Имя российского олигарха Евгения Пригожина неразрывно связано с войной в Украине. Главу незарегистрированной ЧВК Вагнера подозревают в вербовке заключенных из российских колоний. Его формирование, подозревают в том, что оно жестко расправляется с дезертирами - вопреки российским законам. Между тем, сам Пригожин поддержал такую жестокость, заявив, что «собаке — собачья смерть». Несмотря на неоднократные заявления, что он не имеет политических амбиций, Пригожин стал заметным субъектом в политическом поле России. Почему? На это есть запрос общества? «Зеркало» поговорило с российским социологом Сергеем Борисовым.
По мнению Борисова, такие люди, как Евгений Пригожин, не берутся в политической жизни из ниоткуда.
— В складках любого общества всегда отыскиваются такого рода экстравагантные персонажи, маргиналы особого склада. При обычном, не сломанном течении жизни они где-то там в складках и остаются. Они не всегда бедствуют, имеют иногда, как говорится, свою «долю пирога», но все равно их среда обитания — обочины жизни, закулисье. Как правило, это люди с криминальным складом ума и вообще — с более-менее уголовным пониманием жизни. Наиболее дерзкие и фартовые из них могут чего-то добиваться в жизни, эпизодически играть заметную роль в экономике или в политике, но все же обычно они не поднимаются в первый ряд, потому что в здоровом обществе работают механизмы социальной селекции. Они фильтруют подобный человеческий материал, ставят его на место.
При этом социолог добавляет, что случаются исторические ситуации, когда такие люди «могут выходить на авансцену»:
— Это происходит, когда наступает то, что в социологии называют социальной аномией. Тогда привычные нормы поведения, привычные критерии того, что такое нормальный человек и что такое нормальное поведение, как бы отменяются, размываются, ставятся под сомнение. Речь в этом случае идет не о границе между добром и злом, между хорошим и плохим, а о границе между нормальностью и ненормальностью.
И, когда граница нормативности размывается, общество лихорадит, оно дезориентируется и деморализуется. Такие периоды чаще оказываются связаны с какими-то природными или общественными катаклизмами вроде войны.
Но жить людям как-то надо, на какие-то правила ориентироваться необходимо. Вот тут и приходит время «пригожиных». Это люди временных, ими самими определенных правил.
Они живут так, как будто нет ни правовых норм, ни божьих заповедей. То есть наш Пригожин — классический типаж и эмблема такого смутного времени. Причем нельзя же сказать, что он взялся из ниоткуда. Он где-то светился иногда и раньше. Но он был известен, скорее, как ресторатор, как человек, связанный с обслуживающими сервисами и каким-то образом — лично с Путиным.
Сергей Борисов говорит, что, по его мнению, сам Путин отлично разбирается в людях и «очень чутко ощущает человеческую порочность как возможность управлять такими персонажами»:
— Он понимает, как ими манипулировать, как использовать их в своих целях. Не вижу смысла разбираться, когда и как два этих человека оказались связаны. Но думаю, что для Путина Пригожин всегда был чем-то вроде «нужного человека из тени». Не секрет, что у Пригожина была судимость и отсидка в тюрьме по уголовным статьям. Это ведь о чем-то говорит.
Да, в советское время люди по разным причинам могли попасть за решетку, но «уголовка» есть «уголовка». Человек, имеющий опыт криминальной деятельности и пребывания в криминальной среде, это всегда социально травмированный и уязвимый для искусного манипулятора человек. А Путин как руководитель всегда был искусным манипулятором. Думаю, Пригожин часто был полезен Путину в той кадровой круговерти, которую тот любит вокруг себя создавать.
При этом социолог добавляет, что смысл путинских перетасовок в том, чтобы «непрерывно кого-то возвышать, кого-то опускать, а затем наоборот».
— Часто эти решения не имеют видимого объяснения. Кадровые назначения Путина регулярно удивляли непредсказуемостью и внезапностью. Это стиль Путина, он им хорошо владеет, — считает эксперт. — Смысл этой тактики в том, чтобы держать ситуацию под личным контролем и больше никому этого не позволять. Собственно, все авторитарии используют этот инструмент, он для них очень важен. Сам руководитель должен быть первым и главным, а второго, третьего быть не должно. И никто не имеет права быть уверенным в занимаемом положении. С какой ноги завтра встанет лидер и какое примет решение, ты никогда не можешь знать. Вот эта ситуация напряженности, человеческой вибрации очень нужна авторитариям. Самые опытные из них виртуозно владеют этой техникой, и Путин в том числе.
Когда началось то, что сейчас продолжается, акции Пригожина стали расти. Дело в том, что он уже давно занимался организацией парамилитарных формирований, пресловутых ЧВК — частных военных компаний. Строго говоря, не Пригожин придумал это ноу-хау: вооруженные формирования, которые не подчинены государству, как армия или спецслужбы, действуют в инициативном порядке, самостоятельно, но вроде не совсем банды.
Такие ЧВК существуют в разных странах, везде они сомнительны с точки зрения закона. Но их допускают, потому что они иногда выполняют какие-то силовые задачи, которые по разным причинам не с руки выполнять законным войскам и спецуре. Особенно, если правительству нужно что-то мутное провернуть на территории другой страны. Вот такую штуку под названием «ЧВК Вагнер» организовал и Пригожин в России в свое время, — объясняет Борисов.
По словам социолога, в случае неудач ЧВК или смерти его участников «за людей никто не будет заступаться».
— Это разновидность бизнеса, а бизнес — это риск. В случае чьей-то смерти легальное правительство может сказать: ну, а мы к этому при чем? Иногда вот эти парамилитарные группы берут заказы от иностранных правительств, иногда сотрудничают со своим. Но вокруг их дел всегда создается темная, серая зона.
Кстати, на российском телевидении снимают и показывают комплиментарные сериалы про подобные группы. И обычно там всегда как-то светится связь с Лубянкой, Кремлем или кем-то подобным. Разумеется, эти заказы никак официально не оформлялись. Такие лихие удалые мужчины ехали в какую-то страну, решили какую-то задачу. А правительство и спецслужбы, конечно, были «ни при чем».
Когда Россия стала проводить то, что называется «специальной военной операцией», выяснилось, что кадровые войска во многом не готовы решать реальные боевые задачи. И тут ЧВК как раз очень пригодились. Как правило, их люди — профессиональные наемники — имеют какой-то особый жизненный опыт, это личности особого психического склада. Им очень тяжело жить в мирной жизни. Им все время нужен экстрим, нужно оружие в руках. Любой психолог подтвердит, что есть такая категория людей: они всегда оказываются в горячих точках, их туда тянет, им нужен адреналин.
Так выяснилось, что воевать умеют они и чеченские подразделения: и там и там есть мотивация, опыт, есть своя внутренняя дисциплина и иерархия. Эти люди понимают, что боевые действия требуют совершенно определенного подчинения, уклада отношений. Они знают какую-то меру допустимого риска, что очень важно на войне: где нужно обязательно рискнуть, а где нужно проявить осторожность. И оказалось, что для выполнение наиболее сложных каких-то задач годятся вот эти люди — вагнеровцы и чеченцы. А с кадровыми войсками сложно. В ЧВК Вагнера люди воюют за деньги, и по контракту у них оговорены все последствия. Поэтому если он погибает или его ранят, то это становится его ответственностью. В отношении кадровых военных этого сказать нельзя.
По словам социолога, в российском обществе никакого запроса на людей у власти вроде Пригожина нет. Однако его появление соответствует требованию времени.
— Кто-то должен уметь воевать, выполнять какие-то боевые задачи. Но при этом желательно, чтобы человек находился как бы вне правового регулирования. Есть известный исторический пример на этот счет: при Иване Грозном государство волею буйного правителя было разделено на две части — земщину и опричнину. В опричнине устанавливался особый правовой режим: государевы люди, которые его строили и поддерживали, выводились из зоны правовых норм обычной страны. Им можно было делать то, чего нельзя было другим, включая убийство, насилие и так далее. Выход Пригожина и его структур из-под контроля государства осуществляется именно по модели опричнины.
При этом социолог комментирует и то самое видео с кувалдой, которое появилось в одном из телеграм-каналов, связанных с ЧВК Вагнера:
— Ситуативно можно предположить, чего хотел Пригожин. Он пытался остановить тех, кто подумывал сдаться в плен. Вот ты сдашься — а с тобой в итоге жестоко расправятся. Конечно, это варварский, невероятно циничный и людоедский, но довольно точный расчет. Можно предположить, что в последнее время настроения сдаваться в плен на фронте стали усиливаться. Тем более на фронте оказывается все больше и больше мобилизованных людей с гражданским сознанием. Они жили обычной жизнью, а их поставили в эту ситуацию социального ужаса. И конечно, они думают о том, как им быть-то. А потому потребовался такой леденящий душу случай варварской расправы с визуализацией, чтобы любые намерения насчет сдачи в плен у людей развеялись.
По его мнению, появление Евгения Пригожина на передовых позициях вряд ли говорит о том, что он начал думать о самостоятельной политической карьере.
— Я думаю, что скорее всего, дело не в этом. Предполагаю, что его линию поведения в Кремле могли использовать как какую-то страшилку для внутренних и внешних наблюдателей, — делится мнением Борисов. — В авторитарной системе лидер не должен быть слишком радикальным. Радикалы должны быть с одной стороны и с другой, а вот сам он поддерживает баланс периодически: то на одних, то на других наезжает. Поэтому в данном случае вероятна какая-то многоходовая комбинация с участием Пригожина. Мол, «посмотрите, что может произойти в случае непослушания: вот он возьмет кувалду да пойдет черепа крушить. Вы, рафинированные западные чистоплюи, не хотите со мной разговаривать. А не хотите ли с Пригожиным дело иметь?» Я не думаю, что такие люди как-то всерьез размышляют о политическом лидерстве. Их вполне устраивает та жизнь, которой они живут, и та ситуация, в которой они сейчас находятся. Люди криминального сознания могут становиться бизнесменами и политиками, но их нутро остается прежним. Человек не случайно встает на криминальную дорожку. Если он это сделал, значит, у него в личности были какие-то предпосылки. И особенно если он отсидел и прошел через криминальную среду, это неистребимо. Это не значит, что он совсем конченый человек. Но чтобы стать полностью респектабельным, социально одобряемым типажом, такого просто не бывает.