Это был теплый июльский вечер. Силена, мама погибшего Брайса, отдыхала с коллегами на барбекю, — до нее долго не могли дозвониться. Антон, отец погибшего Оскара и дедушка погибшего Ремко, тоже в этот вечер вместе с женой Хильдой готовил барбекю у себя в саду, — он увидел сообщение о катастрофе сразу же. Робберт, брат погибшего Эрика, был в отпуске, во Франции, — и кричал, когда узнал страшные новости.
Никто из них не мог поверить в происходящее. 17 июля 2014 года их родные летели рейсом МН17 из Амстердама в Куала-Лумпур. Летели на отдых — это было время отпусков. Через 2 часа 49 минут малайзийский «Боинг» был сбит зенитной ракетой «Бук» в небе над Донбассом, в районе, находившемся под контролем сепаратистов самопровозглашенной ДНР. Погибли все 298 человек (15 членов экипажа и 283 пассажира), 80 из них были несовершеннолетними. Война, тогда еще никем не названная войной, шла на территории Украины третий месяц… Накануне десятилетия трагедии зам. главного редактора «Новой газеты Европа» Екатерина Гликман поговорила с родственниками погибших пассажиров.
В этот вечер одна жизнь Силены, Антона, Робберта и тысяч других родственников погибших закончилась и началась другая — включающая в себя огромную трагедию, которую им не забыть, от которой никак не отгородиться, с которой надо жить навсегда.
Первым — через полчаса после катастрофы — о сбитом самолете десять лет назад, 17 июля 2014 года, сообщил тогдашний министр обороны ДНР Игорь Стрелков. Он назвал это «птичкопадом». Правда, думал, что сбит транспортный самолет Ан-26. Вскоре его сообщение было удалено, и включилась вся махина российской пропаганды, наводнившая мир дезинформацией о катастрофе МН17. В том числе поэтому международное расследование длилось целых восемь лет — много ресурсов было потрачено на разоблачение российских фейков, включая вполне официальные.
17 ноября 2022 года, через восемь лет и четыре месяца после трагедии, окружной суд Гааги огласил приговор по делу МН17. Судьи установили: пассажирский рейс MH17 сбит ракетой «Бук»; установка «Бук» привезена из России на территорию подконтрольного ДНР села Первомайское, а после пуска ракеты спешно эвакуирована обратно в Россию. Игорь Гиркин, Сергей Дубинский и Леонид Харченко признаны виновными и заочно приговорены к пожизненному заключению за убийство. Четвертый обвиняемый — Олег Пулатов — хотя и признан причастным к данному преступлению, но оправдан судом за недостатком улик.
Когда в Гаагском суде оглашали вердикт, в Украине уже почти пять месяцев шла полномасштабная война. Теперь-то о ней знали во всем мире. Сейчас ее не называет «войной» только Россия.
Накануне десятилетия трагедии я поговорила с уже знакомыми мне родственниками погибших пассажиров. Спрашивала, как они живут все эти годы, что чувствуют сейчас, о чем думают.
«Будто по моей коже проводят наждачной бумагой…»
Антону Котте в прошлую пятницу исполнилось 80 лет, но именно он организует поминальную церемонию, которая пройдет сегодня у Национального памятника МН17 в парке Вийфхёйзен. Этот мемориал расположен по соседству с амстердамским аэропортом «Схипхол». Как раз отсюда десять лет назад вылетел в Куала-Лумпур рейс «Малайзийских авиалиний» МН17.
Сегодня здесь соберутся более полутора тысяч родственников и близких погибших пассажиров, будет королевская семья, премьер- и другие министры, Филармонический оркестр Нидерландского радио исполнит музыку, затем самое главное — чтение имен погибших, минута молчания. Последние пять дней Антон провел здесь безвылазно: надо было все проконтролировать, юбилейная церемония должна пройти идеально.
Два года назад, когда я была у Антона в гостях в его доме в Эйндховене, он показал мне маленький детский рюкзачок темно-синего цвета с надписью «Remco» — имя его погибшего шестилетнего внука. Рюкзачок упал с высоты в десять километров и остался целым и невредимым. На нем даже уцелела бирка ручной клади, а внутри лежали книжки, ручки и карандаши. Сразу после тех каникул Ремко должен был пойти в первый класс…
Антон потерял троих в той катастрофе: внука, сына и невестку. А потом потерял и жену: она не смогла справиться с этой трагедией…
«Мы любили друг друга, но у нас было разное отношение к этому горю, — вспоминает Антон. — Она всегда говорила: это неестественно, что мать пережила сына. А я задавал себе вопрос: что я могу сделать для этих троих? И вся моя деятельность — это все для них. Это мой долг, понимаешь?»
Я спрашиваю, приносит ли ему облегчение такая его вовлеченность в работу Фонда катастрофы МН17, созданного родственниками погибших. Отвечает, что нет. «Это так несправедливо, что мне, тогда семидесятилетнему, были даны еще десять лет жизни, а у троих молодых людей отобрали жизни в самом расцвете. Несправедливо», — повторяет он еще раз.
В получасе езды на машине от его дома в городе Гилзе-Рийен находится военный аэродром, где до сих пор стоит реконструкция того «Боинга», собранная из обломков, найденных на подсолнечных полях и привезенных сюда из Донецкой области. Много раз Антон был в этом авиационном ангаре, сопровождая других родственников. Вчера он опять возил туда группу гостей из Малайзии.
Он рассказывает, что, когда родственники набираются храбрости, чтобы подняться по лестнице и войти внутрь самолета, первым делом там, внутри, они хотят увидеть то место, на котором сидел их близкий, то кресло… И поясняет: «Потому что этот реконструированный самолет для них как замена места крушения, куда поехать невозможно, — там война до сих пор, там можно погибнуть. И не видно этому конца. Так что это кресло — самое близкое, что соединяет их с погибшими родными».
Антон признается мне, что хоть он и член правления Фонда, но ведь и сам родственник. И иногда, когда он опять видит в ангаре на авиабазе этот нос самолета, его переполняют эмоции. «И тогда мне нужна пауза в несколько минут, мне нужно отвернуться… — тихо говорит Антон. — Все-таки я потерял троих. Вот в такие моменты я чувствую, будто по моей коже проводят наждачной бумагой…»
«Началось все в 2014-м, и никто тогда не проснулся — никто!»
Силена Фредрикс сегодня будет стоять на сцене — она одна из тех родственников, которые прочтут имена. 298 имен. Их чтение займет около получаса. Силена уже несколько лет читает имена, и хотя это очень тяжело, но она считает это самым важным из того, что произойдет сегодня в парке Вийфхёйзен.
Все, что осталось от ее сына Брайса, — левая сильно обожженная ступня, которую им доставили с востока Украины через несколько месяцев после катастрофы.
Семье Фредриксов еще «повезло». Употреблять это слово в таком контексте кажется чудовищным, но Силена именно так воспринимает то, что случилось. Я вспоминаю историю Пита Плуха, от погибшего брата которого не нашли вообще ничего. «Как будто он никогда не существовал», — так передавал свои чувства Пит. Два года назад он показывал мне маленькую пластиковую коробочку, в которой было немного земли и кусочек расплавленного металла, и говорил с горечью: «Вот все, что у меня есть оттуда…»
Брайс летел на том самолете со своей девушкой Дейзи, ему было 23, ей 20. В семье Силены их обоих называют «наши дети».
Все эти годы семья Фредриксов активно участвует во всем, что связано с трагедией МН17. Например, каждый год в июне в составе небольшой группы родственников Силена и ее муж Роб расставляют перед российским посольством 298 белых стульев, располагая их так же, как это было в сбитом боинге: с двумя проходами, по два кресла в ряду у окна и по пять в середине. Правда, за десять лет они не увидели ни малейшей реакции со стороны посольства России в Гааге.
Несколько недель назад Силена и Роб ездили в Страсбург: там, в Европейском суде по правам человека, продолжается рассмотрение дела «Украина и Нидерланды против России». Родственники надеются на вердикт в начале следующего года.
«Мы получили немножко правосудия за эти десять лет, — говорит Силена. — Три человека признаны виновными. Но виновных намного больше — это российские военные, имен которых мы не знаем до сих пор. Зачем они стреляли? Зачем сбили самолет? Они не знали, что это гражданский? Ведь должны были знать! И кто отдал приказ? И почему? Что они думали при этом? Так что у нас осталось много вопросов. Нам нужна вся правда целиком, а не кусочек ее».
Силена убеждена, что ответы на вопросы нужны не только родственникам погибших, но что это важно для всего мира. «Виновные до сих пор избегают наказания. Мир до сих пор не понял, как опасна эта страна, Россия, вернее, не страна, а власти этой страны, конечно же. Персонально Путин», — считает она.
Спрашиваю: «Думаете, даже сейчас, после более чем двух лет полномасштабной войны, не понимают?» «Да, — отвечает, — я так думаю. Потому что мы до сих пор хотим говорить с ними и боимся поставлять оружие в Украину. А чего ждем? Надо помогать! Если бы Европа сразу помогла по полной, войны бы уже не было. А она идет, и идет, и идет. Мир должен наконец увидеть, что Кремль нужно остановить. Началось все в 2014-м, с Крыма, и никто тогда не проснулся — никто! И все эти годы с тех пор там идет война».
«Однажды он уйдет, этот босс…»
За чтение имен погибших в катастрофе MH17 — самую эмоциональную часть церемонии — отвечает Ханс де Борст. Видимо, поэтому поймать его накануне было почти невозможно — ему очень важно, чтобы все сегодня прошло идеально. Прямо перед нашим разговором он получил подтверждение, что на церемонии будет присутствовать сын малайзийского пилота. Он приедет в Нидерланды с братом и матерью, вдовой пилота, а также примет участие в чтении имен — он прочтет имена членов погибшего экипажа.
Ханс потерял в катастрофе единственную 17-летнюю дочь Эльземик. Десять лет спустя он пронзительно скучает по маленьким моментам: когда она приезжала к нему в гости, и сначала он слышал велосипедный звонок, а потом «щелк» дверью…
Он благодарен судьбе, что «она была целая, а не кусками, как другие». Что сохранились ее паспорт с вложенным внутрь него посадочным талоном и бабушкино кольцо на пальце.
Бабушка Эльземик до сих пор жива. 6 июля ей исполнилось 90. Она уже не в состоянии осилить такое мероприятие, но посмотрит трансляцию по телевизору. Недавно она спросила Ханса: «А Эльземик ведь не была на том самолете?» (У бабушки уже началась деменция.) Ханс ответил: «Нет, была» (он предпочитает говорить ей правду). Тогда она показала пальцем на фотографию внучки и воскликнула: «Но она же вот тут!» Ханс спокойно объяснил, что это всего лишь фотография, а саму Эльземик они уже не видели десять лет.
Хотя самому ему иногда кажется, что это было две недели назад. «Иногда вообще не верится, что это произошло. И ты думаешь: где твой ребенок, почему его нет здесь? Так это странно… И много людей в Украине переживают те же чувства прямо сейчас, — говорит Ханс и тут же спрашивает, но не меня: — Почему они убили моего ребенка? Только потому, что он летел на каникулы, отдыхать? Будет трудно не заплакать в среду, когда наступит минута молчания. Когда увижу всех этих людей, которые будут стоять во время минуты молчания и у кого до сих пор осталось столько неотвеченных вопросов — неотвеченных, потому что ответить на них может только Россия, а она не заинтересована в правде. Ей интересно только бомбить детские больницы».
Сегодня Ханс до самого вечера будет с родственниками и друзьями. А на следующий день, завтра, он останется один. «Это получится красивая церемония, но она не вернет мне мою дочь. Поэтому на следующий день мне не хочется ни с кем говорить. Я так делаю всегда 18 июля. Я просто лежу дома один, смотрю телевизор, вернее, не смотрю его, он просто работает. В этот день ничего меня не интересует больше, ничего не хочу делать, просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Но потом этот день пройдет, и все будет снова в порядке, жизнь продолжится».
В августе Ханс поедет во Францию — на открытие Олимпийских игр. У него уже есть билеты на два вечера… «Так что я не сижу, забившись в угол, и не пла́чу днями напролет. Но до сих пор злюсь: почему это произошло? Будем ждать ответов. Однажды он уйдет, этот босс…» Это Ханс о Путине.
«Простили, но не забыли»
Когда я дозвонилась до Робберта и Лус ван Хайнинген, оказалось, что они в отпуске. Я извинилась, что отвлекаю их от отдыха, но Лус сказала: «Ничего страшного, МН17 всегда летает с нами, где бы мы ни были. Иногда он летает высоко, и мы почти не чувствуем его присутствия. А иногда он снижается, и мы слышим его гул. В июле он всегда летает низко». Ее муж Робберт добавил, что сейчас от МН17 вообще не спрятаться: «Война между Россией и Украиной напоминает о трагедии каждый день».
Семья ван Хайнигенов потеряла 17 июля 2014 года троих близких: брата Робберта Эрика, его жену и их сына. Поверить, что уже прошло десять лет, им обоим трудно. Осознавать реальность Лус помогает ее сын Яспер. «Я смотрю на него и думаю: когда случилась трагедия, ему было 11 лет, а сейчас 21. То есть с тех пор он вырос и стал молодым мужчиной. А сын Эрика Зейхер так и остался семнадцатилетним подростком. Все пассажиры замерли в том состоянии, что были, остановились, а наши жизни идут дальше».
Осенью 2022-го, перед оглашением приговора Робберт говорил мне: «Тут винить нужно российское государство, российских военных, но не всех россиян. Я вижу, что сейчас, когда идет война, общественное мнение сомневается в россиянах, которые живут в России.
Я очень надеюсь, что мы — родственники и общество в целом — сможем разделять эти две вещи: государство и людей. Я немного побаиваюсь, что мы перестанем видеть разницу».
Сейчас, в 2024-м, он подтверждает, что остался при том же мнении. Говорит, что они с Лус спустя десять лет относятся к произошедшей трагедии так: простили, но не забыли. Forgiven but not forgotten. Но предупреждает меня, что большинство родственников чувствуют разочарование, считают, что правосудия не случилось. «Мы заметили, что все больше родственников злятся, — говорит Робберт. — Их число росло за последние пять лет, особенно быстро — после нападения России на Украину. А те, кто считает, как мы, — что надо прощать, но не забывать, — эта группа уменьшается».
«Печаль о смерти Джека мы носим „в своих костях“»
Впервые я встретила Джона О’Брайена в ноябре 2022-го сразу после оглашения приговора окружного суда Гааги. Они с женой Мерин тогда специально прилетели из Австралии: их 25-летний сын Джек тоже был пассажиром МН17.
«Мы очень обеспокоены тем, что происходит сейчас в Украине, — говорил Джон, стоя у выхода из судебного комплекса „Схипхол“. У него дрожал голос, и было видно, что ему тяжело дается каждое слово. — Потому что наш сын Джек был убит на этой же самой войне. Это война унесла его жизнь. Это российская агрессия в Украине убила его и остальных пассажиров того боинга. И я лично хотел бы увидеть на скамье подсудимых Российскую Федерацию».
Общаясь с ним сейчас, накануне десятилетия трагедии, я услышала от него много слов поддержки в адрес российских журналистов, продолжающих свою работу — кто в изгнании, кто оставаясь в России, — и в адрес всех россиян, которые против войны.
«Я чувствую, что наша семья нечаянно оказалась причастна к той битве, которую вы ведете уже много лет, и мы тоже получили тяжелое ранение», — написал он мне.
Джон рассказал, что в 2014 году его сын несколько недель путешествовал по Европе, был и в России — в Москве и Санкт-Петербурге. На одной из присланных Джоном фотографий его сын Джек стоит на Дворцовом мосту над Невой, в его руках карта Петербурга, за спиной — Кунсткамера и здание Академии наук. Рейсом МН17 из Амстердама Джек должен был вернуться домой. Всего на борту малайзийского «Боинга» находились 27 граждан Австралии.
В этот раз семья О’Брайенов не прилетела в Нидерланды. Они будут смотреть прямую трансляцию поминальной церемонии дома, в Сиднее. Через «Новую газету Европа» Джон захотел обратиться к россиянам с открытым письмом. В нем он пытается осмыслить трагедию, изменившую жизнь его семьи (и многих других). Он подчеркивает, что это исключительно его личные вопросы и размышления: он не говорит от имени других представителей сообщества MH17. Мы публикуем письмо Джона полностью:
«Я не хочу, чтобы уже было десять лет.
17 июля 2024 года исполнится десять лет с тех пор, как наш двадцатипятилетний сын Джек и еще 297 человек, находившихся на борту рейса MH17 Malaysian Airlines, были убиты, когда самолет сбили над Украиной.
Десять лет как Джек не живет своей жизнью и не присутствует в жизни нашей.
Голландский судья, председательствующий на процессе по делу MH17, Хендерик Стейнхёйс, рассказал о последствиях для семей погибших в своем решении, вынесенном 17 ноября 2022 года, через восемь лет и четыре месяца после того, как MH17 был сбит.
«Суду убедительно продемонстрировано, насколько изменилось все для родственников погибших людей после крушения MH17: очевидно, что была жизнь до крушения и жизнь после него».
Наша семья прожила две эти жизни. Та, которая у нас есть сейчас, — это другая жизнь. Она кажется мне пустой. Это правда, что острота горя со временем смягчается. Но тоска по Джеку и пустота, которую мы ощущаем в его отсутствие, остаются с нами. Польская поговорка о скорби гласит, что со временем горе покидает ваше сердце и проникает в кости. Это верно. Боль уже не такая сильная, но печаль о смерти Джека мы носим «в своих костях» и будем носить всегда.
Далее судья Стейнхёйс рассказал о действии ракеты:
«Эта разрушительная сила привела, что самое главное, к гибели 298 человек, мужчин, женщин и детей, находившихся на борту. В одно мгновение, без предупреждения, их жизни были жестоко оборваны. В тот самый миг у этих людей отняли жизнь и будущее».
Это самое главное. Джека и всех остальных жестоко и несправедливо лишили жизни. Расследование длилось восемь лет (на данный момент оно приостановлено, но может возобновиться), а судебный процесс — два с половиной года. Из четырех обвиняемых трое были признаны виновными, а один оправдан. Для меня все это указывает на тщательно продуманный и справедливый процесс.
Трое осужденных — не единственные ответственные за это преступление лица. Судья Стейнхёйс не преминул подчеркнуть центральную роль Российской Федерации в конфликте и сбитом MH17. Россия оказывала сепаратистам «Донецкой народной республики (ДНР)» «финансовую помощь, снабжала и обучала войска, поставляла оружие». Высокопоставленные лица в Российской Федерации поддерживали тесную связь с ДНР, участвовали в принятии решений и координации военных действий в Украине. Другими словами, Россия руководила всем.
Но до сих пор Российская Федерация отрицает какую-либо ответственность за сбитый MH17. Это глубоко оскорбительно, но не удивительно. Реалистично ожидать, что признания ответственности не будет, пока Путин у власти, а может, и никогда. К убийству 298 человек добавляется еще и умышленный обман.
Теперь эти преступления — убийство и ложь — многократно усилились благодаря необоснованному и незаконному вторжению России в Украину. Если сбитый MH17 мог быть ошибкой, то нападение на Украину было продуманным. Полное разрушение городов, целенаправленные бомбардировки школ и больниц, массовые казни мирных жителей и пленных солдат, похищение детей — все это сознательные действия, направленные на запугивание и подчинение Украины. Но украинский народ не покорился.
Наша семья чувствует связь с народом Украины. Мы видели его доброту и сочувствие после катастрофы MH17. И хотя мы не можем знать всей глубины страданий, которые эти люди переживают сейчас, мы разделяем скорбь по поводу бессмысленного разрушения и смерти любимых людей.
Я был потрясен, когда услышал сообщения о том, как относится к войне предстоятель Русской православной церкви патриарх Кирилл. 27 марта этого года Всемирный русский народный собор, возглавляемый патриархом Кириллом, опубликовал заявление, в котором говорится, что конфликт в Украине — это «священная война» (заметьте, они не назвали ее «священной специальной военной операцией»). В нем говорится, что Россия и ее народ защищают «…единое духовное пространство Святой Руси» и выполняют свою миссию «удерживающего» против «победы впавшего в сатанизм Запада». В документе также говорилось, что «вся территория современной Украины должна войти в зону исключительного влияния России».
Как человек христианской веры, я нахожу тревожным и обескураживающим тот факт, что патриарх Кирилл пытается оправдать войну России против Украины, утверждая, что она реализует Божий замысел.
Я считаю, что идеи, о которых говорил Иисус, никогда нельзя приравнивать к целям какого-либо национального государства, ни России, ни Америки, как бы это ни облекалось в религиозные формулировки. Иисус сказал: «Блаженны миротворцы», — и наставлял своих последователей «любить друг друга, как Я возлюбил вас» (от Иоанна 15:12). Напротив, агрессивное вторжение России в Украину было отмечено повальной жестокостью и пренебрежением к правам и достоинствам других людей, включая мирных жителей. Я не понимаю, как патриарх Кирилл может приравнивать эти действия к миссии и целям Христа. Для меня это совершенно неприемлемо. Патриарх Кирилл, похоже, забыл, за кем он должен следовать. Американский богослов хорватского происхождения Мирослав Вольф сказал: «Цена, которую монотеизму всегда приходится платить за союз с исключительным национализмом, — это потеря души».
Россия не единственная страна, которая пытается использовать религию, чтобы оправдать свои действия и представить себя правой и хорошей, а тех, против кого она выступает, — плохими и неправыми. Соединенные Штаты используют Бога и веру, чтобы подкрепить свою самопровозглашенную роль «защитника свободного мира». Моя страна, Австралия, не очень религиозна, но мы пошли на поводу у этого высокомерного национализма и по ошибке присоединились к США в войнах во Вьетнаме, Ираке и Афганистане — ненужных войнах на другом конце света, с которыми мы почти не имели ничего общего. Мы были вовлечены в массовые смерти и разрушения без всякой цели. Многие австралийцы протестовали против нашего участия в этих конфликтах, но наше правительство все равно продолжало это делать.
Размышляя обо всем этом, я снова задал себе вопрос, как я думаю о России и российском народе. В первые дни после MH17 я ловил себя на мечте о мести — я знаю, что эти мысли были вызваны бессильным гневом и глубокой болью.
Позже я вместе с другими написал открытое письмо российскому народу в то время, когда Россия принимала чемпионат мира по футболу (2018). В этом письме говорилось: «…мы должны отделить простых российских людей от ответственных лиц — командной цепочки, которая привела к сбитию MH17». На сайте «Новой газеты» было оставлено довольно много комментариев. Некоторые посчитали письмо фальшивкой. Кто-то поблагодарил нас за отсутствие обвинений и «человечность», кто-то счел наше отношение примером мягкого западного либерализма. Другие сочли нас наивными и сказали: не стоит быть настолько уверенными в том, что российский народ не несет частичной ответственности за это злодеяние.
Что я думаю теперь?
Я не знаю, каково это — быть россиянином и жить в России. Я не понимаю, как, очевидно, значительное большинство может голосовать за лидера, для которого ценность человеческой жизни и благополучие его собственного народа, не говоря уже о других, так мало значат. Лидера, который с такой легкостью отправляет тысячи своих граждан воевать в Украину, где многие погибают или получают ранения. Лидера, чей ответ на любой критический к его политике голос — это изгнание, тюремное заключение или постоянное замалчивание этих голосов. Возможно, некоторые поддерживают Путина из-за дезинформации и незнания, как обстоят дела на самом деле. Возможно, многие другие не видят реальной альтернативы.
В то же время я восхищен мужеством российских журналистов, политиков и других людей, которые выступают против войны и призывают правительство к ответу за нее и другие злодеяния. Я поражаюсь храбрости простых российских граждан, которые рискуют быть арестованными, оказаться в тюрьме или погибнуть, — за то, что просто выражают свое мнение в знак протеста и стремятся защитить свои права и права других людей.
Я постоянно задаю себе вопрос: как мне правильно реагировать на несправедливость смерти Джека? Я все еще ищу ответ, но чувствую, что он должен включать в себя верность правде (даже если она против нас), обличение лжи и необоснованных утверждений (то, что мы в Австралии называем «bullshit»), а также попытки всеми возможными способами бороться с людьми, которые отнимают жизни других, подвергают других насилию или иным образом оскверняют их жизни. Джек был сильным человеком, но он ненавидел хулиганов, для него была важна справедливость, и я хочу чтить эти его качества.
В то же время я убежден, что христианская вера призывает меня противостоять легкому разделению людей на хороших и плохих, правильных и неправильных. И даже когда есть явный агрессор, я должен заботиться о его благе так же, как о благе его жертв. Все это трудно осуществить.
Как и весь мир, я знаю, что Россия несет ответственность за гибель моего сына и всех, кто находился на борту MH17. Я хочу, чтобы Россия прекратила свое жестокое и незаконное вторжение в Украину. Я хочу, чтобы за эти действия и за все противоправные действия, которые произошли в этой войне (включая все противоправные действия украинской стороны), была установлена ответственность и сказана правда.
Но я также считаю, что не могу просто навесить на Россию и россиян ярлык врага. Я не знаю, к чему это ведет. Возможно, как предполагает Вольф, все начинается с признания человечности друг друга и права на существование. И продолжается решимостью сохранить нашу способность оставаться выше того, что нас разделяет, какими бы глубокими и давними ни были эти различия, и говорить друг с другом. Это письмо — одна из моих попыток двигаться в таком направлении.
Джон О’Брайен,
Сидней, Австралия