Основательница компании Laava Tech 28-летняя предпринимательница из списка Forbes Татьяна Зарецкая на прошлой неделе стала представителем Объединенного переходного кабинета по финансам и экономике. Это ее первое большое интервью в новом статусе, в котором она ответила на множество вопросов о Кабинете, российской игле и, разумеется, деньгах.
Татьяна Зарецкая родилась и выросла в Минске, в микрорайоне Чижовка, училась в гимназии № 1 им. Скорины. Затем поступила на факультет международных отношений БГУ, но бросила учебу, так как ее не устраивало то, что преподавание идет на русском, а не на английском. Уехала в Эстонию и стала учиться в Таллинском техническом университете по специальности «международное право».
В 2017 году пришла на конкурс стартапов, предложила идею — и ее команда победила. Так появилась Laava Tech. Компания занимается разработкой умных систем освещения для теплиц. Они создали алгоритмы по управлению лампами, которые позволяют в разы снизить расходы на электричество. Стартап поддержал сооснователь Tesla Джеффри Брайан Штробель.
Также она основательница компании Meliora, которая занимается аналитикой ресурсов, очищающих атмосферу от углекислого газа либо эквивалентных загрязнителей.
В марте 2020 года Татьяна Зарецкая попала в список Forbes 30 Under 30. Также она входит в список MIT Innovator 35U35 издания MIT Technology Review.
«Я пришла на эту позицию больше как хороший менеджер»
— Как вы попали в Кабинет? Вас позвали, вы свою кандидатуру предложили сами, было какое-то собеседование?
— Меня позвали, со мной связался Валерий Ковалевский. У нас было несколько раундов интервью и со всей командой и конкретно с ним. После этого Кабинет принимал решение, буду я к ним присоединяться или нет.
— Было сложно?
— Было, скажем так, непривычно. Потому что обычно я с другой стороны стола. Насчет того, сложно ли… Я не думаю. Все очень вежливые и приятные. Не было никаких дополнительных деталей, из-за которых мне стоило бы волноваться. Со своей стороны я знаю ответы на вопросы и довольно уверенно себя чувствую.
— Вы уже пытались попасть в Офис Светланы Тихановской, верно?
— Я не пыталась попасть в Офис. Я предлагала свою помощь. Это две разные вещи.
— Почему вам отказали?
— Мне не отказали. У нас дальше коммуникация не пошла. И это произошло, я так подозреваю (особенно, когда я поучаствовала в этом пару недель), из-за того, что просто не хватает ресурса. Ни человеческого, ни временного.
— Главный вопрос, который витает в воздухе. У вас статус, вы долларовый миллионер из списка Forbes, в вашем Facebook сквозит мысль, что политика вам неинтересна. Почему вы присоединились к Кабинету?
— Мне политика неинтересна. Я пришла не как политическая фигура и не планирую продолжать в этом направлении. Я пришла на эту позицию больше как хороший менеджер.
Но если мы говорим о финансовом и социальном положении, то давайте посмотрим опыт успешных стран. Тех же США. Можете посмотреть примеры президентов, министров и конгрессменов. Там в политику идут только успешные и состоявшиеся люди, которые могут это себе позволить. Потому что политика в идеале — это не та область, где можно заработать деньги.
Можно взять в качестве примера ту же Норвегию, Финляндию, Австралию, Новую Зеландию. Там в политике тоже не случайные люди, не после университета и не те, которые сидели за столом и поднялись по чиновничьей лестнице. Они уже достигли каких-то успехов в своей области. И решили сделать что-то хорошее в том числе для своей страны.
— Вы хотели быть юристом, потом ушли в бизнес, у вас две компании, вы путешествуете по миру, рисуете, коллекционируете метеориты. Как в этот список попала политика?
— У меня очень много знакомых и близких людей, которые сейчас сидят в Беларуси, которым пришлось уехать. Очень многие прошли через потерю имущества и бизнеса. Да, я не люблю политику, я не хочу становиться политическим человеком и делать в этом карьеру. Но я хочу что-то сделать, чтобы моя жизнь, жизнь моей семьи, жизнь моих близких, знакомых и друзей была легче. Мне очень хочется вернуться в Беларусь, очень хочется хотя бы просто иметь право туда ездить. Чтобы у моего ребенка была такая возможность. Все просто.
— Как бы вы ни хотели, но вы уже политическая фигура. Не боитесь, что в отношении вас белорусские спецслужбы что-то могут предпринять?
— Боюсь. Но кроме меня достаточно большое количество людей, которые занимаются этим более продолжительное время. Включая всех сотрудников «Зеркала», которых это не останавливает. Чем больше нас будет, тем сложнее спецслужбам будет выполнять свою работу, я надеюсь.
— У вас появилась охрана?
— Нет. Я надеюсь, что до этого и не дойдет.
«Все будет гораздо эффективнее, чем в стандартном госоргане Беларуси»
— Когда мы Азарову задали вопрос о финансировании, он ответил, что вот будет министр финансов, он разберется. Расскажите, чем вы будете заниматься. Только лишь искать финансирование для Кабинета или чем-то еще?
— Финансирование под Кабинет — это одна из моих задач. Но не единственная. И да, мы пытаемся представить демократические силы Беларуси как единую структуру в данный момент. В этом и был смысл создания Кабинета. Это очень сильный и хороший знак нашим зарубежным партнерам и людям внутри страны — наконец-то все объединились и готовы работать вместе.
Поэтому в идеале у нас не будет 15 разных финансирований под конкретных людей либо проекты. Будет единый источник.
Также моя задача — собрать команду: пригласить профессиональных людей, скооперировать их, разработать план, конкретные цели и задачи. Чтобы были конкретные действия, которые можно начинать делать в тот же день, в ту же секунду, а не терять несколько месяцев либо полгода-год на разработки с нуля. Иначе это очень дорого нам обойдется.
— Знаю, вы человек цифр. Наверняка у вас уже есть план. Считали, сколько нужно денег на работу Кабинета?
— Считала. Мы работаем с очень ужатым бюджетом. Всем спонсорам хороший знак: мы не можем просить больше, чем действительно нужно.
Основываясь на моих предварительных расчетах, мы будем тратить в разы меньше, чем любое министерство или любой государственный орган, который сейчас функционирует в Беларуси за налоги граждан. А судя по нашим первым коллаборациям, я могу сказать, что и работать мы будем намного эффективнее, чем стандартный госорган Беларуси. Потому что нам не надо будет тратить время на бюрократические моменты.
— Но цифр не скажете? Секрет?
— Нет, это не секрет. Я начала работать не так давно, прошло чуть меньше недели. Я не до конца все составила. Не хочу давать вам рандомную цифру, сейчас она не будет иметь ничего общего с реальностью. И это будет недостаточно профессионально с моей стороны.
— В недавнем интервью вы подчеркивали, что благотворительностью в работе не занимаетесь. У вас будет зарплата в Кабинете? И какая?
— Да, точно так же, как и у любых сотрудников и людей, относящихся к Кабинету. Опять-таки, у меня конкретной цифры в голове насчет зарплаты пока нет.
Моя первая задача — покрыть все остальные нужды Кабинета, а потом будем разбираться с этим вопросом.
Но я считаю, что любой труд должен оплачиваться и оплачиваться соответственно. Мне очень больно смотреть, как некоторым участникам наших демократических сил (я не говорю сейчас конкретно про Офис, я говорю про наши медиа, юристов, которые работают день и ночь над многими вопросами), приходится думать, как прокормить семью и оплачивать счет за квартиру. Мы все уже не подростки, у нас есть семьи, есть вещи, о которых нам нужно заботиться, и мы за них ответственны вне работы. Никто не может эффективно выполнять свою работу, если ему каждый день нужно думать, как прокормить свою семью.
— Мы не знаем, сколько, например, зарабатывает белорусский премьер-министр. Зато знаем об официальной зарплате Лукашенко — перед выборами 2020 года в месяц он получал чуть больше 4 тысяч долларов. На ваш взгляд, какой должна быть зарплата у топовых чиновников в нашей стране?
— Мы можем взять в пример Эстонию, Финляндию либо Норвегию — замечательно функционирующие страны с прекрасным госаппаратом, без коррупции, которые хорошо известны своей репутацией не только в Европе, но и на мировой арене. В первых двух, если мы говорим о чиновниках топового уровня, обычно их зарплата — две, возможно, три средних по стране. То есть не слишком высокая, но и не та, при которой людям нужно думать о том, как выживать. Они действительно могут качественно выполнять свою работу.
Для остальных рядовых чиновников госслужба — больше как вторая работа. У всех есть либо бизнес, либо основная занятость. Парламент и вся остальная политическая деятельность — это твое вложение в общество, а не то, на чем ты зарабатываешь.
— Сколько времени сейчас у вас занимает работа в Кабинете?
— Все мое время.
— А как же бизнес? Как удается совмещать?
— Люди из бизнеса могут много работать и совмещать сферы деятельности. Если вы заметите, у многих по несколько компаний, позиций. Абсолютно стандартная тема. У меня есть задачи, которые мне нужно закрывать, но это не требует каждодневных временных затрат.
«Люди из экономической сферы, которые сейчас работают, делают чудо в последние два года, держа экономику на плаву»
— До создания Кабинета к Офису Светланы Тихановской было много претензий. Когда вы пришли, какие проблемы увидели вы?
— Основная — нехватка времени на все. Я вижу, как многие члены Кабинета отвечают на первые сообщения в шесть утра и заканчивают в двенадцать-час ночи. Они это делают на протяжении последних двух лет. У них нет ассистентов либо помощников. Они выполняют десять работ (и вот мы снова вернулись к недостатку финансирования). Их можно только ставить в пример. С ресурсом, который у них был, они сделали все возможное и даже больше.
— У вас есть идеи, как привлекать больше людей в свою команду и в Кабинет в целом?
— Идеи есть, и мне уже писало очень много людей, которые предлагали свою помощь. Это и прекрасные студенты, и бизнесвумен из зарубежья. Я очень жду, что со мной свяжется кто-нибудь и из Беларуси, кто готов помогать в работе финансовой и экономической сферы Кабинета. У нас уже есть несколько экономических групп, которые работают — это BEROC и ABBA. Они довольно успешны. Люди готовы сами предлагать свои услуги. Единственное, как я уже говорила, хотелось бы обеспечить им более комфортные условия.
— Какой-то бизнес из Беларуси с вами связывался?
— Говоря о том, что жду кого-то из Беларуси, я имела в виду чиновников из экономической сферы. Да, некоторые люди из белорусского бизнеса связывались со мной. Но у меня сейчас физически не было возможности поговорить со всеми сразу за одну неделю. Но запланировано очень много встреч, звонков и мероприятий, на которых у нас будет возможность познакомиться, пообщаться и обсудить варианты помощи.
— Топовые белорусские бизнесмены как-то подали сигнал о том, что готовы сотрудничать?
— Скажем так, топовые бизнесмены помогали и раньше. И будут продолжать помогать. Но задача любого бизнеса не финансировать государство или в данном случае Кабинет, а заниматься бизнесом. Потому что только так они будут приносить гораздо больше пользы стране в долгосрочной перспективе. Я буду благодарна за любую помощь, но приоритетом бизнеса все-таки должен оставаться бизнес.
— Вы сильно критиковали силовой сценарий, о котором говорил Прокопьев и частично Азаров, говорили, что это очень дорого. На ваш взгляд, он реален или все-таки нет?
— Давайте не сравнивать Прокопьева с Азаровым. Это два совершенно разных игрока с абсолютно разными сценариями. Не хотелось бы ставить их в одну линию, если можно.
Сейчас происходит очень много различных событий. Если мы говорим о силовом сценарии — это не ко мне, это не сфера моей деятельности. Я не смогу ответить, произойдет это либо нет. Лучше обращаться как раз к Азарову, который сможет ответить на этот вопрос компетентно.
Но да, я придерживаюсь точки зрения, что это дорогой план. Мы это можем видеть на примере Украины, которую сейчас поддерживают зарубежные партнеры. Сколько у них уходит на это внутренних ресурсов? Военная сфера — это в принципе самая затратная сфера в мире. Это общепринятый факт.
— Более радикально настроенные белорусы считают, мы бы победили в 2020-м, если был бы силовой сценарий. Как вы думаете?
— Ну и где были эти более радикальные белорусы сами в 2020 году? Где вы были, что вы делали, делали ли вы достаточно? Готовы ли вы делать больше? Готовы ли вы жертвовать большим? Берите ответственность за себя, чем тыкать пальцем на кого-то другого. Я не люблю обсуждать прошлое. Оно случилось. Возможно, могло быть по-другому, но сейчас то, как могло бы быть, абсолютно не поможет ситуации. Если есть люди, которые готовы не перекладывать ответственность, а брать на себя, помогать Кабинету, то, пожалуйста, пишите. Я уверена, что найдется правильное место для таких людей.
— Если не силовой сценарий, то, к примеру, можно ли перекупить белорусских чиновников? Собрать какую-то сумму, предложить им, чтобы произошел уже все-таки раскол элит.
— Вопрос не ко мне: это больше к политической сфере относится, а не к финансовой. Я могу сказать, что в Беларуси достаточно очень умных людей на местах, которые не поддерживают режим.
Если мы говорим о людях в экономической сфере, которые сейчас работают, то они делают чудо в последние два года, держа экономику на плаву. Конечно, их нужно оставлять на местах. Если они такое могли сделать абсолютно без ресурсов, то представляю, что будет, если им помочь и поддержать.
Конечно, самых приближенных к Лукашенко невозможно перекупить. Нет абсолютно никакого смысла, потому что они должны отвечать за свои действия. Но если мы говорим про всех остальных чиновников, я думаю, они прекрасно все понимают.
Полагаю, есть не только финансовая заинтересованность, но они также все хотят лучшей жизни для своих детей: лучшего образования, больших возможностей. Они неглупые люди, все всё прекрасно понимают. Поэтому я верю, что в нужное время все примут правильное решение.
— Почему они до сих пор его не приняли?
— Может быть, в тот момент боялись? У них есть дети и вещи, за которые они ответственны. Мы все люди, у нас у всех есть страхи. Нельзя их как-то быстро победить и с ними справиться. Не нужно ожидать, что у всех одинаковая сила воли, ответственности и веры в лучшее будущее. Я уверена, что если придет Новая Беларусь, то гораздо большее количество людей подключится и сможет работать на общее благо.
«Разрыв связей в краткосрочной перспективе будет тяжелым для Беларуси, но так же сильно ударит и по России»
— В глазах обывателя Кабинет выглядит таким правительством в изгнании. Журналисты уже называют вас «министром финансов». Реально ли существование Министерства финансов в изгнании?
— Наша задача — подготовить все для переходного периода. Потому что, к сожалению, наше государство не выстроило никаких отношений ни с западными партнерами, да и с восточными-то не особо. И с любыми другими. Чем раньше мы начнем заниматься этими вопросами, тем успешнее будет переходный период и работа нового правительства нового государства. Это не случится быстро даже при каком-то большом финансировании. Такие вещи занимают время, потому что отношения не выстраиваются ни за день, ни за два.
Наша задача — подготовить хорошую почву, чтобы сократить время на принятие решений тем людям, которые придут в управление государства в будущем. Чтобы у них уже были выстроены партнерские отношения, чтобы они не воспринимались как что-то абсолютно новое и незнакомое. Это позволит нам не тратить деньги из кубышки белорусских внутренних ресурсов, которых и так не будет в момент начала переходного периода. А у нас уже будет какая-то подушка безопасности, которая позволит нам сразу же начать функционировать.
— После создания Кабинета некоторые наши читатели в Беларуси говорили, что это какой-то междусобойчик, который для них ничего не изменит. Что вы могли бы им сказать?
— Да, к сожалению, сегодня или завтра создание Кабинета ничего не изменит для белорусов внутри страны. Я прекрасно понимаю позицию, я не представляю, насколько сейчас вам сложно.
Не хочу ставить еще большее количество людей под удар, потому что все понимают, насколько просто сейчас в Беларуси попасть в тюрьму. Поэтому очень многие процессы внутри страны опасны или даже невозможны.
Но, как я уже говорила, есть много того, что можно сделать сейчас для Беларуси в будущем. Показывать партнерам, что с нами можно и нужно работать, что мы для этого готовы. Показывать, что в нашей стране очень много потенциала: экономического, логистического и человеческого. У нас есть что предложить, с нами можно иметь дело, мы надежные партнеры, мы адекватные. Чем раньше мы начнем работать в этом направлении, тем легче нам будет в будущем, тем быстрее Беларусь сможет развиваться и раскрывать свой потенциал.
— Кто партнеры сейчас? Кто может финансировать Кабинет и реформы в будущем?
— Финансирование Кабинета и реформ — это два разных направления. По поводу второго. Польша мне кажется отличным примером, который рядышком с нами. Реформы произошли у них в 1980—1990-е годы. Европейские страны и США помогли Польше выйти на абсолютно новый уровень, когда у них произошла смена режима. Мы можем ярко видеть, каких результатов добилась Польша и по уровню жизни в том числе.
Но нам важны как партнеры из Европы, так и из США, Азии и Среднего Востока. Потому что у нас есть большой потенциал для широкого круга участников в будущем.
— Вы не назвали Россию. Почему?
— Это не равноценный партнер, а партнер со своими собственными интересами. Нам нужно будет слезть с этой иглы. Однозначно, первое время будет нелегко, но именно для этого нам нужно подготовить подушку безопасности, наладить связи (чего не происходило в предыдущие 30 лет) с теми странами и организациями, с которыми можно будет работать на партнерских отношениях.
Вы можете посмотреть на опыт стран Балтии после развала Советского Союза. Первые несколько лет были довольно тяжелыми. Но тем не менее посмотрите, насколько дальше эти страны ушли в своем развитии после этого.
— Мы должны России очень много денег, практически половина товарооборота у нас именно с Россией, газ мы покупаем у нее сильно дешевле, чем он стоит на европейском рынке. Реально ли эти связи разорвать?
— Да. Однозначно. Я уверена, что потенциальные партнеры Беларуси понимают взаимосвязь Беларуси и России. И точно так же они понимают, что приостановление отношений между странами негативно повлияет на Россию в том числе. У нас очень сильные взаимоотношения по многим сферам, но очень сложно сказать, насколько все сейчас запущено. Это не та информация, которая публикуется. Хотелось бы надеяться на лучшее, но готовиться будем к худшему.
— На ваш взгляд, сколько продлится война в Украине?
— Я очень надеюсь, что она закончится в течение года. Возможно, какие-то мелкие военные действия продолжатся, но уже не в таком формате, в котором они происходят сейчас. Ситуация может поменяться довольно быстро, потому что со стороны партнеров Украины поддержка оказывается уже довольно интенсивно.
Ну и, конечно, последствия будут очень продолжительное время.
— Мы должны платить репарации?
— Это вопрос к победившей Украине. Она вправе требовать репарации со стороны агрессора, в данном случае и со стороны Беларуси, которая предоставила свою территорию для российской инфраструктуры.
Если в Беларуси сменится режим, то у новых демократических сил будет возможность договориться с Украиной о каких-то гарантиях безопасности, а не о прямых выплатах.
Но это уже зависит от украинской стороны, это им решать. Это не решение ни нашей страны, ни России в данном контексте.
— Есть мнение, что раз в Беларуси Лукашенко, а он нелегитимен, то страна оккупирована и мы никому ничего не должны.
— Инфраструктура была предоставлена. Это факт совершенного действия. Опять-таки это будет решение Украины. Мы не в том положении, чтобы ставить свои условия.
«Я думаю, Лукашенко действительно входит в топ-500 или в топ-100 самых богатых людей мира»
— Вы говорили, что белорусским протестам 2020 года не хватило денег, что для победы в 2020-м нужно было 150−200 миллионов долларов. На начало сентября 2022-го вы оценивали необходимую сумму уже в 500 миллионов. На сегодня она изменилась, учитывая, что в Украине контрнаступление и ситуация вызывает осторожный оптимизм?
— Я не успела еще все просчитать. Очень сложно мне ответить конкретной цифрой. Но в любом случае во время переходного периода нам нужны будут деньги и быстро: чтобы поддержать работу всех предприятий и госорганов, важных инфраструктур и так далее. Это принципиальная позиция, мы не можем позволить остановить страну на какой-то промежуток времени.
Плюс у нас должна быть подушка безопасности на непредвиденный момент. Это деньги в открытом доступе, которыми мы сможем пользоваться, пока у нас не будет конкретного плана действий, реорганизации, новых рабочих мест и возможностей.
У меня есть мнение, что вряд ли у нового белорусского правительства будет быстрый доступ к бюджету, если что-то вообще от него останется.
— Почему он может не остаться? Вы думаете, Лукашенко заберет золотовалютный резерв — и улетит?
— Скажем так, были примеры.
— Есть мнение, что Лукашенко едва ли не самый богатый человек в мире. Как думаете, какое у него состояние?
— В мире точно нет, у нас есть соседняя страна с гораздо большим количеством ресурсов. К сожалению, Беларусь в принципе не самое богатое государство изначально ни на ресурсы, ни на какие-то другие вещи, чтобы ему было на чем построить самое большое состояние в мире. Но я думаю, что он действительно входит в топ-500 или в топ-100 самых богатых людей мира. У него хватит состояния обеспечить и себя, и свои следующие поколения.
— Если Лукашенко улетит с ЗВР, то денег, получается, нужно будет больше?
— Надеюсь, на тот момент у нас уже будут договоренности с конкретными партнерами. Мы рассматриваем все сценарии — и самые худшие, и самые лучшие. Надеюсь, мы к этому будем готовы.
— А самый худший сценарий — это какой?
— У меня богатая фантазия. Давайте говорить про самые лучшие сценарии.
— Какой самый лучший? Лукашенко завтра говорит: «Все, ребята, я устал, признаю свои ошибки, ухожу»?
— Это самый простой сценарий, он самый лучший. Но нам все равно нужно быть готовым к этому моменту. Давайте рассмотрим эту ситуацию на примере бизнеса, стартапа (моя любимая тема). У вас есть идея, но нет плана. У вас может быть хоть 50 миллионов евро, но нет гарантии того, что этот стартап будет успешным. Возможно, он продержится какое-то время, но это не значит, что он станет многомиллиардной компанией. Поэтому наша задача, чтобы: а — эти ресурсы были изначально, б — чтобы мы могли их грамотно использовать.
— Вы понимаете, что происходит в белорусской экономике сейчас? Статистики ведь практически нет.
— Как раз-таки из-за того, что очень много закрытых данных, есть понимание того, что все плохо. Если было бы все хорошо, то эти данные были бы открыты.
— Каких целей вы хотите добиться в своей работе? Как вы поймете, что справились?
— Если у Кабинета не останется денег и он закроется, то, наверное, я не достигну своих целей уже на каком-то изначальном этапе.
Про более глобальные цели. Это уже будут какие-то партнерские соглашения на более высоком политическом уровне со странами, какие-то предварительные договоры о сотрудничестве, планы и на переходный период, и экономические стратегии, бюджет. Это будут конкретные документы, конкретные договоры, конкретные партнеры и люди, которые будут всем известны и на которых можно будет положиться во время и после переходного периода.
Наша задача сделать это более прозрачным, чтобы люди понимали внутри Беларуси, как строятся взаимоотношения, почему это важно.
— У вас есть ролевая модель в политике? Кто вам нравится?
— Конкретно в политике мне нравятся люди, о которых ты не знаешь. Потому что это означает, что эти люди выполнили эту работу очень хорошо в течение короткого промежутка времени. И которые ушли спокойно со своего места и у них не было амбиций на 20 или большее количество лет, чтобы запомниться. Хороший пример — это премьер-министр Финляндии Санна Марин. Она очень вдохновляет, потому что это молодая женщина со своими интересами, невероятно умная, умеет себя подать. При этом она хорошо выполняет свои обязанности, красиво представляет свою страну на международной арене.
— И веселится.
— Веселится, да. Я ей восхищаюсь как женщиной. Как политик она просто хорошо выполняет свою работу. Можно посмотреть на любые показатели Финляндии. Это одна из самых хорошо функционирующих стран в мире.
Но я вообще не представляю себе карьеру политика, у меня нет на это амбиций. У меня есть амбиции в совсем других направлениях, которые вообще не связаны с политикой. Очень и очень крупные, пока что не очень достижимые.
«У меня в коллекции есть Брагинский метеорит»
— Вы из золотой молодежи?
— Нет, совсем нет (смеется). Первый мой полет на самолете был в 18 лет, когда я сама смогла себе купить билет из Таллина в Минск. У нас не всегда у родителей была машина. Ни в какие поездки и отпуска я не ездила, несколько раз в Крым и пару раз в Эстонию. На этом все. Я не была ни разу ни в Египте, ни в Турции. Все остальные страны были исключительно в моем сознательном возрасте.
— Вы учились в гимназии № 1 им. Скорины. Были бунтаркой или тихоней?
— Я никем особо не была. Не сказала бы, что была слишком усердной. Я не очень любила школу, мне кажется, школьная система не дает подросткам того, что им действительно нужно. Активно участвовала в олимпиадах, что давало мне возможность свободно пропускать школу.
— Помните Эдуарда Бабарико? Он же тоже учился в этой гимназии.
— Мы с ним лично не знакомы, он на года четыре старше меня. У них была такая классная тусовка. Помню, когда они были в 10−11 классе, все младшие классы на них засматривались, потому что они были такими активными. Все праздники, все выступления на сцене. Это было про них, про тот класс. Очень всем подавали пример.
— Популярные ребята были?
— И ребята, и девочки, там у них смешанная тусовка была.
— Когда Виктор Бабарико стал претендовать на кандидата в президенты, а его сын вошел в штаб, вы как это восприняли?
— После окончания школы Эдуард пропал из моего поля зрения. Я не следила ни за его жизнью, ни за передвижениями. Это было для меня сюрпризом. Я и Виктора Бабарико лично не знаю.
Я очень люблю искусство. Училась в художественной школе восемь лет параллельно с обычной. И я следила за тем, какие работы покупает Виктор Бабарико. Может быть, на основе этого выстроилась какая-то картина о нем. Плюс я всегда помнила Эдуарда таким веселым и общительным, задорным. Мне кажется, плохой человек не может вырастить хорошего и веселого человека. И так как мне тема искусства близка, я ее очень люблю, для меня это было важным компонентом.
— Вы как-то поддерживаете связь с Эдуардом Бабарико?
— Вот уже два года в моем офисе в Таллине белорусы периодически собираются писать письма политзаключенным. И мы все вместе пишем письма с периодичностью один-два раза в месяц. Нам за два года пришло три-четыре ответа, хотя мы отправляем от 20 до 60 писем за раз. Я сама отправляла очень много писем.
— Сколько вам было, когда вы заработали свой первый миллион и что вы в этот момент почувствовали?
— Мне было 26 лет. Я не знаю, это было очень странно. Это же не так, что ты просыпаешься — и вот у тебя миллион. Ты знаешь, что вот-вот этот момент подходит. Я сделала скриншот — прикольно. На этом все. Это абсолютно не те деньги, которые могут помочь мне достичь тех целей, которые я для себя запланировала. Хорошо знать, что я на правильном пути.
Не знаю, у меня проблема, которую надо бы проработать, но я в принципе не умею праздновать либо радоваться своим победам. Для меня это больше про ответственность, а не о том, что нужно порадоваться и повеселиться. У меня очень много было побед в течение жизни, а также в контексте стартапов. Но я никогда их не праздновала.
— Сколько денег нужно вам для счастья?
— Для суперкомфортного проживания 150 тысяч долларов в месяц полностью хватает. И это в принципе тот лимит, когда многие вещи ты можешь купить, но чего-то лучше еще не придумали. Ты можешь позволить себе недвижимость, путешествия, образование для детей, которые хочешь. Этих средств достаточно, чтобы ты мог суперкомфортно жить, чтобы купить себе самую лучшую машину, самые лучшие украшения, дать все лучшее детям, родителям. И на этом все. Дальше начинается сфера более обширных интересов, если говорить не о заработке в контексте своей личности, а о каком-то вкладе, тогда мы говорим уже о других деньгах и ресурсах.
— Как вы отреагировали на то, что попали в список Forbes 30 Under 30?
— На тот момент для меня это было важно. Такая галочка, что я на верном пути и двигаюсь в правильном направлении. Тем более женщинам любые достижения даются в несколько раз сложнее, чем мужчинам. И оцениваются они, к сожалению, совершенно по-другому. Я очень горжусь тем, что после попадания в список смогла номинировать в него нескольких женщин. И они тоже вошли в этот топ. В этом контексте для меня это действительно важно. Но как сам факт для меня это сейчас все равно.
— Есть ли у пропаганды на вас компромат, как думаете?
— Мне кажется, он есть на всех, если его хорошо поискать. Про участие в конкурсах красоты я в принципе никогда не скрывала информацию. Остальное… Я не знаю. В том же инстаграме какие-то полуголые фотографии или еще что-то. Но я девушка и девушка в неплохой форме, довольно молодая. Я не вижу в этом ничего плохого. Если у кого-то с этим проблемы, то это у них, а не у меня.
— Вам будет неприятно, если о вас пропаганда начнет что-то такое писать?
— Я бы не сильно обрадовалась, конечно. Мне будет неприятно. Но я не читаю новостей о себе, не смотрю с собой интервью и не читаю комментарии. Я бы больше волновалась за своих родителей, свою семью и то, как на них это скажется. Но за годы работы я нарастила довольно толстую кожу. Я к этому готова. Мне про это рассказывали. И кстати, российского паспорта у меня нет (смеется).
— Среди ваших увлечений есть еще коллекционирование метеоритов. Как оно у вас появилось?
— Я человек занятой. Мне нужно было хобби, которое не отнимает много времени. Они такие ребята, выжили за несколько миллиардов лет. И на полке могут полежать, за ними не нужен большой уход. Ну, и метеоритное комьюнити приятное, все друг другу помогают. Это та информация, которая мне сейчас нужна, она не бывает негативной, там нет никаких дрязг, споров и так далее. Ну и это невероятно интересно.
— У вас большая коллекция?
— 18 метеоритов. Они все невероятно редкие. Есть даже белорусский метеорит.
— Откуда?
— Купила. У меня два кусочка — один побольше, второй поменьше. Я специализируюсь на палласитах. Это такие красивые метеориты, в которых есть драгоценные камни. Их очень мало в нашем мире. Меньше ста. И один из них упал в свое время в Беларуси возле Брагина. Он так и называется — Брагинский. Мне посчастливилось найти его кусочек и я выкупила, хотела, чтобы он правильно хранился и был у меня в коллекции.
«Я понимаю, что никогда не стану ни эстонкой, ни финкой»
— Перед принятием решения вы как-то советовались с родными и близкими? Либо же поставили их перед фактом?
— Больше поставила перед фактом. Я понимаю, что решение на них очень сильно повлияло. И, конечно, я за них очень переживаю, но любой человек на моей позиции в Кабинете сталкивается с одинаковыми рисками. Но кто-то должен это делать. Иначе мы никуда не продвинемся. Я прекрасно осознаю риски, но они — часть этой работы.
— Вы своей дочери рассказываете про Беларусь? Или она еще маленькая?
— Ей шесть с половиной лет. Я покупаю книги на белорусском и читаю ей. У нас оказались фантастические белорусско-английские книги, которые в свое время можно было купить на Немиге и еще в нескольких книжных в Минске. Она знает, откуда она. Она знает, что она из Беларуси. Она знает, что там живет ее любимый кот. Кот из Беларуси (улыбается). Даже какое-то время ходила в садик в Беларуси. Очень тепло его вспоминает. Она обошла практически все музеи с моими родителями в Минске. Она часто спрашивает, почему мы не можем полететь к бабушке и прабабушке. Вспоминает, как нам на рейсе «Белавиа» давали зефир.
— Ваш муж вас поддерживает в том, что вы делаете?
— Очень мной гордится и очень за меня боится. Он знает, что я довольно активная девушка и всегда на виду.
— Кто он по профессии?
— Тоже работает в сфере стартапов.
— Вместе с вами?
— Нет. Я очень хотела его вовлечь, но он не захотел.
— Не говорил вам, что, может быть, не нужно, что лучше притормозить?
— Он был в Беларуси много раз и понимает, что там происходит. Мы говорим об этом каждый день. Мой муж очень верит в свое государство (муж Татьяны эстонец. — Прим. ред.), понимает, как это важно. И он гордится мной, тем, что я взяла на себя такое сложное задание.
— Когда вы были последний раз в Беларуси?
— Два с хвостиком года назад, как и большинство.
— То есть протесты вы своими глазами не видели, только на фотографиях? Не было желания взять флаг и приехать?
— Да, очень хотелось. Но с первых дней, как это началось, я стала работать с Human Rights Foundation. И мне дали довольно четко понять, что въеду я один раз.
— Вам по каким-то каналам об этом сообщили?
— Не обо всем я могу высказываться сейчас публично. Но это был не товарищ майор. Когда звонит товарищ майор — уже поздно. Я восхищалась и восхищаюсь людьми, которые прошли и проходят через тюрьмы, нашими политзаключенными. Но ты не можешь им помочь, не помогая себе. Сейчас и в принципе важнее оставаться на свободе. Тем более, у меня есть ребенок, за которого я ответственна. И я не была готова подвергаться такому риску.
— Вы вернетесь в Беларусь после перемен? Останетесь жить в стране?
— В данной ситуации я слабо себе представляю жизнь где-либо на одном месте. Я довольно много путешествую. Но однозначно в Беларуси мне бы хотелось иметь дом. Очень переживаю и мне сложно из-за того, что у меня нет никакой возможности туда приезжать. Я еще в том возрасте, когда у меня в Беларуси прошла большая часть жизни. Я знаю, что могу сделать много полезного в Беларуси и для Беларуси. У меня была возможность поменять гражданство и паспорт, но я ей никогда не пользовалась. И не планирую.
— То есть вы все-таки патриотка?
— Да (улыбается). Я понимаю, что никогда не стану ни эстонкой, ни финкой. Понимала это давно: и четыре, и пять лет назад, и когда переехала в Эстонию. Есть вещи, на которых я была воспитана в Беларуси. Это никак не поменяется, это слишком глубоко в меня заложено. И вот я никогда не чувствовала, что я могу действительно стать гражданином этой страны на таком же уровне, как и в Беларуси, и ассоциировать себя с этой страной.
— Что вызывает в вас тепло при упоминании Беларуси? Кто-то вспоминает хлеб «Нарачанскі», кто-то видит улочки Минска во сне. А что у вас?
— Сырки глазированные.
— Серьезно? А что, нет в Эстонии сырков?
— Да, таких нет. Серьезно. Я в свое время перепробовала все виды сырков. Тут они как-то по-другому готовятся.
Парк в Чижовке, где я любила и люблю гулять. Когда я жила в Минске, очень много гуляла. Бедный студент, школьница — я все время проводила на ногах. Ни о какой машине не шло и речи.
Еще метро. Я очень любила ездить на метро. Оно в принципе очень мало где есть.
Беларусь у меня еще ассоциируются с домашней едой. Я не готовлю, поэтому крайне редко ем домашнюю еду. В Минске сфера ресторанов и кафе на невероятно высоком уровне (была, по крайней мере, я не знаю, что там происходит сейчас). Я знаю, про что говорю, потому что облетела полмира. У нас есть вещи, которыми можно гордиться на простом уровне.
— Что вам дает надежду? Как не падаете духом на фоне всех этих новостей?
— Я верю в себя. Я знаю, что если буду делать работу хорошо, то как минимум не подведу себя. Нужно опираться на себя, ни на кого другого. Все силы нужно искать внутри. Ни одна работа, ни одно задание не будет вас мотивировать в долгосрочной перспективе.
