О российской пропаганде часто говорят как о виновнице того, что многие люди в России поддерживают войну в Украине и верят телевизору больше, чем реальности. Влияет работа пропагандистов, кажется, не только на россиян, а еще и на белорусов: об этом свидетельствуют опросы социологов. Иногда кажется, что противостоять пропаганде просто невозможно. Действительно ли она такая мощная, какими инструментами пользуются пропагандисты и можно ли им сопротивляться? Об этом «Зеркало» поговорило с российским журналистом, ведущим программы «Выезжаем за пруфами» Ильей Шепелевым, а также профессором Карлова университета в Праге и экспертом iSans Александром Морозовым.
Как российская пропаганда дошла до ее «ядерного» уровня, который мы наблюдаем сейчас?
По словам Александра Морозова, развитие кремлевской пропаганды в ее нынешнем виде началось с 2004 года. Тогда в российской политической истории случились два события: протесты в Украине и решение Владимира Путина идти на второй президентский срок.
— Большая группа медиа- и политических менеджеров начала участвовать в разработке идей для следующих лет его правления, — объясняет Морозов. — Одновременно с этим украинский Майдан (протесты в ряде городов Украины после второго тура президентских выборов. — Прим. ред.) очень напугал Кремль и всех тех людей, кто хотел сохранить в России политическую стабильность. Началась разработка инструментария, который был направлен на более активную манипуляцию общественным мнением и настроением больших групп населения. Все это делалось, чтобы полностью исключить какую-то возможность протестной активности и продвижения политических организаций. Был риск, что они выступят с альтернативными сценариями развития России и станут угрожать Путину и его окружению. Нужно было убрать любую возможность изменения политики Кремля и смещения тех людей, которых Путин привел к власти.
В 2005 году появился пропагандистский холдинг Russia Today. С самого начала основания холдинг финансируется российским правительством преимущественно из государственного бюджета.
— После этого было основано молодежное политическое движение «Наши» (создано администрацией президента России. — Прим. ред.). Началась разработка идеологии для молодых людей, была принята программа патриотического воспитания. До этого такого документа в России не существовало, — продолжает эксперт. — Были созданы и специальные издательства, в которых впервые начали издаваться пособия для государственных служащих по информационной войне — с критикой Запада и либеральной модели развития общества. Естественно, многое зависело и от системы образования. Для этой сферы было разработано достаточно «правильных» методических указаний, проходили конференции о том, каким образом определенная идеология должна была присутствовать внутри системы. Цель в том, чтобы она достигала подростков и студентов, формируя у них нужное отношение к официальной линии.
По словам Морозова, в 2014 году после аннексии Крыма Россией в кремлевской пропаганде произошел дополнительный поворот:
— Этот период связывают с использованием такого инструмента, как «методички» — прямо разработанные указания и тезисы, как нужно освещать то или иное событие. Их доносят до сотрудников прессы. Однако подчеркну: то, что мы называем кремлевской пропагандой сегодня, — это уже машина. Она не требует непосредственного руководства потоком контента. Если определенный нарратив уже внедрен в сознание и висит в воздухе (например, «в Украине произошел государственный переворот — поэтому ее власть сейчас нелегитимна»), он самостоятельно проникает в мозги миллиона людей. Тогда каждый автор легко наполняет его своим содержанием, и какое-то непрерывное, жесткое политическое руководство просто не требуется.
В свою очередь журналист Илья Шепелин отмечает: сейчас пропаганда в России действительно работает идеально и тотально.
— Когда Российская Федерация совершает преступления, ее главная задача — не представить свою какую-то версию событий, а разрушить ту, которая существует за пределами страны, — говорит он. — Например, когда в 2014 году был сбит малайзийский боинг (авиакатастрофа на востоке Донецкой области Украины: ракетой был сбит самолет Malaysia Airlines, все 298 человек на борту погибли. — Прим. ред.) откуда-то появилось десять версий того, что произошло. И конечно, когда человек все их видит, он может решить, что окончательной правды никогда не узнает. А версия, которая существует вне пределов Кремля, попросту размывается. Это, в общем-то, то, чего Кремль добивается. Сейчас такая стратегия работает более-менее успешно.
При этом журналист отмечает, человек, который смотрит несколько государственных каналов, может даже не понимать, что они принадлежат одному центру:
— Всегда смешно, когда ты спрашиваешь у кого-то, кто поддерживает военные тезисы, откуда он черпает информацию. А человек отвечает: «У меня разные источники. Я смотрю сначала „Первый“ канал, потом НТВ и телеканал „Звезда“». Но в итоге источник информации все равно оказывается один и тот же — это «принтер», который находится в администрации президента.
Что случилось с российской пропагандой в феврале 2022 года? Почему она переросла в откровенное вранье?
По мнению Александра Морозова, пропаганда до войны в Украине и после ее начала — это два разных явления.
— В конце февраля она стала гораздо более криминальной, — считает эксперт. — Совершенно очевидно, что те медиаменеджеры и журналисты, которые сейчас работают рупором власти, несут такую же ответственность за войну, как и те российские политические деятели, которые ее развязали. Ведущие Владимир Соловьев, Владимир Киселев, Ольга Скабеева… Но, конечно, эти люди представляют только передний ее край. На следующем этаже пропаганды расположено большое количество личностей, которые тоже производят контент. Он прокатывается в новостных запросах и поисковиках. Очень важно видеть и этот уровень заголовков. Сейчас телевидение обслуживает войну, мы находимся внутри пространства военной пропаганды (и контрпропаганды). И эта вещь, конечно, построена на тотальном искажении реальности, потому что ее целью является повышение боевого духа собственной армии и мобилизация населения для участия в войне.
Какие инструменты использует российская пропаганда и почему она такая мощная?
Александр Морозов отмечает: сама по себе кремлевская пропаганда не такая и сильная. Все дело в том, что во время кризиса, и особенно войны, у людей внутри страны есть мало возможностей для интерпретации происходящего. А вот трансляция линии Кремля в телевизоре помогает им объяснить реальность вокруг себя.
— Они вынуждены проявлять лояльность: в противной ситуации в условиях военного времени люди окажутся государственными преступниками, — объясняет эксперт. — И поэтому им приходится цепляться за какое-то объяснение происходящего. Значительная часть российских граждан знает, что Россия ведет войну с Украиной. Но эти люди находят объяснение: Путин решил напасть первым, потому что он видел какую-то угрозу для России. То есть это обычная трактовка: нам НАТО угрожало — и поэтому российским военным пришлось вот так поступить. В значительной степени люди сами ищут способы смягчить нахождение в кризисном моменте. Возьмем пример школьного учителя. Он каждый день работает в коллективе и видит вокруг себя жителей той страны, которая развязала войну. Для спокойствия он вынужден что-то себе говорить. Кремлевская пропаганда предлагает разные матрицы, которые облегчают ему восприятие. Социологи отмечали, что агрессивно настроенных россиян, которые действительно считают, что нужно штурмовать Киев, не так и много. Остальная же масса людей просто адаптируется к ситуации.
При этом, по мнению эксперта, от всех других кремлевскую пропаганду отличает отсутствие в ее повестке единого стержня:
— Старые тоталитарные режимы нанизывали разные факты на один шампур, как шашлыки. Так партия формировала генеральную линию. На этом фоне вся кремлевская пропаганда выглядит гораздо более циничной. Она сиюминутна: сегодня может жарко пропагандировать какой-нибудь русский мир, а завтра забыть про него и начать продвигать совершенно противоположную идею. Вот пример: когда Путин пришел к власти, он опирался на какие-то образы царского прошлого XIX века. Затем — целиком на историю Второй мировой и Великой Отечественной войн. Потом — на всех вот этих императоров и казаков. Это специфический момент кремлевской пропаганды. Главный ее инструмент хорошо заметен — очень грубый, похабный хайп и оскорбления. И если советская пропаганда формировала образ экзистенциального врага из коллективного Запада, то кремлевские пропагандисты клеймят не только политические верхи, но и целые народы.
Кажется, российское телевидение сильно влияет и на белорусов, формируя их мировоззрение. Почему?
Илья Шепелин отмечает: кремлевские пассажи довольно успешно работают на широкую аудиторию (в том числе и белорусскую), потому что транслируют дорогой контент.
— Я боюсь, что суммы, которые тратятся на российское телевидение, совершенно несопоставимы с затратами на эти же цели в Беларуси, — объясняет журналист. — Поэтому российская продукция привлекает и других зрителей. ВГТРК (Всероссийская государственная телевизионная и радиовещательная компания) — это вообще черная дыра, в которую запускается куча денег. Ее главная задача — это подсадить человека на хорошее шоу. И он это делает: садится и привыкает развлекаться, смотрит дорогие реалити и сериалы. Отмечу, что телеканалы делают это не для заработка. Им нужно получить свежую аудиторию, а затем в промежутках между выпусками шоу «Голос» и сериалом, у которого рейтинг 20% или 25%, новым зрителям будут показывать новости и сообщать ту самую важную для государства информацию. В итоге человек привыкает жить в этом ритме. С утра он включает телевизор, когда пьет кофе и готовится пойти на работу, — и там его уже встречают новости с единственной верной точкой зрения. Я помню, В 2016-м, когда был чемпионат Европы по футболу, матчи прерывались не рекламной паузой — сначала болельщикам показывали короткий выпуск новостей. Три минуты зрителям рассказывали, например, о том, как российские солдаты воюют в Сирии. И только после этого давалась какая-то реклама. То есть главным рекламодателем оказывались не производители пива или автомобилей, а государство, которому нужно было протолкнуть свою точку зрения.
При этом Александр Морозов считает, что влиянию российской повестки в Беларуси способствует традиционно большее доверие наших людей к россиянам, чем, например, к украинцам:
— Белорусы, которые находятся внутри страны, в некотором смысле тоже заложники ситуации. Им тоже приходится объяснять самим себе, что сейчас происходит. Значительная часть вынуждена говорить себе: «Мы не можем понять смысл этой войны. Да, возможно, она совершенно чудовищная и ошибочная, но при этом надо находить для себя какое-то ее объяснение». И в этом случае они цепляются за кремлевскую пропаганду, утверждающую, что Украиной управляют неонацисты. Конечно, любой человек, живущий рядом с этой страной, имеющий там родственников, понимает, что это не так. Но тем не менее он начинает верить в это объяснение.
Однако эксперт считает, что белорусы гораздо менее подвержены кремлевской пропаганде, чем россияне, и называет белорусов более самостоятельными: «В каком-то смысле слова вы более самостоятельны в оценке». По его мнению, на это есть две причины:
— Первая состоит в том, что белорусское общество пережило гораздо более масштабный протест, чем российское. В Беларуси почти каждая семья оказалась затронута протестами 2020 года. Все это происходило на глазах людей. И поэтому клеймить белорусов, которые участвовали в них, у белорусской пропаганды не получается. Люди не верят. В России не так — у нас политический протест был сосредоточен только в больших городах. Второе отличие заключается в том, что кремлевская пропаганда работает на очень большую страну. Ей нужно апеллировать одновременно и к дагестанцам, и к жителям Архангельской области. Беларусь гораздо более монолитна, десятимиллионный народ больше связан, чем российский. Я бы сказал, в Беларуси более высокий уровень доверия друг к другу, чем в Российской Федерации. Россия очень большая и крайне разнородная в плане населения. И потому кремлевская пропаганда работает на широкую аудиторию гораздо грубее. Мне не кажется, что эта грубая модель в принципе может давать серьезные плоды в Беларуси. Не хотелось бы подсказывать аппарату Лукашенко, но для влияния на ваш народ нужен какой-то другой стиль и тон.
Можно ли самостоятельно противостоять российской пропаганде?
Илья Шепелин считает, что в идеально смоделированной ситуации людям, которые подвержены внешнему влиянию, нужно давать другую точку зрения. Другой вопрос, как этого добиться в стране, где запрещено мнение, отличное от позиции Министерства обороны.
— Конечно, можно подолгу разговаривать с родственниками о том, что происходит на самом деле. Но при этом нужно понимать: даже если вы обладаете какой-то альтернативной информацией, это не значит, что у вас получится кого-то переубедить. Ваш дедушка может смотреть телевизор по десять или двенадцать часов в сутки. Чтобы изменить его мнение, за разговором вам придется проводить с ним примерно такое же количество времени. И у вас вряд ли получится дойти до цели хотя бы потому, что российская пропаганда хорошо умеет развлекать. В наших странах не существует доступной альтернативы для того, чтобы человек включил телевизор — и на него полился другой контекст, отличный от официальной позиции.
В то же время аналитик Морозов добавляет: даже живя в авторитарных условиях, человек может пытаться контролировать, откуда в его голову поступает информация. По его словам, восприятие пропаганды зависит от образования и критического мышления человека.
— При наличии этих данных у него формируется реалистичное представление о том, как работает политика. И это защищает его от мифологии и от конспирологии, потому что пропаганда всегда играет на этих струнах. Мне кажется, история советского и постсоветского периода в наших краях показала, что если само государство не заинтересовано в развитии этих способностей у людей, тогда ключевая роль достается культуре: литературе, театру, кино. Внутри них сохраняется очень свободное мышление, — отмечает эксперт. — Кроме этого, мы видим, что и у россиян, и у белорусов очень быстро наращивается медиасреда за пределами страны. И это влияет на то, что в сознании людей рано или поздно формируется явное противоречие. Официальная власть производит какое-то вранье, но чем дальше, тем острее люди его чувствуют.
