В семье владельца кирпичного завода Давыда Мордуховича Бермана было трое сыновей. Только один из них — младший по имени Юрий — умер своей смертью в 2001 году, пройдя десять лет лагерей, намного пережив Сталина. Старшие братья Юрия Бермана — Матвей и Борис — были расстреляны в 1939 году. Матвей был одним из создателей ГУЛАГа, Борис — наркомом внутренних дел БССР. По инициативе Бориса Бермана в ночь с 29 на 30 октября 1937 года были расстреляны 132 белорусских интеллектуала. Рассказываем историю этого человека.
Этот текст — третий в нашем проекте «Опричники». В нем мы рассказываем о малоизвестных антигероях советской эпохи, которые имели самое прямое отношение к репрессиям, но не слишком известны широкой публике.
Семья коммунистов с буржуазными корнями
Семья Берманов жила в забайкальском городе Чита. Отец семейства был предпринимателем (владел кирпичным заводом), сыновья Матвей и Борис с детства подрабатывали помощниками в лавках. Благополучие в семье рассыпалось, когда в 1913 году бизнес отца разорился. Давыд Берман стал простым служащим, а его старшие сыновья вскоре после революции — коммунистами.
Ни Матвей, ни Борис Берманы до революции не испытывали особых симпатий к коммунистической партии. Однако время диктовало свои условия. В 1918 году юный красноармеец Борис Берман участвовал в обысках и конфискации имущества у буржуазии. Напомним, что за несколько лет до этого и его собственного отца, благополучного владельца кирпичного завода, можно было считать буржуем. Тем временем Матвей стал председателем уездного ЧК (отдел ВЧК — Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, орган-предшественник ОГПУ и НКВД) в городе Глазов Вятской губернии. Он наслаждался неограниченной властью в уездном городке. Дошло до того, что юного чекиста исключили из партии за невиданное пьянство. Правда, вскоре восстановили, и Матвей продолжил путь по карьерной лестнице.
У Бориса же все складывалось не так удачно. В августе 1918 года в Читу пришли белые, и красноармеец Берман с поддельным паспортом скрылся в Маньчжурии, где работал по найму. Некоторое время он даже служил белым. Как так вышло? Дело в том, что китайский город Харбин — основной узловой город Китайско-Восточной железной дороги — был фактически российской колонией. После революции в нем осели более сотни тысяч белогвардейцев и русских интеллигентов. Железная дорога контролировалось белыми, и в 1919 году они мобилизовали беженца Бермана для охраны путей. Впрочем, служба на благо белой армии никак не навредила будущей большевистской карьере Бориса Бермана.
После окончания Гражданской войны Берман вернулся в Советскую Россию. Брат Матвей к этому времени уже занимал должность председателя Иркутского губернского ЧК. Под его покровительством Борис тоже начал карьеру в ВЧК. В 1924 году двадцатитрехлетний Борис Берман переехал в Москву и занял должность уполномоченного первого отделения Экономического управления ОГПУ. Дальше его карьера развивалась стремительно и без особых проблем. Сменяя одну руководящую должность за другой, Берман лишь однажды был ненадолго исключен из партии. И в отличие от брата не за пьянство, а за «буржуазное происхождение». Через две недели после исключения его восстановили в ВКП (б).
В 1930 году Борис Берман занял очередной руководящий пост. На этот раз в полномочном представительстве ОГПУ в Центральной Азии. Советская власть в регионе в те времена боролась с басмачами — местным национально-освободительным движением.
После больших успехов на поприще подавления антисоветского восстания в Азии Берман стал сотрудником Иностранного отдела Секретно-оперативного управления (ИНО) ОГПУ и вскоре отправился в заграничную командировку — в Берлин. Официально он работал в полномочном представительстве (так в те времена назывались посольства Советского Союза), на самом же деле занимался шпионажем и создал обширную агентурную сеть.
Организатор расстрелов белорусской интеллигенции
Пока Борис Берман был резидентом сначала в Берлине, а потом в Риме, его старший брат Матвей создавал систему ГУЛАГ, а младший Юрий учился в педагогическом техникуме, а затем тоже поступил на службу в ОГПУ-НКВД.
После возвращения из длительной заграничной командировки в Советский Союз Берман стал одним из организаторов фабрикации знаменитого «дела троцкистско-зиновьевского центра». Основными обвиняемыми по нему были революционеры Григорий Зиновьев и Лев Каменев, попавшие в немилость Сталина за несколько лет до этого.
Получив опыт фабрикации дел, по которым обвиняемых приговаривали к расстрелам, Борис Берман занял уже должность наркома внутренних дел БССР — это произошло в марте 1937 года. С самого начала службы на новом посту Берман начал широкие репрессии против белорусских государственных деятелей. Так, прямо во время допроса в НКВД покончил с собой председатель Совнаркома БССР (то есть премьер-министр республики) Николай Голодед: он выбросился из окна пятого этажа. Были уничтожены и многие другие представители советского правительства Беларуси.
Однако небывалого масштаба репрессии в БССР достигли после начала «операции НКВД СССР по репрессированию „антисоветских элементов“», которая началась в конце июля 1937 года по приказу наркома внутренних дел СССР Николая Ежова. Эта нелегкая задача возлагалась на тройки — органы НКВД, которые выносили приговор без привычного нам суда. Как видно из названия, состояли эти комиссии из трех человек: начальника местного НКВД, секретаря партии и прокурора. Тройку БССР возглавил лично Борис Берман, он подписывал и расстрельные списки.
Для приговора тройки достаточно было лишь признательных показаний самого обвиняемого. Чтобы их добиться, Берман позволил подчиненным применять самые изощренные пытки.
В документальном фильме «Дорога на Куропаты» есть фрагмент интервью с мужчиной, который служил в НКВД во время работы там Бермана. Он рассказал, как конвойные по приказу следователей сажали арестованных в карцер или лишали сна, чтобы довести человека до психологически невыносимого состояния. Этот же сотрудник НКВД утверждал, что сам никогда не приводил приговоры в исполнение, но если бы приказали — пошел бы расстреливать, ведь и сам боялся за свою жизнь. Сами работники комиссариата чувствовали угрозу того, что могут стать следующими, кого приговорят к «высшей мере». Опасность ощущали на себе не только рядовые сотрудники, но и элита — следователи.
За границей с Берманом некоторое время работал советский разведчик Дмитрий Быстролётов. В своих мемуарах «Пир бессмертных» он цитировал следующего после Бермана главу НКВД БССР Алексея Наседкина (также репрессированного). Тот вспоминал о Борисе Бермане так: «По субботам Берман устраивал производственные совещания. Вызывали на сцену по заготовленному списку шесть человек из числа следователей — три лучших и три худших. Берман начинал так: „Вот один из лучших наших работников, Иванов Иван Николаевич. За неделю товарищ Иванов закончил сто дел, из них сорок — на высшую меру, а шестьдесят — на общий срок в тысячу лет. Поздравляю, товарищ Иванов. Спасибо! Сталин о вас знает и помнит. Вы представляетесь к награде орденом, а сейчас получите денежную премию в сумме пяти тысяч рублей! Вот деньги. Садитесь!“. Вдруг в мертвом безмолвии Берман громко называл фамилию… „Вот Михайлов Александр Степанович. Смотрите на него, товарищи! За неделю он закончил три дела. Ни одного расстрела, предлагаются сроки в пять и семь лет“. Гробовая тишина. Берман медленно подходит к несчастному. „Вахта! Забрать его!“ Следователя уводят… „Выяснено, что этот человек завербован нашими врагами, поставившими себе целью сорвать работу органов, сорвать выполнение заданий товарища Сталина“».
Еще одна характеристика, которую Берману дал Наседкин: «В Минске это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней». Глава белорусского НКВД так разошелся с репрессиями, что едва не арестовал заместителя командующего Белорусского особого военного округа — будущего «маршала Победы» Георгия Жукова.
Одним из направлений кампании репрессий в БССР были репрессии против поляков. После окончания Советско-польской войны в 1921 году на территории СССР их осталось жить более миллиона. Война закончилась, но напряжение между странами продолжалась, а все представители польской национальности рассматривались в Советском Союзе как потенциальные предатели.
Как нетрудно догадаться, большое число поляков проживало именно в БССР. Александр Гепштейн, начальник 3-го отдела НКВД, в своих показаниях (когда судили уже его) говорил о временах работы с Берманом так: «…линия на арест в первую очередь поляков привела в конце концов к тому, что на местах при составлении справок на арест часто на основании лишь того, что у человека польская фамилия или имя в установочных данных, за глаза писали „поляк“, зная, что при этом Минск обязательно даст санкцию на арест. В результате из взятых лиц по польской линии чистых поляков было не более 35−40%, а остальные были белорусы, русские, евреи, украинцы».
Уже упоминавшийся Наседкин, который занял пост главы НКВД БССР после Бермана, в своих показаниях в 1937—1938 годах утверждал, что в общей сложности тогда арестовали около 60 тысяч граждан. Тогда в приграничных с Польшей деревнях арестовывали просто все мужское население. В домах оставались только женщины и дети.
Самое страшное событие в истории Большого террора в БССР произошло в ночь с 29 на 30 октября 1937 года — Ночь расстрелянных поэтов. Тогда были убиты десятки деятелей культуры Беларуси.
Поэт Михась Чарот, также расстрелянный в ту ночь, перед смертью написал последнее свое стихотворение прямо на стене одиночной камеры:
Я не чакаў
І не гадаў,
Бо жыў з адкрытаю душою,
Што стрэне лютая бяда,
Падружыць з допытам,
З турмою.
Прадажных здрайцаў ліхвяры
Мяне заціснулі за краты.
Я прысягаю вам, сябры,
Мае палі,
Мае бары, —
Кажу вам — я не вінаваты!
Показательно и то, как до нас дошли эти строки. В 1938 году был арестован поэт Микола Хведарович. Он оказался в той же одиночной камере, где за несколько месяцев до этого сидел Михась Чарот. Хведарович увидел эти строки на стене, выцарапанные чем-то острым, и пронес в своей памяти через все годы лагерей и ссылки.
Выступил против репрессий — и сам стал жертвой
После череды массовых расстрелов в БССР Борис Берман на совещании руководящего состава НКВД в Москве 24 января 1938 года произнес неожиданные слова. Он тогда заявил: «Я бы считал, что если и сохранять тройки, то на очень непродолжительный период времени, максимум на месяц… Во-первых, сам по себе фронт операций стал значительнее уже, чем был в самый разгар операции в 1937 году. Во-вторых, надо большую часть нашего аппарата немедля переключить на агентурную работу. Работа с тройками — легкая, несложная работа, она приучает людей быстро и решительно расправляться с врагами, но жить долго с тройками — опасно. Почему? Потому, что в этих условиях… люди рассчитывают на минимальные улики и отвлекаются от основного — от агентурной работы».
Кажется, сам глава троек в БССР начинал осознавать опасность такого способа расправы с врагами — и не зря. В мае 1938 года Бермана отозвали в Москву, а в сентябре — арестовали и обвинили в шпионаже в пользу Германии.
Показания Бермана читал лично Иосиф Сталин. Не просто читал, но и делал на полях пометки.
Берман утверждал, что некий офицер связи из Германии рассказал ему о тайном собрании западных разведок. На этой встрече, по словам Бермана, «в Германии в укромном местечке, где-то в районе Гарца происходило весьма секретное совещание представителей нескольких иностранных разведок — только по вопросу борьбы с СССР». По утверждению подследственного, разведчики из Польши, Германии, Англии, Японии, Италии и Франции собрались вместе, чтобы обсудить планы по дестабилизации ситуации в Советском Союзе.
Сложно поверить в то, что представители этих стран могли бы собираться в предвоенной Германии, чтобы обсудить планы по уничтожению СССР. Однако Сталин в возможность такого собрания не просто поверил, но и, читая показания Бермана, сделал пометку на полях: «Врешь. Ты сам присутствовал на совещании». По какой причине Сталину, который поверил в саму суть показаний Бермана, показалось невероятным, что всю эту информацию он мог получить от офицера из Германии, а обязательно присутствовал на встрече лично — неясно.
Зато ясно было, что ни сам «немецкий шпион» Берман, ни его высокопоставленный брат не должны жить. Матвей Берман в то время был уже народным комиссаром связи СССР (то есть министром связи). Это было зловещее предзнаменование — все предыдущие наркомы связи к моменту назначения Бермана уже были расстреляны либо находились под следствием. Через три месяца после ареста Бориса Матвея также арестовали. Создателя системы ГУЛАГ тоже обвинили в работе на разведку Германии, а также во вредительстве и подготовке теракта.
Бориса Бермана расстреляли в ночь на 23 февраля 1939 года. Казнена была и его жена. Матвей пережил брата на две недели: его расстреляли 7 марта. Оба брата упокоились в могиле невостребованных прахов № 1 крематория Донского кладбища.
В январе 1939 года из НКВД уволили младшего брата Берманов — Юрия. Казалось, что и его постигнет та же судьба. В декабре 1940 года Юрия приговорили к расстрелу. В 1941-м — заменили расстрел на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Тех самых лагерей, систему которых так кропотливо создавал его брат Матвей. Юрий Берман прожил 81 год, умер в 2001году в Новосибирске.
Военная коллегия Верховного Суда СССР посмертно реабилитировала Матвея Бермана в 1956 году, а для того чтобы пересмотреть архивно-следственное дело Бориса Бермана, коллегия тогда не нашла оснований. В 2014 году Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного суда РФ признала Бориса Бермана не подлежащим реабилитации.
