Сталинская репрессивная машина была крайне жестока к своим «деталям». Так, в 1935—1937 годах 26 человек получили высокое звание комиссаров государственной безопасности 3-го ранга (звание в НКВД, примерно соответствовавшее более позднему генерал-лейтенанту) — лишь двое из них пережили 1940 год. Редкие уцелевшие в мясорубке — это Ювельян Сумбатов-Топеридзе, на пике репрессий бывший наркомом внутренних дел Азербайджана, и одессит Генрих Люшков. Второму, чтобы выжить, пришлось обмануть подчиненных ему пограничников и сбежать в Японию. Люшков стал очень редким примером сотрудника органов НКВД, который не воспринял грядущий арест как неизбежность, а попытался спасти себя и свою семью. Как же этот жестокий и беспринципный человек, повинный в смерти тысяч своих сограждан, стал самым высокопоставленным советским перебежчиком?
Этот текст — четвертый в нашем проекте «Опричники». В нем мы рассказываем о малоизвестных антигероях советской эпохи, которые имели самое прямое отношение к репрессиям, но не слишком известны широкой публике.
Побег из государства рабочих и крестьян
Летом 1938 года на советском Дальнем Востоке было неспокойно. Годом ранее Япония начала полномасштабное вторжение в Китай, главным плацдармом которого стала империя Маньчжоу-Го. Марионеточное государство под номинальной властью последнего китайского императора Пу И было создано японцами в северо-восточных маньчжурских провинциях Китая и имело протяженную границу с СССР. На этих рубежах регулярно происходили перестрелки между советскими и японскими подразделениями, приводившие к потерям людей и техники. Служба советских пограничников в таких условиях была сложной и напряженной.
Пограничники в предвоенном СССР организационно входили в состав Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД СССР. В ночь на 13 июня в расположение 59-го Посьетского пограничного отряда прибыло очень высокое начальство — комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Люшков. Раньше он занимал должность начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю (на которой, помимо организации и руководства репрессиями, командовал и пограничниками), а сейчас готовился к переводу в центральный аппарат НКВД в Москве.
59-й Посьетский погранотряд расположен в самой южной оконечности нынешнего Приморского края России. На его участке границы находится знаменитое озеро Хасан, около которого через полтора месяца после описываемых событий начались боевые действия между РККА и Японской императорской армией.
Комиссар Люшков явился на границу в полевой форме с орденами. Он заявил, что прибыл для инспектирования постов в пограничной полосе, куда затем и направился с начальником заставы. Приблизившись к границе, чекист сказал, что у него запланирована встреча с важным японским агентом, которого никто не должен знать в лицо, поэтому дальше он пойдет один. Начальнику заставы было приказано отойти на полкилометра вглубь советской территории и терпеливо дожидаться возвращения комиссара: беседа с агентом обещала быть долгой. Прождав более двух часов, начальник заставы начал подозревать неладное и поднял тревогу. Поиски комиссара по эту сторону границы ничего не дали — и в следующие недели Люшков считался либо убитым, либо похищенным японцами.
На самом же деле комиссар государственной безопасности 3-го ранга НКВД СССР пересек границу, добрался до приграничного города Хуньчунь на другой стороне, где сдался маньчжурским властям и попросил политическое убежище.
После бегства Люшкова на должность начальника УНКВД по Дальневосточному краю был назначен печально известный старший майор государственной безопасности Григорий Горбач. Он наставлял подчиненных считать спущенные руководством планы по репрессиям и расстрелам в несколько тысяч человек «нижней планкой» и имел слабость к изощренным пыткам — в частности, приему «умертвление и воскрешение», когда жертву мучениями доводили до потери сознания, а потом приводили в чувство. На Дальнем Востоке Горбач успешно репрессировал ставленников Люшкова в руководстве краевого Управления НКВД. Но уже в ноябре 1938 года был арестован сам, а в марте 1939 года — расстрелян.
Но вернемся к нашему главному герою.
Комиссар, вычеркнутый из истории
Чекист Люшков сумел выиграть несколько лет жизни, не согласившись покорно идти на убой, как это делала в похожих ситуациях основная масса его коллег. За это его имя было тщательно вымарано со страниц советской истории. Настолько тщательно, что современные российские ученые, изучающие биографию комиссара-перебежчика, вынуждены обращаться к работам американца Элвина Кукса, который десятки лет собирал информацию о Люшкове из ранее засекреченных документов японской и немецкой разведок. Находясь у японцев, Люшков давал показания много и охотно, и их изучение позволило прояснить многие пробелы в его биографии.
Родившийся в 1900 году в еврейской семье портного в Одессе Генрих Люшков в июле 1917 года вступил в ряды большевиков. Участие в гражданской войне на территории распавшейся Российской империи Генрих начинал с солдатских должностей. Отучившись на политических курсах, пошел по комиссарской стезе, успел побывать политруком, секретарем, начальником политотдела и комиссаром бригады. А в 1920 году стал сотрудником ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем) в Украине.
В качестве разведчика Люшков был направлен в Германию и в 1930 году лично докладывал Сталину о результатах своей работы, в том числе о потенциале авиационных заводов компании Junkers. Позднее был назначен в секретно-политический отдел Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), преемника ВЧК.
В Москве он активно участвовал в показательных политических процессах, организованных советской властью в начале и середине 30-х годов. В 1933 году будущий предатель и враг народа сфабриковал «Дело славистов», от которого пострадали десятки лингвистов, этнологов, историков, искусствоведов и других ученых. По версии «следствия», ученые вели фашистскую пропаганду, объединились в фашистскую «Российскую национальную партию», создавали и сохраняли «тенденциозные» музейные экспозиции, которые «подчеркивали мощь и красоту дореволюционного строя». Характерно, что огромное сфабрикованное дело началось с ареста двух украинцев, никак не связанных с остальными обвиняемыми, которые имели неосторожность обсуждать страшный голод 1933 года в их родной Украине, спровоцированный действиями советского руководства.
Позже, находясь в Маньчжурии и Японии, Люшков открыто называл «фиктивными заговорами» и другие процессы, в которых он принимал участие. В частности, это дела о «Ленинградском террористическом центре» (1935 год), о «террористическом заговоре по покушению на Сталина» (1935) и о «троцкистско-зиновьевском центре» (1936).
Случай Люшкова, который разоткровенничался перед японцами, позволяет взглянуть на психику и систему моральных координат человека, ставшего важной частью репрессивной машины государства. По словам самого беглого комиссара, уже в ходе расследования убийства высокопоставленного партийца Сергея Кирова (декабрь 1934 года) он осознал, что Сталин использует это дело, чтобы «придумывать обвинения в заговоре, террористических бандах и шпионских сетях» и «искоренить малейший запах потенциальной оппозиции». Тем не менее Люшков, начавший сомневаться в сталинской политике, безукоризненно выполнил свои обязанности, приняв участие в сочинении официальной версии преступления, согласно которой убийца Кирова Леонид Николаев был связан с внутрипартийными противниками Сталина Григорием Зиновьевым, Львом Каменевым и Львом Троцким. В японском же «плену» Люшков, знакомый с дневником Николаева, заявлял, что тот, безусловно, никак не был связан с Зиновьевым и его соратниками.
Возможно, что Люшков не стремился выставить себя перед японцами в хорошем свете. Однако даже в этом случае ясно, что высокопоставленный чекист с самого начала масштабных репрессий (убийство Кирова стало их отправной точкой) понимал их незаконный, сфальсифицированный с самого начала характер. И даже, вероятно, где-то в глубине души был с ними не согласен. Но это никак не мешало ему принимать участие в заведомом фарсе, уносившем реальные человеческие жизни и ломавшем судьбы.
Особо ценная деталь репрессивной машины
Люшков был одним из ключевых соратников первого народного комиссара НКВД и создателя ГУЛАГа Генриха Ягоды. Готовя записки и доклады для своего высокопоставленного тезки, он был его правой рукой, что, по идее, и должно было погубить его еще в 1936—1937 годах, когда сам Ягода попал в опалу.
Замена наркома НКВД на Николая Ежова повлекла за собой грандиозную чистку аппарата комиссариата от ставленников предшественника. Удивительно, но Люшков не только уцелел, но и получил назначение на важную должность начальника Управления НКВД по Азово-Черноморскому краю (региону, примерно соответствующему нынешним Ростовской области, Республике Адыгее и Краснодарскому краю РФ). Работу на этой должности он совмещал с членством в краевой тройке НКВД — внесудебном органе расправы над теми, кого советская власть решала считать своими врагами. Тройки выносили приговоры заочно, часто по спискам и вообще без каких-либо материалов следствия; их решения не подлежали обжалованию и очень часто заключались в смертной казни.
Методы работы Люшкова в этот период вызывали оторопь даже у местных чекистов. Сотрудник ОГПУ Владимир Петров, бежавший из СССР в 1954 году, так описывал деятельность начальника краевого УНКВД: «Люшков вошел в кабинет моего друга, обвинил его в неэффективности и вялости, и закричал: „Убирайся, сукин сын! Делай хоть что-нибудь, иначе я тебя арестую!“ Затем Люшков созвал всех потрясенных сотрудников Ростовского НКВД и безжалостно их отчитал, заявив, что они не в состоянии распознать врагов и бороться с ними. „Да ведь в этой комнате есть враги — вот, там и там!“ Одновременно Люшков указал на нескольких чекистов, которых он, очевидно, выбрал заранее. Дрожащий от страха руководитель отдела немедленно арестовал их, и вскоре они были расстреляны по сфабрикованным обвинениям».
За решительную работу в Азово-Черноморском крае Люшков получил орден Ленина, высшую государственную награду СССР.
Короткий путь из стражей революции в предатели родины
В конце июля 1937 года Генрих Люшков был вызван в Кремль, где получил назначение на Дальний Восток. Задачи по чисткам в этом обширном регионе он получил персонально от Сталина — как пишет Элвин Кукс, вероятно, эта беседа состоялась с глазу на глаз, даже без присутствия наркома Ежова. В свете возможной войны с Японией Сталин требовал очистить армию и тыл от вражеских шпионов и прояпонских элементов «наиболее решительным способом» и очертил круг японских шпионов среди высших должностных лиц Дальнего Востока. Главным из них, по мнению диктатора, был старый большевик, комиссар госбезопасности 1-го ранга и предшественник Люшкова на посту начальника краевого УНКВД Терентий Дерибас.
В беседе с Ежовым Люшков получил инструкции о методах чисток среди подозреваемых в измене и о наблюдении за маршалом Советского Союза Василием Блюхером, бессменным с 1929 года командующим войсками советского Дальнего Востока — Особой Дальневосточной армией.
9 августа 1937 года Люшков прибыл в Хабаровск и с ходу добросовестно приступил к привычной работе. Сразу был арестован начальник особого отдела НКВД Дальневосточной армии Сергей Барминский (расстрелян 10 февраля 1938 года, жена, Татьяна, расстреляна днем ранее). Затем новый руководитель дальневосточного НКВД «раскрыл» «право-троцкистскую организацию» во вверенном ему Управлении, о чем не замедлил сообщить телеграммой в Москву. На сохранившейся копии телеграммы имеется рукописная резолюция «Молотову. Ворошилову. Дерибаса придется арестовать. Ст.»; «За. В. Молотов, К. Ворошилов». Терентий Дерибас был арестован 12 августа 1937 года, расстрелян 28 июля 1938 года. Его жену, Юлию, арестовали 28 октября 1937 года и приговорили как члена семьи врага народа к восьми годам лагерей.
По версии Люшкова, отправленной «наверх», выходило, что на Дальнем Востоке готовился путч, по итогам которого Дерибас и его единомышленники должны были воевать портив СССР в союзе с Японией. С таким раскладом аресты в краевом УНКВД просто не могли не стать массовыми. Новаторские методы, предложенные Ежовым, оказались крайне эффективными. В частности, в ночь с 12 на 13 февраля 1938 года в гараже Приморского областного управления НКВД без суда, на основании лишь телеграфного распоряжения Ежова и устного — Люшкова (даже без формального решения тройки), были расстреляны 11 чекистов. В том же месяце 39 сотрудников НКВД были расстреляны в Хабаровске. Разумеется, репрессии не ограничились НКВД. Очень сильно они затронули и армию, и флот. Всего во второй половине 1937 года и в 1938 году, по словам Люшкова, на Дальнем Востоке арестовали как антисоветчиков 4200 командиров и политработников высшего, старшего и среднего звена.
Всего за время руководства Люшковым УНКВД Дальневосточного края, население которого составляло около 2,5 млн жителей, было арестовано 200 тысяч человек, из которых 7 тысяч — расстреляно.
Опасаясь того, что в случае войны японцы смогут использовать проживающих на советском Дальнем Востоке корейцев в своих интересах, Люшков провел депортацию корейского населения — более 135 000 человек были вывезены в Среднюю Азию. Выслав вслед за ними 25 000 китайцев из Владивостока и приграничной зоны, Люшков получил благодарность «за образцовое и точное выполнение правительственного задания в области транспорта».
По мнению самого Люшкова, роковую роль в его судьбе сыграл Блюхер, который оказался невероятно осторожным человеком. Пытаясь выполнить задание Сталина, Люшков так и не смог отыскать порочащих Блюхера фактов: «Мне нечего было сообщить в Москву. Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами. Они задумали вместе с Блюхером подвергнуть чистке и меня».
Возможно, это действительно было так. Добраться до легендарного и популярного в народе полководца, «добывшего» для советской власти Дальний Восток, Сталин смог только по итогам вооруженного конфликта с японцами у озера Хасан. Блюхер был арестован 22 октября 1938 года и, проведя 18 дней в тюрьме НКВД, 9 ноября скончался, не выдержав допросов и пыток. Все три женщины, на которых в разное время был женат Блюхер, были арестованы, две из них (обе Галины) расстреляны. Третья, Глафира, получила восемь лет лагерей.
Будучи причастным к уничтожению своих многочисленных коллег-чекистов, чудом уцелевший в первой тотальной чистке Люшков прекрасно понимал, какие знаки следует истолковывать как свидетельство приближающейся расправы над ним самим. 26 мая он был освобожден от работы начальником краевого УНКВД и вызван в Москву для получения новой должности. Зная, что это значит на самом деле, Люшков для начала решил спасти жену Нину и падчерицу. В начале июня он отправил их через Москву в Польшу — под видом того, что девочке нужно пройти курс лечения.
При этом сам бывший начальник УНКВД края в Москву не спешил, хоть и был туда вызван. Делая вид, что ничего необычного не происходит, он участвовал в заседаниях краевой тройки НКВД, в которую по-прежнему входил. А 13 июня, не возбудив подозрений, выехал на границу — произошедшее там описано в начале этого текста.
По ту сторону
Бегство Люшкова к японцам привело к серьезным последствиям внутри СССР. Узнав о побеге, второй нарком НКВД Ежов, лишь менее двух лет назад сменивший на посту Ягоду, понял, что его дни сочтены. В письме Сталину, написанном в конце ноября 1938 года, нарком отмечал: «Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал, ну теперь нас крепко накажут. Это был настоль очевидный и большой провал разведки, что за такие дела естественно по головке не гладят. Это одновременно говорило и о том, что в аппарате НКВД продолжают сидеть предатели. Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время».
Предчувствия Ежова не обманули. 24 ноября он был освобожден от обязанностей, уступив пост третьему наркому внутренних дел Лаврентию Берии. По наметившейся советской традиции, смена руководителя ведомства сопровождалась новой волной чисток в органах. Сам Ежов был арестован в апреле 1939 года, а расстрелян — в феврале 1940. Жена Ежова, Евгения, покончила жизнь самоубийством незадолго до ареста мужа.
Для внешнего мира побег Люшкова тоже не остался незамеченным. Советские власти надеялись, что смогут сохранить происшествие в тайне, но через месяц после побега беглый комиссар появился на пресс-конференции в токийском отеле «Санно». Благодаря этой встрече с японскими и иностранными журналистами мир узнал о сталинских репрессиях в СССР не как о каких-то смутных, неясных слухах. Высокопоставленный чекист, явно понимавший степень ответственности за свои слова и принимавший в репрессиях непосредственное участие, рассказал прессе, что за последние годы в СССР были арестовано 2 миллиона человек, несколько сотен тысяч было расстреляно, а для содержания новых политзаключенных потребовалось построить дополнительно 30 исправительно-трудовых лагерей.
В многочисленных интервью журналистам и писателям чекист Люшков рассказывал о том, что Сталин использовал репрессии для казней своих политических противников, которых послушные исполнители обвиняли в мнимых заговорах. Описывал он и методологию добычи признательных показаний с помощью жестоких пыток. Рассказывая о преступлениях сталинизма и заявляя о том, что он не считал себя их сторонником, перебежчик тем не менее не отрицал своего соучастия в них.
Весомость показаниям Люшкова о преступлениях сталинизма придавали засекреченные документы, которые он сумел вывезти с собой. Одним из них была предсмертная записка комкора Альберта Лапина, помощника Блюхера. Он написал ее в тюрьме перед тем, как покончить с собой: «В Москве во время допросов меня пытали. Чтобы избежать боли, я сделал ложные заявления. Мне всегда угрожали новые пытки. Для меня это было то же самое, что смерть или унижение… Я служил Советскому правительству верой и правдой 17 лет. Заслуживаю ли я такого обращения? У меня нет силы терпеть больше».
Люшков добровольно сотрудничал с японскими спецслужбами и снабдил их исчерпывающей информацией о советских вооруженных силах на Дальнем Востоке. Обладая хорошей памятью, он сообщил места дислокации штабов корпусов и дивизий, местоположения авиабаз, станций радиоперехвата, укрепрайонов, баз Тихоокеанского флота, данные о советской агентуре в Токио и Харбине и много другое. В ходе Второй мировой войны советский комиссар получал денежное содержание японского генерала и вел далеко не бедный образ жизни. Взамен он консультировал японцев по советским внутриполитическим вопросам, а также готовил сводки об экономике и политическом положении в СССР для японского генштаба. Вся эта деятельность не прошла бесследно — еще в 1939 году Люшков был заочно приговорен в СССР к смертной казни.
От покушения на Сталина до неясного финала
Делился информацией Люшков и с немецкой разведкой, в обмен на что попросил абвер разыскать свою семью, которая должна была находиться где-то на Западе. Немцы прочесали Польшу и страны Балтии, но ничем помочь не смогли. Это не удивительно: 15 июня, через два дня после исчезновения мужа, Нина Люшкова была арестована вместе с дочерью на территории СССР — пересечь границу она не успела. Карательные органы обошлись с этими членами семьи врага народа на удивление «мягко»: Нина получила восемь лет лагерей, которые через год были заменены на пятилетнюю ссылку.
Люшков всего этого не знал и, по опыту работы, мог ожидать гораздо более страшной участи для своей семьи. Возможно, в связи с этим, руководствуясь соображениями мести, он и предложил новым работодателям организовать покушение на Сталина. В период работы в Азовско-Черноморском крае Люшков участвовал в разработке системы охраны дачи диктатора в Мацесте и считал, что эта информация может помочь в убийстве советского лидера. Исполнение доверили группе находившихся в Китае белоэмигрантов, переброшенных японцами на советско-турецкую границу. План покушения был сорван из-за того, что среди диверсантов оказался агент НКВД.
Во время Второй мировой войны Люшков был переведен из Токио в штаб японской Квантунской армии в Дайрэне (современный китайский Далянь), где работал советником. Там он вел привычную размеренную жизнь, но все поменялось в августе 1945 года, после того как СССР объявил войну Японии. Красная армия стремительно наступала в Маньчжурии. Люшков же слишком много знал о японцах и вполне мог попасть в плен. Поэтому 19 августа начальник Дайрэнской военной миссии Ютака Такеока предложил ему застрелиться. Когда бывший чекист отказался поступить вполне приемлемым для японского военного образом, Такеока застрелил его сам.
Впрочем, существуют свидетельства, что Люшкова видели на следующий день после его смерти в толпе на вокзале Дайрэна — а это значит, что он теоретически мог сбежать из города, в который Красная армия вошла лишь через пару дней. Как бы то ни было, после августа 1945 года одессит Генрих Люшков, успевший побыть важной частью сталинского режима и его врагом, исчез из поля зрения истории.
Читайте также
