Почему Зеленский ничего не сказал про Лукашенко в Гааге? Когда все-таки будет контрнаступление? Кому выгодна атака дронов на Кремль и как Киев реагирует на конфликт Пригожина с Министерством обороны России? Об этом советник главы Офиса президента Украины Михаил Подоляк рассказал в интервью YouTube-каналу «Зеркала».
— Владимир Зеленский, выступая в Гааге, сказал: «Мы все хотим видеть тут другого Владимира». А почему ничего не было сказано о Лукашенко?
— Тут же важна приоритизация. Несомненно, Лукашенко будет тоже иметь определенные юридические ответственности. Но для нас очень важно зафиксировать чрезвычайный символизм: первичный ордер выдан на арест Путина. Кроме того, мы настаиваем на создании, и это было сказано президентом, абсолютно точно международного трибунала, не гибридного трибунала, не на базе украинского законодательства или судебной системы, а именно международного по принципу Нюрнбергского трибунала, который будет создан только под осуждение России.
Это может идти через первичный трибунал следующим образом: сначала в трибунал вызываются или, вернее, принудительно доставляются субъекты, которые приняли решение о начале войны в Украине. В принципе, это будет очень быстрое рассмотрение так называемого преступления агрессии, потому что в международном законодательстве есть понятие агрессии, а не войны.
В этом преступлении обвиняться будут только члены Совета безопасности России, которые принимали 22 февраля 2022 года решение о начале военной кампании в Украине. И, безусловно, первым автором будет Путин. Для нас это пусковой момент, который приведет к последующим десяткам, а то и сотням других процессов, которые будут уже против конкретных людей и исполнителей. Поэтому, безусловно, символизм в том, что президент Зеленский сказал: «Нам нужен здесь другой человек», и он там точно будет. Мы понимаем, откуда первично должны начаться все процессы, кого нужно будет первым осудить для того, чтобы запустить каскадную цепочку других трибуналов. И, соответственно, в других трибуналах уже можно будет рассматривать юридически доказательства вины тех или иных субъектов, включая субъектов не только российской гражданской принадлежности.
«Хорошо бы, чтобы внутренние конфликты в России начинали проявляться в более агрессивной форме»
— Как Киев реагирует на конфликт Пригожина с Министерством обороны России?
— Первое: нам нет точно никакого смысла реагировать на проявление внутренней конфликтной борьбы, которая нарастает в России в силу того, что военная кампания, которую они планировали очень быстро завершить, имеет все более большую тенденцию, скажем так, к фатальному проигрышу. И, конечно же, сейчас идет внутренний поиск врагов. Постоянные интриги, шантажи. Мы видим, с одной стороны, проявления шантажной позиции субъекта Пригожина, который требует «дайте нам то, дайте нам это». Притом что Министерство обороны в свою очередь заявляет, что все эти требования обязательно к такой-то дате не выполняются, потому что там неэффективное руководство, и непосредственно в этом неэффективном руководстве обвиняют Пригожина.
Мы, конечно, на это смотрим с интересом, но с точки зрения, чтобы оценивать события, происходящие в политических, околополитических или военно-политических элитах России. Но с точки зрения событий непосредственно на театре военных действий мы, конечно, опираемся исключительно на оценки нашего Генерального штаба. Для нас это приоритетные оценки, они являются объективными. И, соответственно, мы пока видим тяжелые бои, продолжающиеся на Донецком направлении и, в частности, на Бахмутском. Поэтому хорошо бы, чтобы конфликты нарастали, чтобы внутренние конфликты в России начинали проявляться в более агрессивной форме. Но, еще раз подчеркиваю, мы исходим из оперативно-тактической военной обстановки, о которой говорит наш штаб. А он говорит о том, чтобы бои тяжелые.
— Что изменит уход ЧВК Вагнера из Бахмута, если он будет?
— Не очень правильно прогностически говорить об этом. Все-таки это война, здесь конкретное событие происходит, и после этого сценарно оно выглядит так или иначе. Тем не менее, безусловно, на мой взгляд, в Бахмуте остались наиболее боеспособные части и российской армии как таковой. Это, прежде всего, контрактная армия, та, которая заходила в Украину, я напомню, более 14 месяцев назад. Эти остатки сейчас сосредоточены на Бахмутском направлении. Там же находится наиболее боеспособная с точки зрения дисциплины часть армии России, ну, можно так сказать, часть армии, потому что все-таки это как бы относится к Министерству обороны, это ЧВК Вагнера. И, естественно, выход или невыход ЧВК будет ослаблять или продолжать держать в том же тонусе российскую оккупационную группировку, находящуюся на этом направлении.
«Контрнаступление — это большой объем различных мероприятий»
— Контрнаступление уже началось?
— Война — это не мероприятие, приуроченное к какой-то дате. Это субъект Путин к каждой-то дате хочет какое-то событие. Человек живет в советской стилистике. Контрнаступление — это большой объем различных мероприятий, в том числе, кстати, оборонного плана, например контрбатарейная работа по тем или иным направлениям, которые позволяют существенно снизить эффективность российской армии и таким образом облегчить определенные наступательные действия нашей армии. Поэтому, исходя из этого, мы можем сказать, что контрнаступательные действия так или иначе идут на протяжении всего последнего времени.
Но еще раз хочу заострить внимание, что нету даты, когда все вдруг пошли вперед. Нет, такого не будет. У нас есть очень важная политическая составляющая — война не может зависнуть там, где она сегодня находится, она не может быть заморожена. И, естественно, с политической точки зрения для Украины крайне важно продвигаться вперед, освобождать свою территорию, и, безусловно, накопление оружия продолжается, но тем не менее уже есть определенные оборонительно-маневренные действия, которые позволяют улучшить нашу оперативную обстановку.
— Подрыв железнодорожных путей и взрывы на нефтебазах в России — это часть контрнаступления?
— Это более глубокий процесс. Это процесс постепенного развала государственной управляемости в РФ. Я бы выделил несколько важных моментов. Количество эксцессов на объектах критической инфраструктуры, на объектах топливно-энергетического промысла, на железнодорожных направлениях резко возрастает и будет нарастать. Потому что, во-первых, утрачивается государственный управленческий контроль в разных регионах. Второе — утрачивается силовой контроль. Грубо говоря, понятно, что силовая вертикаль несостоятельна курировать, или контролировать, или купировать те или иные риски, появляющиеся в тех или иных регионах. Это говорит о том, что сакральность Путина практически исчезла. То есть никто уже не относится серьезно к тому, что он говорит и делает.
Но в принципе еще определенный страх присутствует. Все-таки, напомню, была построена существенная репрессивная вертикаль. Ну и, безусловно, отголоски войны с территории Украины явно переходят в том числе и на территорию России. Потому что когда ты начинаешь такую масштабную войну и не одерживаешь молниеносно победу (а Россия ее не одержала и не могла одержать, потому что они заходили, абсолютно точно не зная ни свои силы, ни способности Украины), то, естественно, у тебя будет проявляться обратная реакция в своей стране. Потому что люди 14 месяцев видят неэффективное поведение своей армии. Люди разуверились в том, что эта армия действительно вторая армия мира. Люди постоянно находятся под давлением мобилизационных кампаний. Люди постепенно лишаются доступа к тем или иным социальным выплатам. Люди видят количество погибших, которые они получают из Украины. И, естественно, все это деморализует состояние внутреннего рынка.
Плюс постоянно идут обучения использования бомбоубежищ, постоянно идут перемещения людей из приграничных с Украиной регионов. Мы видим сегодня отмену парадов бессмертных полков. Мы видим отмену других мероприятий. Мы видим постепенную милитаризацию тех или иных общественных настроений.
Все это говорит о том, что война уже есть на территории России, и плюс возврат с переднего края демобилизованных, которые отслужили определенное время и которые пришли с войны. Как правило, это зэки, которые получили уже увольнения и которые сидели за тяжелые убийства. Неконтролируемый криминальный оборот оружия. Все это говорит о том, что Россия, мягко говоря, даже не медленно, а быстро погружается во внутренний хаос. Ну и плюс протестные настроения в виде такой агрессии партизанского типа. Имеются в виду подрывы и так далее. Поэтому, конечно же, это все будет увеличиваться в полном объеме. И, конечно же, это будет привязано [к контрнаступлению]. Чем больше будет тактических успехов, тем больше будет вот этих эксцессов на территории России. И абсолютно точно в обозримом будущем мы получим там революционное проявление, то есть внутреннюю, по сути, гражданскую войну.
«Все прекрасно понимали, что это постановка и что никаких рисков для них нет»
— Как вы думаете, о чем будет говорить Путин 9 мая? Атака дронов на Кремль изменит или уже изменила эту речь?
— Начнем с последнего. Безусловно, она изменила. И, безусловно, будет более агрессивная речь. Во-первых, давайте сразу скажу, что Путин не является на сегодняшний день глобальным субъектом, игроком, и, соответственно, его речи не несут никакого ньюсмейкерства.
Во-вторых, давайте не забывать, что Путин абсолютно не понимает реалии сегодняшнего дня, не понимает того, что происходит в Украине, и, безусловно, не понимает того, что происходит в России. Поэтому опять же его речь будет насыщена стандартными клише, стандартными штампами о том, что он воюет со всем миром, воюет с НАТО и так далее, и тому подобное, что нужно затянуть пояса, нужно объявить священную войну. Давайте все объединимся возле меня, я эффективный царь. Смотрите, вы давайте все делайте то, что я вам говорю.
Но при этом, безусловно, вы правы, речь будет несколько усилена: смотрите, у нас уже происходят процессы, атакуют наше священное место, атакуют Кремль, даже атакуют меня лично. Я, конечно, геройский человек и, естественно, ничего не боюсь, но просто хочу, чтобы вы все рядом стояли, и мы с вами такой мобилизованный толпой пошли все-таки дорезали украинцев. Вот примерно так это будет выглядеть. Но еще раз подчеркиваю, смотрите, любая сегодняшняя речь Путина не имеет никакой содержательной части.
Второе — эти речи являются повторением того, что он говорил. Это абсолютно не соответствующее современному миру мировоззрение. То есть Путин абсолютно архаичный человек. Если вчера еще он определял глобальную субъектность России, то сегодня, конечно же, никакой субъектности глобально в России нет.
Ну и, наконец, третье. Безусловно, это будет речь несколько плаксиво-просительная, потому что ему нужно получить, во-первых, лояльность широких масс населения. То есть это население должно максимально приветствовать мобилизационный процесс и перевод экономики на военные рельсы, максимальное снижение каких-то социальных программ, максимальную потерю покупательской способности, максимальную потерю эффективности государства и так далее. Это население должно быть в восторге от того, что они будут жить бедно и недолго. И вторая часть — он должен консолидировать, естественно, собственную элиту. Это то, о чем мы начинали с вами говорить о конфликте между Шойгу и Пригожиным, который будет постепенно нарастать. Безусловно, Путин боится внутренних заговоров. Безусловно, внутри его элиты очень много негатива по отношению к Путину.
Российская элита, в том числе даже ближайшее окружение, понимает, что Путин неактуален, что он абсолютно точно выпал из реальности, что он не является гарантом какого-либо будущего для этой элиты. И, соответственно, Путин будет пытаться консолидировать этими речами в том числе элиту и сказать, что мы все здесь в одной лодке. И если эта лодка пойдет ко дну, то вы пойдете вместе со мной. Вот примерное содержание его речи, оно достаточно банальное и предсказуемое.
— По вашему мнению, за атакой на Кремль стоит Россия. Можете объяснить, зачем ей это нужно?
— Мы увидели правильно визуализированную картинку, красиво снятую с разных ракурсов. Мы увидели синхронизацию выхода этой информации. Мы увидели странных людей, которые были модераторами. Мы понимаем, что там все камеры ФСОшные. Мы понимаем, что вот этот взрыв такой масштабный, который не повредил даже флагшток. На мой взгляд, это был взрыв, рассчитанный именно на вот эту визуализацию. До этого было типа задержание диверсантов в Крыму, где тоже была отсылка к офису президента Украины.
И тут мы переходим к мотивации. Зачем нужна была эта постановка и почему это постановка? Потому что никаких кадровых решений не было с точки зрения принятия. Смотрите, если это серьезный эксцесс, который обрушивает вашу концепцию безопасности, то, несомненно, вы будете увольнять людей, отвечающих за безопасность. Несомненно, вы будете проводить экстренное заседание силовых органов, включая Совет безопасности. Вы будете вводить новые форматы обеспечения безопасности вокруг Кремля, вокруг основного своего офиса, будете проводить работы по усилению противовоздушной работы. Всего этого не было. График работы должностных лиц не был изменен. Повестка дня у таких, как Мишустин, не изменилась. Это говорит о том, что все прекрасно понимали, что это постановка. И в ближайшем окружении, и сам Путин [понимали], что никаких рисков для них нет. Все это контролируемо.
Какие задачи они решали? Так как Россия на сегодняшний день абсолютно неадекватна и неэффективна, то, естественно, они думали, что все вокруг очень глупые люди и поверят в эту вековую историю. И, соответственно, тогда это легитимизирует им возможность, в крайнем случае, нанести ракетные удары по центру Киева, по административным зданиям в Киеве. Им это было нужно только для трех задач. Это консолидация внутреннего пространства. Вот там действительно люди достаточно глупые, чтобы можно было им примитивную постановку показать и сказать: «Смотрите, уже Кремль атакуют, поэтому давайте, идите, мобилизуем. Давайте все пойдем защищать нашу священную или огромную страну».
Это нужно было, чтобы попытаться напугать наших союзников. Смотрите, Украина атакует Кремль. Давайте вы не будете им давать дальнобойные ракеты и тем более авиационный компонент. Кстати, категорически Россия хочет, чтобы нам не передавали те же F-16 (американский многофункциональный истребитель. — Прим. ред.), потому что у России остался единственный аргумент, который она сегодня использует, — она атакует гражданское население, атакует баллистическими ракетами, атакует крылатыми ракетами, атакует дронами и — главное — атакует авиационными управляемыми бомбами, подлетая на своей авиации к границам Украины. И, безусловно, они хотят, чтобы западные элиты, увидев атаку на Кремль, сказали: «Ух ты! Там уже вообще неконтролируемый процесс, эта эскалация может привести еще к каким-то тяжелым последствиям. А давайте не будем Украине давать определенную технику». Это вторая задача. Мы с вами понимаем, что это все примитивно выглядит. Но тем не менее это же Россия, еще раз подчеркиваю, посмотрите на них с точки зрения, какой у них образ мышления.
И, наконец, третья составляющая — это действительно возможность нанести тот или иной террористический удар. Мы когда говорим о России, это, естественно, террористические удары. Когда наносишь удар по Херсону, по торговому центру, и убиваешь двадцать три гражданских — это, несомненно, терроризм умышленного действия. Так вот, нанести удар по той же Банковой (улица в Киеве. — Прим. ред.), нанести удар по любому другому государственному институту в центре Киева. И потом сказать, что не мы первые начали, а начали первые украинцы. То есть достаточно банально, предсказуемо. И, естественно, сейчас, в принципе, наверное, кроме каких-то отдаленных периферийных окраин самой РФ в эту версию вряд ли кто верит.
