После начала в сентябре «частичной мобилизации» сотни тысяч мужчин покинули пределы страны — это единственный массовый протест против войны, который оказался возможен в путинской России. Большинство беглецов остались без работы и дома, и если нет накоплений, то без поддержки семьи было бы не выжить. Их жен в российском интернете стали называть «сентябристками» — по аналогии с женами «декабристов», сосланных в Сибирь за неудачную попытку восстания против царизма.
Кто первым запустил в интернет слово «сентябристки» — неизвестно, но теперь он гуляет по сети, навевая ассоциации о «декабристках». Сами «сентябристки» такое сравнение не приветствуют. Говорят, что, конечно, да, они многого лишились и жизнь их перевернулась с ног на голову, но мученицами себя не считают. Да и мужей их не сослали на рудники: «Не успели». Хотя альтернативой эмиграции была бы, скорее всего, тюрьма: все беглецы говорят, что не стали бы воевать ни при каких условиях.
Для своих мужей, пусть не ссыльных, но вынужденных эмигрантов, жены-«сентябристки» стали связующей нитью с миром — они продолжают зарабатывать деньги и берут на себя всю коммуникацию с государством, решают все вопросы с документами, визами и паспортами, собственностью и оставшимися в России родственниками. Чтобы не навредить супругам, скрывающимся от мобилизации, все героини попросили корреспондента «Север.Реалии» об анонимности — все имена в материале изменены.
История 1. «Что смотрели по телевизору, то и думают»
У 38-летней Натальи и 43-летнего Сергея двое детей. Они живут в небольшом карельском селе — переехали в деревню из города около десяти лет назад.
— Когда объявили мобилизацию, это было как в фильмах про войну, — вспоминает Наталья. — Пустые улицы, нигде никого нет, все по домам сидят, а на всех общественных зданиях листовки от военкомата с требованием явиться на призывной пункт. Сергей вечером забрал меня, как обычно, с работы, мы приехали домой, а у каждого соседнего дома стоят машины и людям вручают повестки. В первый же день выдали 63 повестки, и 59 человек сразу уехали на пункт сбора. В том числе люди которым уже по 50 лет, многие без опыта службы в армии и с хроническими заболеваниями. Причем местные жители стали помогать представителям военкомата, подсказывать, где живут мужчины. Даже родственники родственникам выписывали повестки.
По словам Натальи, за прошедшие годы они с мужем так и не стали своими для жителей села. А когда началась война, эта пропасть стала еще более очевидной.
— Почти все тут считают, что Россия кого-то там защищает и «наше дело правое». Что смотрели по телевизору, то и думают. Но мы из другой среды, — объясняет Наталья. — До войны я участвовала в международной бизнес-программе, и очень много инструкторов по этой программе живет в Украине. Многих из них я знаю лично, потому что работала с ними на разных площадках. А теперь моего мужа хотят отправить их убивать, и ты не можешь сказать этому «нет», потому что люди, которые пытаются это делать, оказываются в тюрьме… Это невыносимо.
После начала мобилизации она отправила мужа в квартиру в городе, где его никто не стал бы искать, но уже через неделю он не выдержал и вернулся домой. Ей пришлось чуть ли не выталкивать его в эмиграцию — не хотел ехать один.
— Я его стала уговаривать, что это опасно, надо уезжать из страны, а он сомневался. Говорил, как он оставит меня тут одну — с двумя детьми? А еще собака, кошка, дом… Поэтому я настояла, что Сергей уедет, посмотрит, как и что, а мы спокойно потом будем думать, что делать.
В результате Сергей улетел в Казахстан, а Наталья осталась дома, чтобы продолжать работать, кормить двоих детей и отправлять деньги мужу. Через месяц жизни вдали от дома он было засобирался обратно, но она настояла, чтобы он этого не делал.
— Сергей очень хочет домой, скучает, говорит, что, может быть, ему приехать ненадолго, но я боюсь, что потом он не сможет выехать обратно, — говорит Наталья. — Сейчас у него уже появились варианты насчет работы, он оформил регистрацию, получил банковскую карту, то есть все как-то стало налаживаться. И теперь мы уже думаем к нему поехать. Сначала, может быть, приедем на новогодние каникулы, и я, вероятно, оставлю ему детей, а сама уеду обратно в Россию. Наши дети находятся на семейном образовании, им не надо ходить в школу. А все уроки с ними всегда делал Сергей, он и сейчас по видеосвязи проверяет у них каждый день задания. Поэтому они к нему уедут и будут с ним. Моя работа преподавателя английского языка обеспечивает нам доход, возможность ему там жить с детьми, поэтому мне придется еще какое-то время оставаться в России, пока я не решу, как перевести мою работу полностью в онлайн, и у Сергея не появится стабильный заработок. Сжигать мосты мы пока не готовы.
По словам Натальи, одной с двумя детьми ей не просто. Основной заработок в семье давала ее работа, а Сергей занимался с детьми и решал все бытовые вопросы — от смены фильтров для очистки воды и вывоз мусора до закупки продуктов.
— Сейчас двор надо к зиме подготовить, колеса на машине поменять и много еще чего, о чем я понятия не имею, — признается Наталья. — Как оказалось, я даже не знала некоторых вещей в бытовом плане. Очень смешно бывает, когда стоишь перед прилавком и не знаешь, какой сыр лучше купить, а продавец говорит, что Сергей покупал всегда вот этот. Он и сейчас удаленно решает какие-то вопросы, заказывает бытовую химию для дома, какие-то расходные материалы для ремонта приборов в доме… Тяжело. Но я знаю, что он в безопасности, и это главное. Когда была Великая Отечественная война, мы защищались. Наши деды, прадеды шли на фронт, потому что они защищали нас от нападения извне. А сейчас быть стороной, которая нападает, — это страшно и стыдно. Я не знаю, как буду рассказывать своим детям о том, что это происходило в истории их Родины. Я уверена, что нам еще долго придется отмываться от всего этого… Но в нашей деревне большинство думает по-другому. Они насмотрелись этой ужасной пропаганды и уверены, что их мужья поехали защищать Родину. Я не знаю, что на это сказать…
История 2. «Нам проще вдвоем»
Жительнице Карелии Анне 43 года, а ее мужу Евгению — 45. Они приехали в Грузию в первый день мобилизации — 21 сентября, но это было случайное совпадение. Поездку они планировали давно — ехали туда, чтобы пожениться. В Грузии есть город Сигнахи, который называют городом любви. Там все желающие могут заключить брак без всякой бюрократии прямо в день подачи заявления. На свадьбу пригласили друзей, которые тоже приехали из России. А после праздника почитали новости и поняли, что мужчинам возвращаться домой нельзя. Но женщинам — придется: в России их ждали дети, работа, домашние дела.
По словам Анны, она сразу решила, что в России не останется и вернется, как только сможет. Но для этого пришлось решать массу проблем.
— У меня дочь от первого брака в 11-м классе, и если бы я просто сняла ее со школы, то она бы не получила аттестат. Поэтому надо было написать заявление, что она переходит на домашнее обучение. Подписала там все необходимые бумаги, расписки. У нас частный дом, надо было кое-что организовать, чтобы его законсервировать. Нам переделывали электроснабжение — это надо было закончить. Потом пришлось решать вопрос с собаками, у нас их две. Для них я сделала паспорта, чтобы перевезти через границу, обновила все прививки, сделала чипы. Потом еще надо было продать все, что можно было продать, потому что деньги нужны. Машину, велосипеды, какие-то вещи, вплоть до камина в доме. Всякие строительные инструменты. Эта распродажа у меня длилась где-то полторы недели. Часть вещей, которые мы решили перевезти в Грузию, надо было упаковать, сдать в транспортную компанию и отправить.
У них был небольшой бизнес — принимали туристов в гостевом доме. Первое время после отъезда рассматривали возможность свое дело сохранить, нанять управляющего и на эти доходы жить в Грузии. Но потом отказались от этой идеи.
— Если постоянно оглядывать назад, то очень сложно устроить новую жизнь, — считает Анна. — Сейчас мы стараемся наладить свою жизнь, и нам вдвоем это проще сделать. Кто-то решил иначе, женщины остались дома, чтобы там работать, потому что могут остаться совсем без денег. Но нам проще вдвоем. Мы вместе придумываем, что делать дальше. Дом в России выставили на продажу, и когда появятся деньги, на них будем создавать свой бизнес здесь, в Грузии. Но это уже будет не прием туристов, а что-то другое.
Первое время после отъезда Анна и Евгений думали, что это ненадолго, и в обозримом будущем они смогут вернуться в Россию. Но теперь эта надежда угасла.
— Мы не хотели уезжать, несмотря ни на что. Невозможно вот так, просто бросить все, переломать всю свою жизнь, — говорит Анна. — Сначала мы уехали только от мобилизации, думали, что поживем какое-то время в Грузии и вернемся, но потом поняли, что ситуация более глобальная. До мобилизации мы этого не понимали, а теперь поняли. Даже если закончится война, все равно режим останется, и то, что будет происходить внутри страны, нам, скажем так, не совсем подходит по нашим взглядам и внутренним убеждениям. Даже от близких людей я слышу такие слова: «Ты уехала, ты не веришь в Россию…» Своему бывшему супругу, от которого у меня дочь, я ничего не говорила до тех пор, пока мы не переехали, чтобы не было никаких проблем с пересечением границы. Я сообщила ему уже по факту — и услышала в ответ очень много неприятных слов. Он считает, что люди, которые уезжают, — предатели.
Дочь, которой пока нет 18, планирует вернуться в Россию, как только станет совершеннолетней, переубедить ее не удается, и это большая проблема для семьи.
— Если кому-то кажется, что это происходит где-то там, что просто кто-то с кем-то что-то не поделил, то они заблуждаются. Эта война, ее последствия коснутся каждого. У кого-то заберут близких людей, кто-то потеряет работу. Последствия кризиса будут влиять на страну еще многие и многие годы. И это очень печально, — говорит Анна.
История 3. «Можно идти по улице и оказаться на войне»
Елена и Андрей узнали о мобилизации, когда путешествовали по Европе, и тут же решили, что в Россию возвращается только один из них.
— Всем нашим друзьями пришли повестки, независимо от того, служили они или нет и какие у них проблемы со здоровьем. Почти все «гасились», но одного друга призвали, — рассказывает 34-летняя Елена. — Было ощущение, что забирают всех, и можно просто идти по улице и оказаться на войне. Нам повезло, у нас друзья уехали в Черногорию еще в феврале, в начале войны, они довольно обеспеченные люди, у них тут был свободный дом, и они нас пригласили пожить здесь.
В результате Андрей, который в свои 32 года вполне попадал под критерии первой волны мобилизации, полетел в Черногорию, а Елена вернулась в Петрозаводск.
— Мы боимся не столько мобилизации, сколько непонимания, что будет дальше в стране, — объясняет Елена. — Сидим пока здесь, смотрим, что будет дальше. Муж автомеханик, уже нашел тут работу, так что на что жить, вопрос не стоит. Мы очень хотели вернуться в Россию, в Карелию, но сейчас это невозможно. В военных действиях мы участвовать не хотим, убивать мы точно не хотим. Украина для нас не враг точно, потому что у нас много друзей в Украине и родственников хватает.
По словам Елены, перед ней не стоял выбор, оставаться в России или возвращаться обратно к мужу. Ее фирма, занимавшаяся онлайн-доставкой товаров, закрылась в первый же день после начала мобилизации — собственники улетели в дальние края, так что потерять работу она не боялась. Но для жизни в эмиграции нужны были деньги хотя бы на первое время.
— Пришлось продать машину Андрея и его мотоцикл. Хотели еще продать квартиру, но у меня не было доверенности, поэтому не продали. Сейчас он написал доверенность на маму, она будет этим заниматься. Проблема возникла с собакой. Мы сразу решили, что берем ее с собой, но в Петрозаводске не было вакцин, мне пришлось ехать в другой город, чтобы их сделать. Кроме того, ни на одном рейсе, которым я могла долететь до Черногории, не осталось мест для животных. Все они были раскуплены вплоть до Нового года. Поэтому мы решили, что не будем продавать вторую машину, и я с собакой поеду на ней. Это было тяжело: я плохой водитель, и преодолеть за рулем шесть тысяч километров — для меня испытание. Ехала через Грузию, а там уже Андрей меня встретил.
Когда Елена была ребенком, ее дедушка и бабушка жили в деревне в пригороде города Изюм, который теперь почти стерт с лица земли. В детстве она проводила там каждое лето. Под Изюмом остался дом, который перешел по наследству ее семье.
— Все мои соседи, все мои украинские друзья, которые там жили, сейчас либо эвакуировались, либо живут под обстрелами, либо воюют, — вздыхает Елена. — Я продолжаю с ними созваниваться, первое время каждый день была перекличка, все ли живы, все ли в порядке. Сейчас тоже общаемся, и никто мне не сказал ни разу плохого слова по поводу того, что я русская. Наоборот, они за меня переживают, как я живу в стране с таким президентом, и все ли у меня хорошо. Мои соседи говорят, что наш дом под Изюмом все еще стоит. Мне снятся кошмары, что я туда приезжаю и не могу его найти… Надеюсь, я когда-нибудь смогу туда вернуться. Для меня это очень тяжелая история. Обе страны для меня были родными, я всегда считала, что у меня два дома. А теперь не осталось ни одного…
История 4. «Война не где-то там»
По словам эмигрантов, никто из них не готовился к такому повороту, покидать Россию они никогда не думали, и даже война в первые месяцы не смогла их заставить это сделать.
— Поначалу все это казалось каким-то сюрреализмом, будто это происходит не с тобой, — рассказывает 44-летняя «сентябристка» Татьяна. — Вроде все понимаешь, идет война страшная, но не веришь, что это касается и тебя тоже. Я как психолог понимаю, что сама прошла через все эти классические стадии: отрицание, гнев, а потом принятие. Да, я приняла это и стала учиться жить с этой реальностью. И муж мой тоже. Поэтому уезжать из страны не собирались, пытались привыкнуть. Но когда началась мобилизация, это шарахнуло уже прямо по нам. Вот тут мы почувствовали, что война не где-то там, а пришла в наш дом. И выбора уже не было.
Но даже после этого осознания решиться на отъезд было очень сложно и страшно, говорит Татьяна. Ее мужу Артему 45 лет, и сначала они надеялись где-то спрятаться и пересидеть. В Петрозаводске мужчин не отлавливали прямо на улицах, но вести из других городов, где это происходило, напугали по-настоящему. Артем собрался за один день, продал машину почти за бесценок и «Ласточкой» отправился в Санкт-Петербург, а оттуда самолетом в Стамбул и дальше в Черногорию.
— Я не могла решиться ехать с ним, подумала, что будет лучше, если останусь работать, а ему буду отсылать деньги. Он маркетолог и уже нашел работу онлайн, но тогда мы не знали, получится это или нет. Уезжал буквально в никуда, без всяких перспектив. Поэтому я думала, что не поеду с ним, будут отсылать деньги. Но через месяц поняла, что так жить невозможно, надо ехать за ним. Чтобы получить ВНЖ в Черногории, надо собрать разные документы, он же ничего не взял с собой, нам даже в голову не приходило, что придется остаться там надолго. Вот сейчас соберу, что нужно, и тоже к нему поеду.
По словам Татьяны, среди ее коллег много тех, кто не уезжал из страны до последнего, потому что считал это своеобразной миссией — оказывать психологическую помощь людям, перепуганным и подавленным всем происходящим. Но мобилизация действительно коснулась каждого, и сейчас те коллеги Татьяны, которые разделяют ее взгляды, почти все уехали.
Она знает несколько семей, фактически разрушенных мобилизацией. Мужчины уклонялись от вручения повесток, а жены называли их трусами, угрожали, что расскажут об этом полиции, пытались отправить на фронт.
— Мне жаль таких женщин, — говорит Татьяна. — Они живут в своем выдуманном мире. А когда этот морок рассеется, страшно представить, что с ними произойдет. Они не смогут принять, что эти безумные жертвы были напрасными, это будет наверняка вызывать агрессию с их стороны, и чем все это закончится для страны, для всех нас?..