническая больница медицинской реабилитации. Сейчас больше всего Денис хочет научиться без посторонней помощи пересаживаться в коляску.

— Моя мечта — поехать в Питер, увидеться с родителями Лены, обнять нашу собаку, просто погулять по городу. У меня сохранилась подвижность рук, а ведь это даже лучше, чем если бы работали только ноги. Я хочу выжать максимум из тех возможностей, которые у меня остались. А их, к счастью, немало. Пока я не знаю, как все сложится, но я настроен побороть эту болезнь. Верю, что у нас получится.