1992 год. Главы независимых Литвы и Беларуси — два интеллектуала, профессора, доктора наук, которые до недавнего времени воспринимались как оппозиционеры: у соседей — Витаутас Ландсбергис, у нас — Станислав Шушкевич. Но очень скоро произойдет разворот. Осенью того же года Альгирдас Бразаускас, экс-глава Литовской ССР и местной компартии, возглавит Литву в качестве спикера парламента (вскоре он станет первым президентом страны). А в Беларуси в 1994 году президентом изберут главу совхоза «Городец» Александра Лукашенко, откровенно ностальгировавшего по СССР. Однако в наши дни Литва входит в НАТО и Евросоюз, она стала частью западного мира. А Беларусь — ближайшая союзница России, соучастница войны против Украины. Объясняем, почему так произошло и почему страны пошли совершенно в разных направлениях из, казалось бы, примерно одной точки.
Беларусские власти и пропагандисты делают все возможное, чтобы беларусы не знали своей истории: переписывают учебники в школах, создают псевдоисторические пособия для идеологов и нападают на национальных героев через подконтрольные СМИ. Они пытаются доказать, чтобы якобы наша история начинается с СССР, своей независимостью мы обязаны Александру Лукашенко, а наша страна является частью «русского мира».
В реальности Беларусь представляет собой часть большой европейской семьи и была ею очень долгое время. В нашем проекте «Общая история» мы расскажем о людях и явлениях, которые на протяжении многих лет связывают Беларусь с Украиной, Польшей, Литвой и Латвией и которые объединяли наши страны в борьбе за демократию и свободу.
700 лет вместе, а потом десятилетия порознь
Предки современных беларусов и литовцев жили под одной крышей с XIII века. Сперва они создали общее государство — Великое княжество Литовское, затем ВКЛ вместе с Польшей стало частью федеративной Речи Посполитой, после чего в конце XVIII века современные Беларусь и Литву захватила Россия. В ее составе оба народа находились вплоть до революции 1917-го.
Характерно, что еще в том революционном году братья Иван и Антон Луцкевичи, лидеры беларусского национального движения, выступали за восстановление ВКЛ в виде конфедерации независимых Литвы и Беларуси. Сторонники полной независимости нашей страны первоначально находились в меньшинстве. В начале февраля 1918-го коллега и соперник Луцкевичей Вацлав Ластовский оказался единственным, кто на заседании одной из виленских организаций проголосовал против создания беларусско-литовского государства.
Литовцы действовали более оперативно. В условиях немецкой оккупации (тогда продолжалась Первая мировая война, в которой Германия воевала против России) Литва 16 февраля 1918 года объявила о восстановлении своей государственности. Наши же предки провозгласили независимость Беларусской Народной Республики (Луцкевичи уже были за эту идею) лишь 25 марта — хотя счет тогда шел не на месяцы, а на дни. Ранее Германия поддержала независимость Литвы, Латвии и Украины, а вот Беларуси — уже нет. Впрочем, в немецких верхах — как и в целом на Западе — почти ничего не знали о нашей стране. А времени рассказать об этом не было.
Разумеется, разница между Литвой и Беларусью была не только во времени провозглашения независимости. Низкое самосознание беларусов, отсутствие национально ориентированной финансовой элиты не позволило деятелям БНР создать собственную армию, финансовую систему, полноценные органы управления и другие важнейшие институты государства. А вот у литовцев это получилось.
В результате на два ближайших десятилетия два соседних народа развивались по-разному. Независимая Литва — со своей армией, финансами, государственным аппаратом и государственным литовским языком во всех сферах жизни — существовала до 1940 года, пока не была захвачена Красной армией. После Второй мировой войны литовцы с оружием в руках боролись за восстановление своего государства.
Нашим же предкам так и не дали реализовать идею БНР на практике. Страна попала в зависимость от Москвы, которая создала здесь Беларусскую Советскую Социалистическую Республику (БССР). Самостоятельной внешней политики она не проводила, всех руководителей через партийный аппарат и органы госбезопасности контролировал Кремль. Краткая беларусизация 1920-х годов быстро сменилась русификацией 1930-х.
Коллективизация, в ходе которой с территории республик СССР высылали наиболее зажиточных крестьян и отбирали их имущество, а также массовые репрессии происходили в обеих странах. Вот только в Литве они начались гораздо позже. Например, коллективизация у наших соседей стартовала в 1947-м, у нас — в 1929-м.
В результате БССР превратилась в образцовую советскую республику. С Литвой в частности и с другими странами Балтии все оказалось сложнее. Чтобы добиться лояльности местного населения, изначально настроенного против аннексии своих независимых стран, советизацию региона пришлось проводить с определенными поправками и нюансами.
Как писала историк Елена Зубкова, в послесталинские времена, «несмотря на официальные запреты и вынужденные ограничения, легальный и полулегальный частный сектор в сельском хозяйстве и сфере услуг в Прибалтике (так в советское время называли Латвию, Литву и Эстонию. — Прим. ред.) был развит лучше, чем в других регионах страны. Гражданам Советского Союза, проживающим в республиках Балтии, позволялось чуть больше, чем другим. Это касалось цензуры, религиозной политики или отношений с эмиграцией. Лютеранская, а позднее и католическая церковь, пережив период гонений, пользовались большей автономией в республиках Балтии, чем православная церковь в России. Даже православные верующие в Прибалтике чувствовали себя более защищенными, чем в России или в Украине».
По мнению Зубковой, «особое отношение Москвы к этим республикам отразилось на характере коммуникаций между Центром [в Кремле] и политическими элитами Латвии, Литвы и Эстонии. Коммунистические лидеры Балтии обладали большей свободой маневра, чем элиты „старых“ республик, и, соответственно, имели больше возможностей для артикуляции национального интереса. Пределы использования этих возможностей определялись не только в Москве, но и балтийскими лидерами».
Вот конкретный пример: многолетний руководитель Литовской ССР Антанас Снечкус (1940−1941, 1944−1974) активно участвовал в репрессиях и депортациях нелояльного Москве населения, но при этом восстановил Тракайский замок — огромный и важнейший для Литвы памятник времен ВКЛ. Недаром в массовом сознании три балтийские республики воспринимались как «витрина СССР». Между тем в Беларуси о реставрации древних памятников в то время речи не шло (например, Мирский замок начали реставрировать лишь в 1983-м), а историю страны фактически отсчитывали с 1917 года, со времен Октябрьской революции.
С другой стороны, переоценивать степень либеральности властей в республиках Балтии и Литве в частности все же не стоит. Так, например, в середине февраля 1988 года (то есть уже в разгар перестройки) 15 тысяч человек вышли на вильнюсскую Кафедральную площадь (тогда она носила имя Владимира Ленина) в знак протеста против «дерзкого» поступка тогдашнего американского президента Рональда Рейгана. Тот поздравил литовцев с Днем восстановления Литовского государства (напомним, оно произошло 16 февраля 1918 года) — и те будто бы были с этим не согласны. Естественно, людей на площадь в подавляющем числе согнали власти. Но это хорошо демонстрирует, что в республике царила та же атмосфера политической стерильности, что и во всем остальном СССР (включая Беларусь).
Сотрудничество оппонентов у литовцев, «шпана» и «шваль» — у беларусов
Тем временем руководитель СССР Михаил Горбачев начал проводить политику гласности и пошел на некоторую либерализацию режима. Литовцы мгновенно отреагировали — и вышли на улицы с протестами. 28 сентября 1988 года власти жестко разогнали мирный митинг, который проходил в центре Вильнюса. Его участники протестовали против пакта Молотова — Риббентропа, согласно секретному протоколу к которому Иосиф Сталин и Адольф Гитлер в 1939-м разделили Восточную Европу, а Литва в результате потеряла свою независимость. Силовики использовали резиновые дубинки, известные как бананы, поэтому в историю те события вошли как «банановый бал».
События попали в мировую прессу и вызвали скандал. Менее чем через месяц, 20 октября, со своего поста был снят Рингаудас Сонгайла, который был лидером Коммунистической партии Литвы (а значит, руководил и всей республикой). Его сменил тот самый Альгирдас Бразаускас — классический хозяйственник, инженер-гидротехник по образованию, начавший свою карьеру в строительстве и пришедший на партийную работу с должности первого заместителя руководителя Госплана Литвы (государственного органа, который занимался планированием экономического развития республики — рынка в СССР не было). Оба детьми застали независимую Литву: Сонгайла родился в 1929-м, Бразаускас — в 1932-м. Но если для первого главную роль играли советские ценности, то второй, несмотря на общую коммунистическую идеологию, был лоялен и национальным идеям.
22 октября в вильнюсском Дворце спорта состоялся учредительный съезд «Саюдиса» — тогда организации, которая поддерживала перестройку, а позднее — ведущего оппозиционного движения Литвы. Это может показаться фантастикой, но Бразаускас приехал на тот съезд и выступил на нем с речью.
Прошла всего неделя — и 30 октября 1988 года власти БССР разогнали в Минске митинг-реквием «Дзяды». «Я тады грыпаваў і на [Маскоўскія] могілкі не пайшоў. А менавіта там разгарнуліся трагічныя для менчукоў падзеі. Як тысячы іх падышлі ад станцыі мэтро да могілкаў, там ужо нарыхтаваліся шэрагі войска і міліцыі — з варанкамі, аўтобусамі і нават вадамётамі. Людзей пачалі разганяць, біць, арыштоўваць, труціць газам з партатыўных балёнчыкаў», — писал в мемуарах классик беларусской литературы Василь Быков.
В отличие от Литвы, главу БССР Ефрема Соколова с поста тогда никто не снял. Но отметим, что в высшем руководстве республики и так не было реформаторов, которые могли бы его заменить и задать другой политический курс, который оставался бы в рамках политики партии. Так, Николай Игрунов, второй секретарь беларусской компартии, писал в мемуарах, что после разгона «Дзядов» спросил у идеологов из ЦК, что, по их мнению, следует предпринять в этой ситуации: «Вместо дельных предложений — однозначно и без запинки: „Снять председателя республиканского Гостелерадио [поэта Геннадия] Буравкина. От него вся смута“».
В следующем году в Беларуси появился свой аналог «Саюдиса» — в июне 1989 года состоялся учредительный съезд Беларусского народного фронта. Символично, что он прошел как раз в Вильнюсе: власти БССР запретили проводить мероприятие в Минске — Ефрем Соколов воспринимал БНФ как личных врагов. Как вспоминал все тот же Игрунов, «как только назревал очередной митинг „Народного фронта“, Ефрем Евсеевич приглашал меня, силовых министров и все время давал одни и те же указания: „Вы отвечаете за порядок. Примите самые жесткие меры. Утихомирьте эту шпану“. Дело прошлое, да и благородное, и теперь можно чистосердечно сознаться — мы заходили ко мне в кабинет и договаривались: да, порядок должен быть, нельзя допустить распущенности и явного беззакония».
Игрунов рассказывал еще об одном примере: как-то ему позвонили из Москвы и предложили убедить Соколова встретиться с оппозицией, чтобы несколько снизить градус конфронтации. Второй секретарь компартии посоветовался с коллегами (в том числе главой КГБ БССР). Они были не против, но требовалось согласие Соколова. «Говорю с ним — ни в какую. В сердцах [Соколов заявил]: „Скажи [собеседнику из Москвы], пусть сам приезжает, собирает эту шваль и ведет с ней разговор“. Я все же снова и снова предлагал: надо собраться! И каждый раз слышал категорическое нет».
Сравните две ситуации: в Литве коммунистическое руководство фактически участвует в создании оппозиционного движения, а в Беларуси — всеми силами пытается не допустить его появления, а затем отказывается вести какой бы то ни было диалог.
Решающая роль партийных элит и их убеждений
Такие установки не менялись и дальше: до самого конца существования СССР беларусская компартия упорно не хотела вести переговоры с оппозицией.
Высокопоставленный партийный чиновник Петр Кравченко (будущий первый министр иностранных дел независимой Беларуси) упоминал в мемуарах о следующем эпизоде. В 1990-м шла предвыборная кампания в парламент БССР, и один из его коллег предложил: давайте поддержим лидера БНФ Зенона Позняка в одном из округов, а Народный фронт не будет мешать избранию в парламент главы минского горкома КПСС Владимира Галко. «Еще раз такое придумаешь, положишь партбилет на стол», — ответило ему начальство (исключение из партии тогда автоматически означало конец карьеры). Между тем Позняк в парламент в итоге попал (и сыграл важную роль в провозглашении независимости), Галко — нет.
Между тем именно так, путем договоренностей и диалога, действовали власть и оппозиция в Литве. В 1989-м в СССР прошли выборы в союзный парламент. В Литве на них победил «Саюдис» — депутатами стали 36 из 39 его кандидатов. Коммунисты получили только шесть мест. При этом два представителя оппозиционного движения сняли свои кандидатуры в округах, где баллотировались Бразаускас и его заместитель Владимир Березов, второй секретарь литовской компартии. То есть фактически пошли на ситуативный союз со своими оппонентами.
А уже в декабре 1989 года Бразаускас объявил о выходе Коммунистической партии Литвы из всесоюзной компартии, сделав организацию независимой от Москвы. В марте 1990 года вместе с другими депутатами литовского парламента он проголосовал за восстановление независимости, которое стало реальностью в следующем году. Кстати, тогда же, в 1990-м, он передал власть Витаутасу Ландсбергису — именно лидер «Саюдиса» стал спикером парламента и главой государства. Не обошлось и без трагедий — например, попытки Москвы силой вернуть Литву в свою орбиту. Но итоговая цель — независимость от Кремля — была достигнута.
Беларусская партийная элита боялась таких резких движений. Среди них почти не было людей, которые были бы готовы забыть о собственном политическом прошлом и сделать ставку на национальные лозунги. Даже за независимость они проголосовали только 25 августа 1991 года — после провала августовского путча в Москве и приостановки деятельности КПСС. Что ни в коей мере не умаляет значения этого без преувеличения исторического события, благодаря которому Беларусь стала независимой страной. Но наша партийная элита (в отличие от литовской) никак не способствовала этим событиям.
В Литве девяностые и нулевые годы прошли под знаком борьбы Бразаускаса с Ландсбергисом. Последний возглавлял республику в качестве спикера парламента вплоть до ноября 1992-го. А затем пришло время экс-коммуниста. Под его руководством компартия Литвы трансформировалась в Демократическую партию труда, близкую по своим взглядам к социал-демократам. Осенью 1992-го она триумфально победила на парламентских выборах. Бразаускас стал спикером парламента (ноябрь 1992-го — февраль 1993-го). Затем — первым президентом страны (1993–1998), позже — премьер-министром (2001–2006).
Оба политика имели разные позиции по темпам и направлению экономических реформ, приватизации и другим важным вопросам, а потому яростно атаковали друг друга. В отличие от Ландсбергиса, Бразаускас чувствовал себя более комфортно в Москве в компании бывших глав советских республик, ставших президентами независимых стран, чем в европейских столицах. Но у обоих была стратегическая цель: независимая Литва должна стать частью Европы. И они планомерно и последовательно двигались к ее достижению. Именно потому победа экс-главы Литовской ССР не стала началом коммунистического реванша.
Беларусская же партийная элита, в отличие от литовской, почти не говорила на своем языке, у ее представителей не было национального самосознания. А также понимания того, что независимость и демократия — важнейшие ценности для европейского государства. Поэтому победа Александра Лукашенко в 1994-м оказалась фатальной для зарождавшейся демократии, а посткоммунистический реванш — неизбежным. Нашим соседям повезло в том, что литовские политики были в первую очередь литовцами, а уже потом коммунистами (или нет), а беларусы — наоборот. Вероятно, именно в этом заключается главный ответ на вопрос, почему у соседей получилось реализовать свои мечты, а у нас пока нет.
Читайте также
