В российском Белгороде, который находится в 40 километрах от границы с Украиной, ночью 1 апреля разгорелся пожар на нефтебазе. По словам губернатора региона Вячеслава Гладкова, два вертолета украинских войск «зашли на территорию России на низкой высоте» и произвели авиаудар. В МИДе и Минобороны Украины отказались опровергать или подтверждать причастность к произошедшему. Спросили местных жителей об обстановке в городе и отношению к войне.
Нефтебаза «Роснефти», о которой идет речь, находится на окраине, а точнее на улице Константина Заслонова. После авиаудара жителей этой и двух соседних улиц эвакуировали в более безопасные места, поэтому пробуем дозвониться в расположенные неподалеку магазины и организации.
— «У нас все хорошо», — коротко отвечает сотрудница магазина сухофруктов и тактично желает всего хорошего. В большинстве организаций, куда мы набираем, трубку никто не снимает. Еще одного из сотрудников с улицы Заслонова мы «вылавливаем» по дороге на встречу. Работа у него выездная, поэтому в офис в пятницу ему не нужно.
— Я живу недалеко от нефтебазы. Все произошло около 5.30 утра, но я ничего не слышал. Проснулся лишь от того, что позвонил друг и сообщил новости, — спокойно описывает свое 1 апреля собеседник и говорит, что утром он, как обычно отправился, по делам. Его коллеги тоже.
— Поймите, опасная ситуация в отдельном радиусе, там техника тушит пожар. Видно столб дыма, а так это обычный день, — объясняет он.
По наблюдениям мужчины, обстановка в Белгороде спокойная.
— В первые дни (войны в Украине. — Прим. Ред.) было слышно, как вылетают [ракеты], все время бахало. Потом [разгорелся пожар] на складе боеприпасов (это произошло 29 марта в селе Красный Октябрь Белгородской области. — Прим. Ред.), поэтому к этим звукам люди, к сожалению, начинают привыкать. В общем, все нормально. Местные настороже, но паники нет, — делится мужчина.
Не почувствовал паники в городе и Николай — еще один житель Белгородской области. Мужчина из пригорода. Недалеко от него, сообщает Белгород-медиа, обстреляли типографию.
— Сегодняшнее утро напоминало 24 февраля, когда началась спецоперация. Тогда примерно в такое же время город проснулся от залпов артиллерии. Я живу в частном доме. Сегодня примерно в 5.30 утра мы с женой вскочили от мощных взрывов, которые длились около минуты, и побежали в подвал. Подумали, это сейчас самое безопасное место. Вообще, морально мы ко всему были готовы: граница рядом, Харьков в часе езды, поэтому хочешь не хочешь, а у нас весь город живет с чувством тревоги, — описывает происходящее мужчина и говорит, что с 24 февраля в подвал они с супругой спускались первый раз. — Мы пробыли там минут десять. Понимали, это долго продолжаться не может. Когда вернулись в дом, я стал читать новости. Увидел информацию про нефтебазу, ракеты, вертолеты. Решил, это оттуда. Но позже сопоставил факты, оказалось, к нам в пригород прилетело что-то отдельное и повредило типографию.
После возвращения в дом супруга пошла спать. Для сравнения, отмечает Николай, 24 февраля она волновалась сильнее. Сам же мужчина продолжил читать новости, а позже отправился на работу. Там, по словам собеседника, говорили только о нефтебазе и вертолетах.
— Я работаю в центре Белгорода. С утра, как мне показалось, в офисе были не все, но к обеду люди подтянулись, — на секунду мужчина прерывается, опять, говорит, что-то «хлопнуло», и продолжает. — К ситуации руководство относится с пониманием, поэтому если кто-то волнуется за свою жизнь, он может и не приходить. Никто ему слова не скажет. Мне кажется, сегодня в Белгороде везде так.
— Как сегодня живет город?
— В центре, кажется, ничего не изменилось. Зашел в магазин — там толпы школьников, в центре тоже. Единственное, что я заметил, утром несколько часов на заправках был ажиотаж. Потом они опустели, — говорит мужчина. — Почему затаривались, я не знаю. Видимо, из-за паники, раз взорвали нефтебазу, значит, нужно прикупать бензин. Думаю, это от незнания. На самом деле бензина в области хватит на годы. Это же не единственная нефтебаза. Их десятки, а это просто близкая к границе.
Николай говорит, что экстренно продуктами, никто не закупается. Все, кто хотел, запаслись еще в первую неделю.
— Сам я этого не делал. Знаю, склады забиты, а впрок всего не накупишь, — говорит Николай.
— Как люди себя ощущают, есть ли паника?
— 24 февраля волновались. Пили все, что могли — от валерьянки до успокоительных. Сегодня такого нет. Только волнительные разговоры, — продолжает мужчина. — Видимо, уже привыкли. Все думали, что ответка прилетит в первую неделю. А она, по сути, прилетела через месяц. К тому же, все понимают, это скорее всего хайповая акция, больше на публику. Ничего особо не пострадало, только много дыма и огня.
— Пока мы с вами разговариваем, вы периодически говорите, что что-то грохочет. Что именно?
— Я не знаю, но на основании предыдущего опыта, это скорее всего или наши что-то перехватывают, или не перехватывают, — рассуждает мужчина.
— Как вы сами относитесь к тому, что происходит в Украине?
— Тяжелый вопрос, — вздыхает мужчина. — Я думаю, ввод войск был необходим, потому что ситуация на Украине тяжелая. У меня супруга беженка. Они семьей переехали в Белгород, где мы и познакомились. У меня родственники в Харькове, по сути, в соседнем городе, а я к ним никак не могу съездить, увидеть. С каждым годом заезжать туда все сложнее. С 2014 года был запрет на въезд мужчинам. Даже родственников не разрешали увидеть. В 2016-м, когда мы поехали с женой к бабушке, супругу пустили, а меня развернули. Получалось, это как будто блокадная зона. Думаю, решение о [спецоперации] было тяжелое, но верное. Я поддерживаю.
— Но ведь гибнет столько мирных людей.
— Они и гибли в Донецке. Это информация из первых уст, — продолжает собеседник. — Сейчас, по сути, проблему пытаются решить под корень. Конечно, у руководства [России] был тяжелый выбор.
— О людях так говорить нельзя, но все же, по данным уполномоченного по правам человека ДНР, в 2020 году погибло до пяти человек. Сейчас погибает гораздо больше.
— Еще раз скажу, это тяжелое решение, но, возможно, единственно верное, я не видел иных решений для окончания конфликта, — отвечает мужчина, кажется, говорить на эту тему ему непросто.
— Как ваше окружение относится к ситуации в Украине?
— Противников [спецоперации] нет, — отвечает собеседник. — Хотя родственники в Харькове думают иначе.
— Как они?
— В Харькове. Они живут в частном секторе. Им легче, [чем жителям многоэтажек]. Запасы у них есть, думаю, у них все будет хорошо.
— Вы с ними как-то связываетесь?
— Мы созваниваемся раз в неделю. О политике стараемся не общаться, так и спасаемся.
— Они, наверное, рассказывают вам о том, что происходит в городе. Это не меняет ваше отношение к происходящему?
— Нет, не меняет. Думаю, когда спецоперация закончится, границы станут более прозрачными, и я смогу увидеть родных. Общение продолжится. У многих людей из Белгородской области есть родственники в Харьковской. Чем быстрее спецоперация закончится, тем лучше.