Репортаж «Новой газеты Европа» о том, как в российской Судже, занятой украинскими войсками, под российскими же бомбами живут люди. И снимаются в видеороликах ВСУ, чтобы родные могли увидеть, что они живы.
Рыжеволосая девушка с серьезным лицом читает с экрана телефона, который ей дал военный: «Помогите найти ребенка. В Судже пропала без вести Кливер Ульяна Александровна, 17 лет, проживает на захваченной врагом территории по адресу…» На экране — фото.
— Это вы? — спрашивает военный.
— Я, — отвечает девушка.
Мягкие игрушки, рядом книги: «На дне» Горького, «Портрет Дориана Грея» Уайльда, выглядывает яркая обложка с надписью «Мечты сбываются!» и открытка с триколором «Защитнику Отечества», которая служит в качестве закладки. Кровать девушки стоит в зале, в ряду одинаковых кроватей. И на них безучастно сидят женщины разных возрастов. Камера показывает настенный календарь, в квадратике число — 28 августа, арбузы и дыню на столе, солнечные блики на полу… Это суджанская школа-интернат, ставшая прибежищем для всех, кто потерял кров.
— Кто может вас искать? — продолжает военный.
— Мама, например, — произносит без эмоций девушка.
— Что бы вы ей передали?
— Что я в порядке, — пожимает плечами. — Мама сразу уехала, кажется. А мы с бабушкой подумали, что, может, не все так страшно и через день пройдет. И теперь ждем, когда откроют какой-нибудь зеленый коридор…
Бабушка Ульяны закрывает лицо ладонями. Мама оставила ей дочь давно, сразу после роддома. Их с внучкой дом сгорел 20 августа, когда украинские военные уже две недели как находились в Судже. Прямое попадание российской авиабомбы (КАБ).
— Читаю классиков, взяла тут в библиотеке, — продолжает Ульяна. — Но вообще люблю психологию, о ментальном состоянии человека. У меня за девятый класс все пятерки. А в Украине какая сейчас система оценок — десятибалльная? Ночуем мы не здесь, а в убежище, в подвале. Потому что сильно бомбят. Тот ужас, который начался 24 февраля 22-го года, начало наше правительство, русское…
Видеосюжет был опубликован 30 августа 2024 года на ютуб-канале ТРО Медиа (подразделения коммуникаций Командования сил территориальной обороны ВСУ). Он стал первым в рубрике «Люди, ненужные Путину». На сегодняшний день с таким хештегом вышло уже 32 выпуска, и готовятся следующие. Идея рубрики родилась спонтанно, после десятков репортажей на разные темы, снятых в подконтрольной украинской армии части Курской области, где за обеспечение гражданского населения водой, продуктами, медикаментами и поддержание общественного порядка отвечает украинская военная комендатура.
Практически в каждой поездке журналистам встречались люди, потерявшие связь с родней в России. Одновременно соцсети накрывал шквал просьб из России: «Помогите разыскать родственников в Судже!» По словам полковника Алексея Дмитрашковского, командира подразделения ТРО Медиа, число тех, кого нашли и записали его коллеги — если считать вместе с репортажами для украинского телевидения и выпусками «Людей, ненужных Путину», где фигурирует не один, а несколько героев, — перевалило за двести.
По сведениям «Новой-Европы», по другую сторону от линии фронта все без исключения родственники ждут этих роликов, смотрят, радуются сначала, когда видят своих живыми, но потом их одолевают сомнения: когда снято? А живы ли сейчас? А как и зачем их нашли?
Из соображений гуманности
Прежде всего мы спросили у Алексея Дмитрашковского, что слышно там, на месте, о возможности открыть гуманитарный коридор из Суджи и окрестностей.
— Перспектив нет. Российская сторона игнорирует обращения родственников тех, кто здесь живет, — заметил собеседник. — Куда они только не бросались со своей бедой! И в Красный Крест, и в приемную президента РФ. Всех отправляют к [российскому] Министерству обороны, а там реакция стандартная: «Ваши близкие сами выбрали такой путь, остались в оккупации. Теперь эвакуация — их личная проблема». Родственники [из России] звонят мне, пишут, рассказывают об усилиях, которые ни к чему не привели, советуются, просят найти своих.
— Почему люди в Судже без связи? Зачем комендатура изъяла у них мобильные телефоны?
— Это связано с безопасностью. С помощью мобильных можно сообщать координаты, информацию о местонахождении, наличии и количестве вооружения у военных Украины. У некоторых [жителей Суджи] все же есть телефоны, они их спрятали. Мы знаем об этом. И вероятность того, что телефоны не используются, мала. То, что сейчас начало прилетать по домам, как раз, думаю, из-за наличия мобилок: геолокация же светится. В поселке Свердликово, например, у людей генераторы. Телефоны зарядили, могли общаться. И как результат — не утверждаю, но допускаю! — прилет туда [из России] авиационных бомб, КАБов.
— А ваш номер откуда знают?
— Я его не засекречивал, он с 2014-го у многих жителей Донецкой области остался (полковник Алексей Дмитрашковский в 2014-м был спикером АТО, антитеррористической операции на востоке Украины. — Прим. авт.). В соцсетях все данные тоже.
— Как именно комендатура разыскивала и разыскивает людей, о ком беспокоятся родственники? Кто входит в группу поиска?
— Такой функции у комендатуры не существует. Это, собственно, наша инициатива, ТРО Медиа. Четыре человека, два военных журналиста и два оператора. Кроме основной работы, занимаемся поиском людей, снимаем о них сюжеты.
По словам пресс-офицера Дмитрашковского, съемки начали «из соображений гуманности». Родные сами передавали биографические сведения, адреса, чтобы получить «видеопривет» и убедиться: живы. Потому что иным уже сообщали, якобы их близких расстреляли украинцы. Алексей замечает, что он сам повидался и побеседовал как минимум с тремя из тех, кого «расстреляли каратели».
— Например, с Валентиной Полищук. Ее просила разыскать дочь, Ольга. Отец Ольги действительно погиб, и ей передали, что мама погибла тоже. В доказательство мошенники сбросили фото руки — вот, мол, рука мертвой матери, переводи на карту деньги, договоримся с украинскими военными, организуем эвакуацию тела. Ольга по снимку определила, что рука не мамина, но сердце все равно не на месте. Мать пожилая, с хроническими заболеваниями. Валентину Полищук мы нашли в поселке Казачья Локня, записали, успокоили обеих. А соседнее село, Малая Локня, осталось уже только на карте: российские КАБы стерли его в прах…
Говорят родственники из России: «Никакой эвакуации не было»
Во время наступления украинских войск в Курскую область Маргарита (имя россиянки изменено) была в другом регионе. О происходящем в Судже женщина узнала от родителей. Они позвонили ей утром 6 августа, чтобы узнать, почему нет света, воды и откуда такой шум в городе. Маргарита увидела новости о частичном разрушении города и тут же перезвонила отцу и матери, чтобы они срочно уезжали.
— Мама ответила, что папа ушел на работу. У них поросята, цыплята, маленькое хозяйство, поэтому уезжать не будут. Эвакуацию никто не объявил. Она [мать] говорила, что власти молчат, но их здесь никто не оставит. Если что-то будет серьезное, власти сообщат, и тогда родители поедут, — вспоминает Маргарита.
Женщина узнала от других родственников, что в городе очень опасно, но из-за перебоев со связью убедить отца и мать покинуть Суджу не удавалось. Несмотря на уговоры во время коротких едва пробивающихся звонков, родители Маргариты отказались уезжать. В восемь вечера того же дня связь окончательно пропала. Женщина вспоминает, как сильно испугалась в тот момент:
— Я почувствовала большой страх даже не за имущество, не за город. Стало страшно за жизни близких. Я находилась очень далеко и понимала, что помочь, поехать забрать их никак не смогу. Пока я доеду, может быть уже поздно.
О том, где родители и живы ли они, Маргарита не знала. Женщина позвонила в 112, чтобы выяснить, планируется ли эвакуация оставшихся в Судже людей. В службе ответили, что всех вывезут из оккупации, как только обстановка на занятых украинскими военными территориях станет менее опасной. Весь день 7 августа Маргарита узнавала, когда все-таки будет эвакуация:
— В какой-то момент мне сказали, что родители согласны на эвакуацию, их к ней готовят. Как к ней нужно готовить, мне было непонятно. Сказали, что через час-два их заберут, — рассказывает Маргарита.
Позже женщина поняла, что людей из оккупации не вывозили:
— Спустя неделю я узнала, что жительница нашей улицы выбралась пешком, наткнулась на наших военных, они ей помогли. Она рассказывала, что никакой эвакуации не было. Никто не приезжал, никто не спрашивал, будут ли люди уезжать.
Позднее Маргарите сообщили, что ее родители отказались от эвакуации.
— Я уверена, что это была отговорка. Ничего не было, — считает она.
Женщина обратилась в Красный Крест, «Лизу Алерт», написала письмо в администрацию президента. Обращение к президенту перенаправили в администрацию Курской области, затем непосредственно к чиновникам Суджи, где оно и застряло. Маргарита написала заявление о пропаже родителей, но правоохранители стали сами интересоваться у женщины, не выбрались ли родственники.
Первой и пока единственной новостью о том, что родители живы, стал ролик украинской военной администрации Суджи «Люди, ненужные Путину». После этого Маргарита нашла инициативную группу тех, кто тоже ищет своих родственников в Судже. Вместе они составили петицию об открытии зеленого коридора. Когда Маргарита увидела родителей на видео, она испытала смешанные чувства:
— Объяснить очень тяжело. Радость, что они живы. И страх [за них], желание скорее их забрать, вытащить оттуда. Как это сделать, непонятно. И самый большой страх, что никто, скорее всего, нам в этом не поможет. Власти не хотят и не слышат. И как еще достучаться, мы не знаем, — объясняет женщина.
Маргарита недоумевает, почему за три обмена военнопленными из Суджи в списках не оказалось гражданских.
Запись — дело добровольное
Алексей Дмитрашковский повторяет: базу для поиска составила информация из открытых источников: мониторили социальные сети, российские медиа. Просто обращались к прохожим: «Вас могут искать?» — «Да. Есть родственники в Оренбурге, Курске и так далее». — «Хотите, запишем видео, дадите знать о себе?» — «Да, хочу».
Когда полетел слух, что можно таким образом отправить весточку близким, в холле бывшего общежития школы-интерната стали выстраиваться очереди желающих, иной раз до шести-восьми человек.
Дмитрашковский с коллегами установили график: они посещают место сбора ежедневно, с одиннадцати до часу дня. Алексей уточняет: «Я не на всю территорию, которую контролирует украинская армия, могу попасть, довольно ограниченная география поездок. Потому добираются сами». Очень помогли списки, опубликованные «Новой газетой», их вывесили на стене в интернате. Данные собирал священник, чьи родственники живут в Железнодорожном районе Суджи. Ни о какой переписи населения на временно оккупированной территории Курской области речь, разумеется, не шла:
— Встретились со старостами, которых украинская комендатура назначила в каждом населенном пункте. От старост получили пофамильные списки, кто фактически находится в селе. И определяли, есть ли среди них разыскиваемые родней или нет. Потом ездили вместе со старостами, а если в селе [всего] две-три улицы, то ориентировались самостоятельно, писали видео. Расспрашивали попутно, как люди относятся к войне, ходили ли на выборы. Были очень удивлены тем, что из пятисот примерно респондентов в выборах принимал участие только один гражданин, голосовал за Путина. Остальные утверждали, что не участвовали, не выбирали, все решили за них.
— Алексей, ну серьезно, неужели вы ждали какой-то другой реакции? В дом являются украинские военные, население — в их власти. Как минимум неразумно говорить что-то такое, что не понравится людям в форме и с оружием: элементарные правила выживания.
В ответ Дмитрашковский уточняет, что ТРО Медиа провела целое исследование — влияние информационного поля на сознание, для этого и понадобилось полтысячи респондентов. Полковник отправляется на разговор и съемку без оружия, хотя иные коллеги и смотрят на него «как на странного», потому что он сильно рискует «получить заряд в грудь». По данным Алексея, в двух населенных пунктах могут скрываться российские солдаты, оставшиеся тут еще с августа. Раньше, до холодов, прятались в посадках, рыли себе норы. Зачистки украинские военные проводили, но о полной безопасности речи нет все равно. К тому же, добавляет, местным разрешено держать закрытыми калитки, ворота, двери домов — не так, как было в Ирпене и Буче при оккупации Киевской области российской армией. «В своих дворах хозяева делают то, что считают нужным, и никто их за это репрессиям не подвергает», — заключает он.
— Но вы отдаете себе отчет, что выложенные вами в сеть сюжеты все равно могут произвести впечатление признаний, полученных под давлением?
— Да, знаю, в России так об этом и говорят! Что все комментарии записаны под дулами автоматов.
Как рассказал наш собеседник, ТРО Медиа привезла в Курскую область фотовыставку «Длиной в войну»: снимки с начала полномасштабного вторжения по сегодняшний день. Основную экспозицию разместили в холле интерната, еще часть прикрепили с помощью скотча к постаменту памятника Ленину на центральной площади. По Ленину ударил fpv-дрон, но основание уцелело. Фото разоренных городов и сел, убитые гражданские, снимки эвакуации под огнем — чтобы сравнили, сделали вывод о том, что продолжает творить армия РФ в Украине и как ведут себя украинцы здесь. В Судже при заходе украинской армии, отмечает Алексей, было повреждено всего два здания, дом культуры и городская администрация: там находились российские солдаты, которые вели сопротивление. Жилые дома не пострадали. Потом решили показать документальный фильм «По ту сторону мира» — о преступлениях россиян в Буче, Бородянке и Гостомеле.
— И какой эффект?
— Боялись смотреть. Воспринимали как украинскую пропаганду.
Говорят родственники из России: «Она смогла выйти пешком»
Наступление украинских войск на Суджу стало для Алены (имя изменено) большой неожиданностью. Ей казалось, что это невозможно:
— Мозг отказывался верить в это. До сих пор не могу поверить. Кажется, что это просто страшный сон, который скоро закончится, но увы…
В первые дни девушка могла созваниваться с близкими. Ее свекровь осталась в одном из поселков Суджанского района, где с перебоями ловила мобильная связь:
— Связь была просто ужасная, было тяжело что-либо разобрать. Но она хотя бы дозванивалась, и мы слышали вот эти вот обрывки ее слов. Мы хотя бы понимали, что они живы, — вспоминает Алена.
Как и Маргарита, девушка обращалась в разные ведомства и организации, чтобы спасти своих родственников. Алена писала каждому, кто рассказывал об успешной эвакуации суджан:
— Я обращалась в организации, от которых могла получить хотя бы какую-то помощь.
Девушка увидела свекровь в ролике «Люди, ненужные Путину» на том же ютуб-канале, что и Маргарита. Алена очень обрадовалась новости из Суджи:
— Были очень смешанные эмоции. Мне хотелось прыгать от радости до потолка от того, что мы хотя бы увидели, что она жива. Но в то же время я понимаю, что там ничего хорошего у нее нет. Ее надо как-то спасать. Но я не понимаю, что должна сделать, — переживает девушка.
Как и все, Алена надеется на открытие гуманитарного коридора. Никто не может назвать даже приблизительных сроков его открытия. По словам девушки, российская и украинская стороны обвиняют друг друга в срыве начала гуманитарной миссии:
— Никаких действий, никаких (даже как бы это глупо ни звучало) обещаний, абсолютно ничего. Только какие-то отписки, оправдания, и все.
Алена пока не понимает, что должно произойти, чтобы родственники смогли выбраться из Суджи. Это получается только у тех, кто решается уходить пешком. Так, например, поступила одна из ее родственниц:
— Она смогла выйти пешком: переплывала через речку и шла лесами, полями. Там осталась теперь одна бабушка. Конечно, мы очень переживаем за нее, очень любим, скучаем. И мы очень надеемся, что все решится хорошим образом для нас. Будем в это верить.
«Это наши бросают на нас бомбы»
Команда ТРО Медиа попробовала пробить информационную броню местных жителей с помощью российских же новостей и политических ток-шоу. Записывали «выжимки» программ со знакомыми зрителям лицами — Скабеевой, Соловьевым. И на русском языке, за кадром, звучал комментарий спикера.
— Знаете, слова «Новости из телевизора» действовали на людей как гипноз, — вспоминает Дмитрашковский. — В августе — сентябре на центральных российских каналах о Курской области вообще не вспоминали. Обсуждали что угодно, только не то, что здесь происходит, что гражданские под обстрелами. Лишь в конце сентября проснулись: надо снести Суджу и прилегающие территории методом ковровых бомбардировок! Мы ездили по дворам с ноутбуком и колонкой, включали, если хозяева изъявляли желание. После просмотров переходили к диспуту. Вот тогда начало работать… Хотя на сегодняшний момент Суджа, конечно, плюс-минус похожа на Бучу и Ирпень, когда туда вошли российские войска, — заключает Алексей.
— Что вы имеете в виду?
— Разрушения, конечно. Повреждено двести пятьдесят домов, включая объекты инфраструктуры. КАБы, дроны, артиллерийские обстрелы.
Комендатура, продолжает Дмитрашковский, сделала попытку восстановить водоснабжение Суджи и соседних сел. Установили генераторы на водонапорные башни, начали подавать воду. Но российские артиллеристы имеют большой опыт разрушения: ударили точно по этим объектам. (Военная комендатура обязана обеспечить население на подконтрольной территории прежде всего хлебом и водой. Причем, в соответствии с международными нормами, водой бутилированной, отечественного производства, чтобы в случае чего не получить обвинения в умышленном отравлении мирных жителей. В Судже и окрестностях пьют ту же воду, что и украинские военные.) Печальная судьба настигла и трансформаторную будку рядом с площадью Ленина: ее полностью снес КАБ, когда электрики пытались восстановить.
— Из России, от родственников местных есть информация, что и по интернату собираются ударить. А там живут потерявшие кров, старые, больные. Мы начали печное отопление устанавливать, «буржуйки» на дровах. Теперь срочно подбираем пустующие более-менее целые дома, чтобы утеплить и переселить, — говорит Алексей. — Тут уже прекрасно понимают, кто стреляет.
«Мы же знаем, что Украина не имеет авиации, не может сбрасывать на нас бомбы. Это наши бросают. Только непонятно зачем…» — приводит Алексей слова суджанцев.
Говорят родственники из России: «Мы бросили людей»
В день захвата Суджи Полина (имя изменено) находилась в Курске. Наступление украинских войск казалось женщине чем-то ненастоящим. В области у нее оставались родители и бабушка. Вытащить их казалось почти невозможным из-за отсутствия у семьи автомобиля. Несмотря на весь ужас от происходящего, Полина не растерялась и начала предпринимать попытки эвакуировать родителей и бабушку самостоятельно: «Мне было всё равно, кто виноват в произошедшем, тогда была только одна цель — вывезти всех живыми».
До шести утра 7 августа женщина могла созваниваться с родственниками, чтобы не терять с ними связь. Больше чем через неделю Полине опять удалось пообщаться по телефону с бабушкой:
— Мне пришла СМС, что абонент появился в сети. Я стала сразу пытаться дозвониться. Нам удалось немного поговорить, связь прерывалась постоянно. Я обещала, что заберу ее, что мы ее не бросили, и я пытаюсь каждый день. Очень рада, что сказала, что люблю ее.
Женщина обратилась во всевозможные экстренные службы, написала заявление в полицию о пропаже человека, писала в социальные сети и чаты, главам района и города, каждый день присылала фото, передавала информацию военным. Полина вспоминает, что делала все, что могла:
— Я не сдавалась и цеплялась за каждую ниточку. Даже нарвалась на мошенников, мне звонили и угрожали, что приедут по адресу и убьют бабушку. Представляете, что я чувствовала?
Женщина смогла вывезти родителей 7 августа. Ей помог волонтер, который нашел ее сам. Полина считает, что ей очень сильно повезло. Эвакуировать бабушку ей пока не удалось.
О том, что бабушка жива, Полина узнала от знакомой, которая прислала ей видео украинских военных. Однако женщину этот ролик напугал:
— Я испугалась, что ее заметили украинские военные (в понимании Полины это не означает, что бабушка жива. — Прим. авт.). Я тогда очень надеялась, что она пересидит незаметно и ее смогут эвакуировать в первые дни. Было очень много разных историй о зверствах, которые совершали военные, об убийствах мирных жителей. Я прекрасно понимаю, что информацию нужно фильтровать, но все равно очень тяжело. Больше я ничего о бабушке не слышала.
Женщина, как и все, надеялась, что гуманитарный коридор откроют как можно скорее. Однако этого не произошло. Полина почувствовала бессилие, когда получила официальный ответ о невозможности открытия гуманитарного коридора:
— Эта новость меня очень сильно ранила. Я сделала все возможное, чтобы вытащить близкого человека. [Гуманитарный коридор был] надеждой, за которую я цеплялась, верила, что все получится, а потом [стало] очень больно. Руки опускаются.
Женщина жалеет о том, что не пошла спасать бабушку сама в первые же дни вторжения ВСУ на территорию Курской области. Полина считает, что все происходящее — дикость. По ее словам, весь мир свернул куда-то не туда:
— Мы бросили людей, не оставили им шанса. Бабушка не должна это переживать, она не заслуживает такого. Я бы не раздумывая поменялась с ней местами, если бы такое было возможно. Моя мама не заслуживает чувствовать вину каждый день за то, что не смогла спасти бабушку. Мы все устали и хотим, чтобы все закончилось и семьи воссоединились.
Яд из телевизора
— А есть ли понимание, что российские власти смогут трактовать записанные вами материалы как сотрудничество местных жителей с украинской военной администрацией, если откроют гуманитарный коридор или сюда войдут российские войска? Жителей Суджи признают изменниками, предателями со всеми вытекающими последствиями? Тем более они на видео доброжелательны, благодарят вас.
— Если у руководства государства Россия совсем нет клепки… («Нет клепки» — укр. фразеологизм, близко по смыслу к «не хватает мозгов». — Прим. авт.) Бросили людей, а теперь за то, что общались с нами, брали еду, медикаменты, хотят карать? Ну, сомнительное удовольствие даже представить это, — замечает Алексей Дмитрашковский.
Был случай, когда он, сам страдающий сахарным диабетом, отдал свой инсулин лежачему больному после инсульта: не всегда есть возможность срочно добыть лекарства. Их, как и продукты, доставляют из Украины, из Сумской области, круглосуточно находящейся под бомбовыми ударами.
Дмитрашковский вспоминает истории, как часть местных, взяв продукты, панически отказывалась даже слово сказать: «Меня накажут!» Особенно если неподалеку стояли и прислушивались соседи. Опасения не выглядели беспочвенными. «Церковный» видеосюжет о том, как Дмитрашковский с коллегами разыскали в Судже помощника священника, некого Константина Завьялова (все местное духовенство эвакуировалось первым, бросив паству на волю Божью), и передали ему иконы из окрестных храмов, куда прилетели fpv-дроны, вызвал у российской стороны характерную реакцию: «Украинские оккупанты уничтожили последнее, что было святого, — наши церкви!» Суджанцам пригрозили: все, кто помогал «кощунникам», будут привлечены к ответственности.
— Я считаю, что наша миссия — донести до людей в Курской области правду о войне в Украине. Поскольку приходилось слышать: Киев развязал войну еще в 2013-м нападением на Воронежскую область, — делится Дмитрашковский.
— Да ладно, это же мем «бомбить Воронеж»!
— А истории о том, что украинцы детей разбирают на органы и отправляют на Запад?!
Собеседник вспоминает: ездили в одну семью целый месяц. Рассказывали, показывали на ноутбуке документальные кадры, появилось ощущение, что взаимопонимание достигнуто. Потом хозяева попросили бензина зарядить генератор. Включили телевизор (у них спутниковая антенна) и сутки не отрываясь смотрели российские новости. На следующий день хозяйка объявила: «Так вы используете нас как живой щит!» Я, помню, психанул: «Все понял. Больше бензина не привезу!»
— Чем же дело кончилось?
— Семья верила, что по их дому «их мальчики» ни за что стрелять не станут. Но так случилось, что прилетел КАБ, снес крышу у них и у соседей. Живы, но зимовать нельзя. Теперь женщина меня донимает: «Заберите меня в Украину, вывезите в Сумы! Я больше не в силах находиться в этом аду!»
— Так можно?
— Нет, конечно. Кстати, то же объясняю и родственникам героев наших сюжетов, которые места себе не находят: «Как Свердликово? Как Лебедевка? Как Гуево?» Докладываю о количестве КАБов, которые туда прилетели. «Боже, что же делать?» Отвечаю как есть: «Вы должны понимать: чем больше обстрелов, тем сильнее вероятность, что ваши близкие погибнут. Только вывозить — нет другого варианта. Но Украина не может это сделать, забрать к себе — нарушение международного гуманитарного права, Женевской конвенции». А в Украину просятся, да.
Вспомнили сразу, что мы братья и сестры, и как дружно жили, и какие украинцы гостеприимные были, и какие продукты вкусные, и вообще там всегда все нравилось…
Пресс-офицер избегает называть точные цифры, сколько гражданских сейчас находится на территории Курской области, подконтрольной украинской военной комендатуре. Перечисляет только населенные пункты. По его словам, это продиктовано мерами безопасности, чтобы не подтолкнуть российскую армию к принятию решений.
— Дети тоже здесь остались?
— Есть дети, да. В том числе двое совсем маленьких: сейчас им уже три и четыре месяца, соответственно.
— Жесть. И как быть?
— Обеспечили всем необходимым, начиная от памперсов и смесей. Мамы не стесняются, приходят и берут, что надо, часто про запас. В одну семью мы приехали, у них три коляски. А мне специально передали из Киева коляску — очень просил, дурные деньги отдал за транспортировку. Говорю: «Я вам четвертую не оставлю. Тут еще может понадобиться».
«Живите долго и счастливо»
Это совсем короткое пронзительное видео записано неделю назад.
Валентину Михайловну Глушкову, интеллигентную женщину 92 лет, никто, судя по всему, не ищет. Она сама сообщает в пустоту: «Я еще жива!» Успокаивает: «Нас не обижают, очень хорошо относятся, кормят, делятся своими пайками…»
Лицо Валентины Михайловны озаряет улыбка, когда она обращается к «сыну Сашеньке, невестке Лаймочке и внучке Алисе в Риге». Она не позволяет себе плакать, чтобы не расстроить родных. О себе — так, между строк, а о них: «Если вдруг не увидимся… Любимые мои, дорогие! Живите долго, будьте счастливы и помните свою любящую бабушку и маму…» Слова звучат как завещание. Видимо, репортер, щадя сердце Валентины Михайловны, делает паузу.
И дальше пожилая женщина с гордостью рассказывает о сыне: мол, умница, автор многих изобретений, «о нем в свое время часто газеты писали». Только со здоровьем у него уже неважно — переживает 92-летняя мама.
…С каждым днем обстрелы усиливаются. Села Свердликово уже нет: руины. На Лебедевку за последние трое суток (26−28 октября. — Прим. ред.) сброшено 23 авиабомбы. Как и предполагали, российская армия крошит своих гражданских так, как привыкла это делать в Украине. В понедельник Дмитрашковский с коллегами вывезли под обстрелами еще пятнадцать человек, в том числе пятерых детей. Всех разместили в интернате.
Пока они еще живы.
Читайте также
