Администрация женской колонии в Гомеле применяет неправовые методы наказаний заключенных, а порой и откровенные издевательства. В их числе — металлическая клетка для людей, унизительные бессмысленные задания, обязательный просмотр пропагандистских сюжетов и санкции за любое проявление сочувствия и взаимопомощи. Об этом говорится в общественном расследовании «Пытки и жестокое обращение в гомельской женской колонии № 4».
Расследование «Пытки и жестокое обращение в гомельской женской колонии № 4» подготовил Международный комитет по расследованию пыток в Беларуси. Это спецпроект правозащитной организации «Правовая инициатива», основанный вместе с беларусскими и международными правозащитниками.
Для исследования авторы документа изучили 20 интервью с бывшими женщинами-политзаключенными, которые отбывали наказание в ИК-4 в период с мая 2021-го по февраль 2024 года. Интервью подготовили правозащитники «Вясны» и «Международного комитета по расследованию пыток в Беларуси». Все персональные данные из интервью изъяты, чтобы не создать новые сложности и проблемы для женщин-осужденных, которые остаются в неволе.
«Просить помощи, кстати, это нарушение»
Нарушением установленного порядка в колонии может считаться самый незначительный проступок: подготовка ко сну ранее чем за 30 минут, помывка не по расписанию, неопрятный внешний вид.
Кроме того, администрация всячески борется с проявлением взаимопомощи и поддержки среди заключенных. Для этого даже существует термин «семейничество». Любые действия, направленные на заботу о другом человеке, или просто дружеские отношения могут быть подведены к нарушению за это «семейничество». Оказание помощи другим заключенным также запрещено, так как считается использованием других осужденных в своих корыстных целях.
— Просить помощи, кстати, это нарушение, — рассказала правозащитникам одна из бывших заключенных. — Потому что есть пункт правил внутреннего распорядка <…> «использовать труд других осужденных в своих корыстных целях». То, что вы вместе будете одновременно есть, это в том числе при желании может оперативниками интерпретироваться как семейничество, что является нарушением.
— Рапорт на нее написали первый за то, что в тот момент, когда я пришла с фабрики, она меня начала успокаивать. Я пришла от опера, и она меня начала успокаивать. Составили рапорт, якобы в этот момент материлась, — вспоминала другая женщина, которая прошла через ИК-4.
Одним из самых распространенных нарушений является так называемое отчуждение и присвоение. При этом данное понятие трактуется очень широко, и любой факт передачи вещи даже во временное пользование подпадает под нарушение.
— Одно взыскание, что она на чистке картошки, это обязательная у нас процедура, девочке дала перчатку резиновую, одноразовую, потому что та порезала руку. Вот, отчуждение-присвоение. И она, и эта девочка получили по рапорту, — говорится в свидетельстве бывшей политзаключенной.
— И особенно было удивление моего папы, когда ему на видеозвонке говорю: «Я поделилась мороженым с ребенком. Это бывшая малолетка, восемнадцатилетняя девочка. То есть я сделала то, чему ты меня учил, папа, я поделилась. И за это мы не увидимся девять месяцев». На что мой папа сказал, что он мной гордится, — поделилась еще одна экс-осужденная.
На одежде каждой осужденной есть нагрудный и нарукавный знаки. У осужденных с «экстремистским» профучетом нашивки желтые. Это еще один способ найти нарушения: периодически проверяющие с линейками измеряли эти нашивки и их расположение на одежде.
— Был у нас такой [сотрудник режимного отдела Евгений] Дроздов, это сын какой-то там начальницы большой… Он отличился тем, что, когда была проверка — строевая, это когда проверяют форму, как у тебя пришиты эти бирки там, он ходил с линейкой, мерил все бирки, и если там на полсантиметра хотя бы отличалось от положенного, он их срывал с наслаждением. Прямо вырывал с хрустом так… Зачем ты их вообще портишь, вам же их делать заново, ламинировать для того, чтобы мы их опять пришивали. Но он просто получал физическое удовольствие от того, что рвал прямо с тебя. На него даже охранницы, которые были вместе с ним, смотрели с удивлением: серьезно, ты зачем, ну зачем ты вот это делаешь? — удивлялась в интервью с правозащитниками еще одна собеседница.
«На всеобщее обозрение специально эта клетка установлена»
За нарушения в колонии наказывают. Решение о наказании принимает специальная комиссия, в состав которой входят начальник колонии и ее сотрудники. За одно и то же нарушение некоторые женщины получают просто отметку о проведенной беседе, а некоторые сразу направляются в ШИЗО. Помимо предусмотренных Уголовно-исполнительным кодексом наказаний, в колонии применяется ряд других, не предусмотренных законом.
Одно из самых чудовищных — клетка, находящаяся на территории колонии на контрольно-пропускном пункте между жилой и промышленной зонами. Женщин помещают в эту клетку за отказ от выполнения требований сотрудников либо насильственные конфликты с другими заключенными. Женщины проводят там от получаса до восьми часов. Клетка расположена таким образом, чтобы ее обозревало как можно больше осужденных по пути на работу или с нее, что несет дополнительные унижения и страдания для наказанной. Сами сотрудники и заключенные называют это «клеткой позора».
— На всеобщее обозрение специально эта клетка установлена. Когда вся зона выходит на фабрику и приходит оттуда, вот специально в это время туда сажают осужденных, чтоб все, как в зоопарке, смотрели… — вспоминала женщина, которая отбывала наказание в колонии.
— Центр Европы, XXI век, а людей сажают в клетку под открытым небом, как животных! — не скрывала возмущения другая экс-политзаключенная.
Также в качестве наказаний в колонии используются запреты на посещение клуба и спортзала, запрет другим заключенным общаться с «провинившимися». Могут закрывать туалеты всему отряду. Особенно жестокое наказание — не отдавать письма или рвать на глазах.
— [Оперативный сотрудник] Данила Валентинович Баранов узнал мое слабое место — это письма от мамы — и начал их систематически уничтожать, — объясняла одна из политзаключенных. — Он приходил в отряд, вызывал меня в одну из секций и говорил: «Итак, письмо. Я почитал, и что-то здесь не так». Я: «А что здесь не так?» — «Слишком много цинизма. Значит, нужно писать без цинизма. Цинизм не используем». <…> Значит, выглядело это так: бралось несколько писем, взвешивалось, какое тяжелее, с фотографиями, открытками — и это на уничтожение. Было уничтожено в сумме более десяти писем от моей мамы подряд. То есть я больше месяца от нее не получала писем вообще. И это были и фотографии, и какие-то открытки.
— В моем присутствии письмо рвут, составляют акт, что он ликвидировался, этот листок. И потом через родителей я это пытаюсь узнать: а что ж такое мой друг написал циничного? На самом деле мой друг поздоровался с цензорами. И это «циничный характер», — говорила другая женщина.
«Словосочетания „пойдем гулять с коробками“ боятся все в колонии»
В качестве наказаний женщин также заставляли выполнять какую-то унизительную или бесполезную работу. Например, есть способ наказания, который называют «Титаник», когда на пол выливается ведро или несколько ведер воды и заключенная должна всю ее собрать.
— «Титаник» — это такой метод наказания осужденных, когда берется два ведра воды и выливается на коридор. И осужденная, которую наказывают, должна с помощью тряпки как можно быстрее насухо вытереть весь пол. Это делается на коленях, как можно быстрее и сопровождается какими-то комментариями, чаще всего оскорбительного характера, — рассказала одна из женщин, которая отбывала наказание в этой колонии.
Иногда заключенных заставляли просто ходить с коробками по лестницам и вокруг зданий. Вот как разные политзаключенные вспоминали такие наказания:
— Еще один вид наказания — ходить вокруг Бомбея. Это локальный участок, он так называется, потому что там находится больше всего отрядов, там три отряда. Мы идем с работы, подходим к отряду, нам говорят, что мы не идем в отряд, а должны ходить вокруг Бомбея час до проверки. Час вы просто ходите строем. Это коллективное наказание, обычно говорят, кто виноват, за него все и ходят, например, кто-то плохо заправил кровать, из-за этого все ходят.
— Есть пара оперативников, у которых наказание почти всегда — это забрать все свои коробки из каптерки на себя и ходить всем отрядом с этим по всей колонии. Ну типа у тебя, может быть, реально посылка пришла только, у тебя, может быть, там своих вещей 20 килограмм, и еще 50, и ты такой на себя, в руки, зима, допустим, и ты идешь. Или лето, +30, ты идешь с частью отряда, или со всем отрядом, который тебя ненавидит и который потом придумывает, как тебе отомстить, и параллельно еще кричит, что ты за человек.
— Словосочетания «пойдем гулять с коробками» боятся все в колонии, потому что повод может быть абсолютно любой для этого… Начал спрашивать у политических, как его зовут, спросил у меня, а я не знала, как его зовут. Он сказал, что весь отряд идет доставать коробки из каптерки и спускает их на первый этаж, а мы жили на четвертом.
Также как наказание используется перемещение в другую секцию или даже другой отряд, перемещение в «пресс-отряд». Для создания напряжения в коллективе в отношении нарушительницы практикуется коллективная ответственность в виде чтения ПВР всем отрядом, когда весь отряд вслух перечитывает правила десятки раз.
«При мне женщина отрезала себе три пальца»
Заключенные работают на швейной фабрике прямо на территории колонии. Собеседницы правозащитников рассказывали, что на фабрике было очень много крика и претензий, рабочую обстановку едва ли можно назвать дружественной. Многие отмечали, что рабочие места осужденных по «политическим» статьям находятся в цеху строго под камерами наблюдения. Ниже — свидетельства женщин, которые были вынуждены трудиться на фабрике:
— Никто почти тобой не занимается, никто тебя сильно не учит, все только кричат, кидаются в тебя, могут в голову даже. Просто кинуть твой крой, который ты должна шить, не принести, а бросить и сказать: «Делай».
— Из-за того что тебя все торопят, еще кричат и неадекватная психологическая обстановка, можно себе прошить палец. И такое не раз бывало, как люди прошивали. А потом эти случаи пытаются замять, что якобы это не травма на производстве.
— Надо шить быстро и качественно, иначе на тебя кричат, злятся. Если что-то там сделал, брак, на тебя могут написать рапорт и ШИЗО. Нормы, конечно, вообще просто непонятные, из чего они <…>. Я говорю: так вы сядьте, попробуйте! Просто только вот эти там три с половиной тысячи раз поднять-опустить лапку.
— Во-первых, машинки старые, добитые, оборудование ужасное. Там очень много несчастных случаев. При мне женщина за неделю до освобождения себе отрезала три пальца раскройной машиной.
Уровень заработной платы в колонии ничтожно мал. Из зарплаты удерживается 75% на их содержание, а если у женщины есть алиментные обязательства, то удерживается еще 20%, то есть всего 95%. Вот какие суммы назвали освободившиеся полизаключенные:
- «В какой-то момент у меня вышло около 140 рублей за месяц и для меня это был личный рекорд. И я получила с этого 25−30 рублей».
- «В раскройном цеху она выше, чем в швейных цехах. Там зависит от процента. У меня, по-моему, самая маленькая — это была 40 рублей, а самая большая — это была, по-моему, 119, если я не ошибаюсь».
- «Мой первый квиток о зарплате был 0,44 копейки беларусского рубля. В последующие месяцы зарплата была чуть-чуть больше. Иногда даже доходила до двух или трех беларусских рублей».
«Впрягали обычных людей и заставляли, как лошадь, идти с этим плугом на шее»
Помимо работы на фабрике за копейки, женщины вынуждены выполнять различные хозяйственные работы, перечень которых очень велик. Зачастую у осужденных просто не остается никакого свободного времени. Отработав семь часов на фабрике, они затем до отбоя выполняют другие обязанности.
Зачастую указания администрации выглядят просто как издевательство. Женщины убирают лужи тряпками, собирают снег в мешки и таскают их с места на место. К слову, мешки приходится самостоятельно шить и упрашивать разрешить вынести их с фабрики. А если разрешение не дают, то снег приходится убирать в собственное постельное белье.
— Когда я открывала глаза утром и видела в окно, что идет снег, мне просто хотелось рыдать. Это очень тяжелый физический труд, прям действительно тяжелый, — вспоминала бывшая политзаключенная.
— На что [помощник начальника колонии Алексей] Янченко сообщил о том, что сейчас снег не падает, зачем вам мешки. И не разрешил нам забрать мешки для мусора. А на следующий день выпал снег. И снег мы носили в собственных одеялах, которыми накрываемся ночью, — свидетельствовала другая женщина, столкнувшаяся с принудительным трудом в колонии.
Еще один вид работ — уборка и рыхление контрольно-следовой полосы (КСП). Это промежуток земли между тремя рядами заборов, ограждающих колонию. КСП должна быть всегда взрыхлена, чтобы, если кто-то пройдет, остались следы. Рыхление земли на КСП происходило с помощью инструмента, который сотрудники называли «машка». Этот инструмент напоминает небольшой плуг. Женщины были вынуждены «впрягаться» в него.
— Впрягали обычных людей и заставляли, как лошадь, идти с этим плугом на шее. Собственно, они таким образом и издевались, хотя эту работу должны выполнять они, — поделилась освободившаяся из колонии.
«Размазываешь эту грязь с одной части тела на другую»
Жизнь в колонии усложняет и вынужденная антисанитария. О средствах гигиены женщины в основном должны были заботиться сами. Один раз в месяц им выдавали хозяйственное мыло, одну упаковку прокладок и туалетную бумагу.
— Иногда прокладок нет, иногда нет туалетной бумаги. А иногда прокладок и туалетной бумаги нет в магазине. Ну то есть это дополнительный раз тебя мордой в г***о просто
окунают и показывают лишний раз твое место. Не о том, что даже помыться, с этим ты уже как-то смирилась. С тем, что ты просто два года ходишь грязный. И размазываешь
эту грязь с одной части тела на другую. И еще ты там нормально не можешь побеспокоиться о своей менструации. И это, как по мне, настолько дико! — не скрывала эмоций собеседница в беседе с правозащитниками.
Досуг в колонии представлял из себя в основном просмотр передач, которые транслировал «Вектор» — внутреннее телевидение колонии. Там могли показывать пропагандистские сюжеты, а могли — обычные фильмы.
— При этом нельзя читать, нельзя писать, нельзя спать и даже закрывать глаза. Потому что завхоз ходит и контролирует. Если кого-то словит, то записывает в свой блокнотик, и это может быть расценено как нарушение. Ты должен сидеть и смотреть, — объясняла экс-политзаключенная.
В рабочие дни на просмотр телевизора было отведено около часа, по воскресеньям — значительно больше.
— Суммарное время «Векторов» в воскресенье — около четырех часов. Два утром и вечером длинный. То есть четыре часа в день ты просто должен сидеть, телевизор смотреть, при этом не можешь ни читать, ни писать, ничего нет, потому что под камерой сидишь, — говорится в свидетельстве женщины, которая отбывала наказание в ИК-4.
«Вы напишете нам одну бумагу, а мы вам поможем решить проблему со свекровью»
Кроме того, бывшие заключенные рассказали о разных видах давления со стороны сотрудников администрации. В разговорах те пытались склонить женщин к тому, чтобы те признали вину, написали прошение о помиловании или согласились сотрудничать с администрацией. В ход могли идти угрозы, манипуляции, психологическое давление, обман. Вот несколько воспоминаний от бывших политзаключенных:
— А также он мне сказал: «Ты такая честная и такая наивная, вот будешь освобождаться, я тебе покажу записи, и узнаешь, сколько твоих подружек на самом деле рассказывают все, делятся всем и замечательно себя чувствуют». Спойлер: никаких записей мне не показали. Нас было очень сложно развести на сотрудничество. Ну то
есть доходило до того, что мне угрожали продлить срок. Есть такая ст. 411 УК (Злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения) — до года.
— И уже начальник колонии мне такой: «Вы понимаете, что вы у нас уверенным шагом идете к злостнику? Вы понимаете, что следующее ваше наказание будет уже только штрафной изолятор? Уже мимо штрафного изолятора не пройдете». Никита Алехин (начальник оперативного отдела ИК-4. — Прим. ред.) сидит, говорит: «Вы же поймите, что все про вас известно, каждый шаг известен. У нас же такие камеры. Мы же так прямо за вами за всеми следим».
— Говорит: «В ходе обыска была задержана ваша свекровь…» И все, и меня тут просто, я побледнела, покраснела, у меня все внутри просто обвалилось и провалилось. Я просто потеряла дар говорить, мыслить. Это просто ужасно, когда сообщают такие вести, а ты в тюрьме и ничего не можешь узнать, и ничем не можешь помочь. И они такие: «Ну… Давайте сделаем так. Вы напишете нам одну бумагу, а мы вам поможем решить проблему со свекровью».
— И опять с новым напором: «Ты идиотка, в штрафной изолятор. Будьте здоровы». <…> «Тебе еще сидеть до х**, выйдешь в таком состоянии, тебя не узнает никто, ты выйдешь отсюда овощем, я тебе клянусь», «Ты перестанешь соображать, ты будешь ходить под себя».
