Правозащитный центр «Весна» официально признает наличие в Беларуси почти полутора тысяч политических заключенных — хотя, по мнению представительницы Объединенного переходного кабинета по социальным вопросам Ольги Горбуновой, их реальное число примерно в три раза больше и может достигать пяти тысяч человек. Но при этом официальная пропаганда и власти упорно отрицают реальность и утверждают, что таких людей в стране вообще нет. Рассказываем, зачем государство это делает, как отличить политического заключенного от обычного и почему политзаключенных в Беларуси гораздо больше, чем их насчитывают правозащитники.
Редакция «Зеркала» вместе с десятками других независимых медиа и общественных организаций запускает марафон помощи политзаключенным и их семьям «Нам не все равно!». Мы будем собирать деньги для людей, которых белорусский режим всеми силами пытается изолировать. Власти хотят, чтобы политические заключенные и их близкие чувствовали себя забытыми — и нам, белорусам, крайне важно этого не допустить. Помогите людям, оказавшимся за решеткой за свои убеждения.
Почему власти утверждают, что в Беларуси нет политзаключенных?
Потому что лишение людей свободы по политическим мотивам прямо противоречит Всеобщей декларации прав человека — документу, который был принят Генеральной Ассамблеей ООН еще в 1948 году и который не допускает преследования людей за их убеждения (в том числе политические) и их выражение. Декларация универсальна — то есть распространяется на всех людей и не требует подписания сторонами. Соответственно, ее нарушения рассматриваются международным сообществом как преступление.
Признав наличие огромного количества политзаключенных, белорусские власти автоматически признались бы и в систематическом и серьезном нарушении прав человека. Это будет выглядеть как явка с повинной: людей, ответственных за это, нужно будет наказать.
Возможный ответ на вопрос о том, почему власти и пропагандисты так настойчиво и публично продолжают отрицать очевидные факты, сформулировал в свое время германский диктатор Адольф Гитлер: «Широкие массы <…> скорее становятся жертвами большой лжи, чем маленькой». Согласно его убеждениям, которые легли в основу нацистской пропаганды, если повторять такую большую ложь достаточно часто, люди рано или поздно в нее поверят.
Впрочем, сам Гитлер наличие политзаключенных в нацистской Германии не скрывал. Потребность диктаторских режимов именно в такой лжи появилась относительно недавно. До самого окончания Второй мировой войны ни в международном праве, ни в законодательстве многих государств не было никаких ограничений для преследования по политическим мотивам. Авторитарные и тоталитарные государства тех лет не стесняясь преследовали своих граждан за убеждения, уничтожая их, выдворяя из страны, лишая гражданства, депортируя, привлекая к принудительному труду или лишая свободы.
В Уголовном кодексе СССР существовала 58-я статья «Контрреволюционные преступления», заключенные по которой вполне официально назывались «политическими» в противовес «обычным» преступникам («уголовникам»). В Уголовном кодексе БССР этой общесоюзной статье соответствовал раздел «Контрреволюционные преступления» (со статьями с 63 по 76).
Признаки политического преследования: КГБ, гестапо и… ГУБОПиК?
Очевидным признаком того, что в стране есть люди, преследуемые по политическим мотивам, можно считать наличие в ней политической полиции. Борьбой с такими «преступниками» в СССР занимались органы государственной безопасности — в частности, структура, которая с середины 1950-х годов известна как КГБ. Всего по «контрреволюционной» статье до смерти Иосифа Сталина в 1953 году успели осудить 3 777 380 человек, в том числе приговорили к смерти 642 980 человек (важно понимать, что в это число не входят многие другие жертвы репрессий, суть «преступлений» которых также была политической или идеологической — например, кулаки).
Похожим образом обстояли дела и в Германии 1933−1945 годов. Придя к власти, нацисты сильно переработали уголовный кодекс, ужесточив ответственность за преступления, направленные против них. Они ставили знак равенства между нацистским государством и немцами и трактовали политические преступления против режима как преступления против народа в целом.
К слову, в период нахождения Гитлера у власти в уголовном кодексе Германии появилась даже статья 86а («Использование символики неконституционных организаций»), до боли похожая на вступившие в силу с марта 2021 года нормы белорусского законодательства о наказании за использование «запрещенной или незарегистрированной символики».
В нацистской Германии преследованием оппонентов власти также занималась своя политическая полиция гестапо (Geheime Staatspolizei, буквальный перевод — «тайная государственная полиция»), миссией которой было «расследование и предотвращение всех угроз государству». В представлении нацистов угрозы государству могли быть самыми разными: противодействие нацисткой идеологии и пропаганде, существование организованной политической оппозиции, критические высказывания граждан в сторону власти вообще и нацистского режима в частности. Оскорбление Гитлера — например, в форме анекдота — рассматривалось как «злонамеренное нападение на государство или партию».
Функции политического сыска в современной Беларуси выполняют как КГБ, так и ГУБОПиК МВД.
Почему отсутствие «политических» статей — не аргумент?
Принятие Генассамблеей ООН Всеобщей декларации прав человека после окончания Второй мировой войны очень сильно поменяло отношение к «политическим преступлениям» в мире. Статья 2 этого документа гласит:
«Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как-то: в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения».
А статья 19 уточняет, что:
«Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».
Таким образом, политические взгляды, убеждения и их свободное выражение не могут быть основанием для какого-либо ограничения прав и свобод человека — а тем более для лишения свободы.
Теперь даже те страны, в которых похожие статьи остались в уголовном кодексе, стали старательно открещиваться от их политического характера. После смерти Сталина в СССР начался период хрущевской оттепели, когда политических заключенных массово освобождали из лагерей, а политическая 58-я статья была изъята из УК. На официальном уровне было провозглашено, что политических заключенных в СССР больше нет. «К таким явлениям и делам возврата нет и в партии, и в стране», — заявил в мае 1958 года советский лидер Никита Хрущев.
На практике, разумеется, все было несколько иначе. Понятие «политический заключенный» исчезло из законов, кодексов и пропаганды. Но это не значит, что исчезли сами политзаключенные. Десталинизация привела к росту вольнодумства и инакомыслия, среди советских граждан становились все более популярны идеи возвращения к «ленинским идеалам», а затем и другие: от либеральных до националистических. Государство не перестало лишать граждан свободы по политическим мотивам — но теперь состав упраздненной 58-й статьи был размыт по десяткам других пунктов уголовного кодекса. Такие преступления начали называть не «контрреволюционными», а «государственными».
Ответом властей СССР на рост инакомыслия стала и принятая в 1956 году 70-я статья УК, каравшая за «антисоветскую агитацию». В общей сложности за критику советской власти с конца 1950-х до начала перестройки по ней осудили 6543 человека. Впрочем, большая часть приговоров за «антисоветскую агитацию» была вынесена еще при самом Хрущеве — к концу его правления наказание по ней отбывали около пяти тысяч человек.
В 1966 году, уже при следующем советском лидере Леониде Брежневе, уголовный кодекс пополнился статьей 190 — «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». По ней за следующие 23 года в тюрьмах оказалось еще 1609 человек. Кроме того, общей практикой советских судов стало использование против оппонентов власти традиционных «уголовных» и бытовых статей. В 1962 году после расстрела рабочей манифестации в Новочеркасске многих задержанных участников протеста осудили за бандитизм.
Поэта Иосифа Бродского в 1964 году осудили за тунеядство, а режиссера Сергея Параджанова — за мужеложство (однополые отношения в СССР официально считались преступлением). Постепенно инструментом борьбы КГБ против политических противников советского режима стала и карательная психиатрия — например, принудительному «лечению» от «вялотекущей шизофрении» в 1970-х годах подвергалась Валерия Новодворская.
В 1975 году СССР подписал Хельсинский акт — документ, который, помимо прочего, вводил универсальные международные стандарты в области прав и свобод людей. В соответствии с седьмым принципом этого документа Советский Союз взял на себя обязательство уважать права человека и его основные свободы — такие, как свобода мысли, совести, религии и убеждений. После этого советские власти еще активнее стали отрицать наличие политических заключенных (прямо как нынешние белорусские), хотя на самом деле они никуда не делись. Статьи 70 и 190 советского УК были отменены только в 1989 году.
Белорусские власти отрицают наличие политических заключенных в нашей стране в полном соответствии с советской практикой.
Как понять, что заключенный оказался за решеткой по политическим мотивам?
Как ясно из вышеизложенного, утверждение представителей власти и тем более пропагандистов о том, что в их государстве нет политических заключенных, не означает, что это так на самом деле. Подобная риторика не вводит в заблуждение международные организации, тем более что и сами белорусские власти не особенно скрывают существование «особой категории» заключенных.
Например, еще в 2014 году министр иностранных дел Владимир Макей на вопрос от журналиста государственного СМИ о «так называемых политзаключенных» безо всяких проблем связал это понятие с амнистированным на тот момент Алесем Беляцким.
Да и Александр Лукашенко, последовательно отрицающий существование политзаключенных в стране после событий 2020 года, не всегда был таким категоричным. Подводя итоги подавления протестов после выборов 2010 года, политик высказывался так: «До сих пор кричат: политзаключенные, освободите. Хотя, вроде бы, уже всех освободили, кроме двоих, которые в авангарде шли. Освободим и тех, наверное. Нечего государственные деньги транжирить в тюрьме, проедать хлеб».
Встреча Лукашенко в октябре 2020 года в СИЗО КГБ с Виктором Бабарико, Сергеем Тихановским, Максимом Знаком, Лилией Власовой и другими политзаключенными выглядит как очевидное признание их особенного политического статуса. Ведь зачем человеку, считающему себя главой государства, встречаться с дюжиной «уголовников» и транслировать через государственные СМИ кадры этой встречи на всю страну?
Видимо, понимая, что заверения в отсутствии политзаключенных от представителей власти и из уст сотрудников государственных СМИ очень многими людьми не воспринимаются всерьез, в июле 2023 года телеканал «Беларусь 1» пошел на необычный ход. В циничном сюжете, снятом его сотрудниками, сами политзаключенные рассказывают зрителям, что они таковыми не являются. О том, почему не следует слепо доверять всему, что говорят лишенные свободы люди, мы рассказывали в отдельном тексте.
На самом деле судить о том, является человек политзаключенным или нет, можно по вполне объективным признакам, никак не зависящим от заявлений властей. Их в 2012 году собрала в одном документе Парламентская ассамблея Совета Европы. Полный текст руководства, разработанного правозащитниками из Беларуси, Азербайджана, Грузии, Литвы, Польши, России и Украины, есть на сайте правозащитного центра «Весна». В нем детально разобраны все термины — например, дается определение понятию «политические мотивы».
В нашем тексте мы обозначим только ключевые признаки того, что лишенный свободы человек является политическим заключенным. Знакомство с этим списком позволит понять, почему правозащитники довольно долго могут принимать решение о признании кого-то из заключенных «политическим». Дело в том, что для вынесения такого вердикта нужно очень тщательно ознакомиться как с действиями человека, так и с нюансами судебного процесса над ним.
Итак, политическим заключенным считается лицо, лишенное свободы при наличии хотя бы одного (любого) из следующих факторов:
- лишение свободы было применено исключительно из-за его политических, религиозных или иных убеждений, а также в связи с ненасильственным осуществлением свободы мысли, совести и религии, свободы выражения мнений и информации, свободы мирных собраний и ассоциаций, иных прав и свобод, гарантированных Международным Пактом о гражданских и политических правах (ратифицированном Беларусью);
- лишение свободы было применено исключительно из-за ненасильственной деятельности, направленной на защиту прав человека и основных свобод;
- лишение свободы было применено исключительно по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, национального, этнического, социального или родового происхождения, рождения, гражданства, сексуальной ориентации и гендерной идентичности, имущественного положения.
Соответствующих любому из этих трех признаков политзаключенных (их еще принято называть «узниками совести» — такой статус официально присваивает организация Amnesty International), по мнению правозащитников и ПАСЕ, следует немедленно освобождать.
Но есть и еще одна категория политзаключенных. Если человека лишили свободы по политическому мотиву, но в добавок к этому вменяют какое-то преступное деяние (например, коррупцию), он тоже будет являться политзаключенным при наличии хотя бы одного из таких факторов:
- лишение свободы было применено в нарушение права на справедливое судебное разбирательство, с нарушением иных прав и свобод;
- лишение свободы было основано на фальсификации доказательств вменяемого правонарушения либо при отсутствии события или состава правонарушения, либо его совершении иным лицом;
- продолжительность или условия лишения свободы явно непропорциональны (неадекватны) правонарушению, в котором лицо подозревается, обвиняется либо было признано виновным;
- лицо лишено свободы избирательно по сравнению с другими лицами.
Для таких политзаключенных, по мнению правозащитников, следует обеспечить в первую очередь справедливый суд, который пересмотрит их дела.
Важное уточнение: даже при наличии обозначенных выше факторов политическими заключенными не считаются люди, которые совершили насильственные правонарушения против личности (например, убийства) — кроме тех случаев, когда это было вызвано необходимой самообороной или крайней необходимостью. Так, если ответное насилие со стороны обвиняемого было спровоцировано исходно непропорциональным применением физической силы, спецсредств и оружия со стороны силовиков, он может быть признан политическим заключенным.
Кроме того, политзаключенными не признают людей, совершивших преступления против личности и имущества на почве ненависти, либо призывавших к насильственным действиям по национальному, этническому, расовому, религиозному или прочим аналогичным признакам. Наконец, политзаключенными не будут считаться те, чьи насильственные действия были направлены на упразднение человеческих прав и свобод — или на их существенное ограничение.
Авторы руководства считают, что, если правозащитники признали какого-то заключенного политическим, власти не могут опровергнуть это одними лишь заявлениями о том, что это не так. Чтобы доказать, что такой человек не является политзаключенным, государство обязано доказать, что его задержание произведено в полном соответствии с международными стандартами прав человека, что в отношении этого человека не применялись дискриминационные правила и что его лишили свободы в ходе справедливого судебного разбирательства.
Разумеется, слова «у нас нет политзаключенных» нельзя считать равноценной заменой для убедительных доказательств для каждого из (как минимум) полутора тысяч белорусских политзаключенных.
Почему в Беларуси политзаключенных больше, чем насчитывают правозащитники?
На конец июля 2023 года, по данным правозащитников, в Беларуси насчитывался 1481 политический заключенный. Это огромное количество — как мы помним, в «послесталинском» СССР по двум главным политическим статьям (70 и 190) за 30 лет наказали 8152 человека. В огромном Китае, который по численности населения превосходит Беларусь в 150 раз, в 2017 году составители доклада для Конгресса США насчитали 1414 политических заключенных. В мае 2021 года список «Весны» содержал 404 человека — то есть за два года число официально признанных политзаключенных в стране увеличилось более чем в четыре раза.
При этом общее число людей, осужденных белорусским государством по политическим мотивам, гораздо больше. Часть политзаключенных уже отбыла свои сроки — а некоторые, как Витольд Ашурок, Алесь Пушкин и Николай Климович, умерли, не дождавшись освобождения.
С начала последней президентской избирательной кампании в мае 2020 года до конца мая 2023-го правозащитники «Весны» суммарно признали политическими заключенными 2291 человека. Большинство этих людей уже прошли или проходят в настоящий момент через условия, которые вполне можно назвать пыточными. Им ограничивают связь с внешним миром, не оказывают положенную и своевременную медицинскую помощь, лишают права на адвокатскую защиту, забрасывают в карцеры и ШИЗО по надуманным поводам. Родственники и близкие люди некоторых политзаключенных месяцами не получают сведений об их состоянии.
По упоминавшейся в начале этого текста оценке экс-политзаключенной Ольги Горбуновой, которая основана на изучении статистики белорусских силовиков и свидетельствах очевидцев, сейчас в белорусских тюрьмах и колониях может находиться 4500−5000 человек, лишенных свободы по политическим мотивам. «Весна» тоже признает, что не может учесть всех политзаключенных. И оценивает численность белорусов, столкнувшихся с уголовным преследованием по политическим мотивам с 2020 года, не менее чем в 4 300 человек.
Почему так происходит? Некоторые политзаключенные не попадают в поле зрения правозащитников по разным причинам. По словам Горбуновой, это может быть стратегия семьи или адвокатов, стремящихся, чтобы дело не предавалось огласке и их подзащитный имел шанс на меньший срок (сами правозащитники считают, что связи между сроком и статусом политзаключенного нет). Также «политические» дела могут довольно успешно маскироваться под экономические или наркотические статьи, «хулиганку».
Кроме того, правозащитникам известно о как минимум 854 людях, которые были осуждены по политическим мотивам к «домашней химии». Формально они (как и, например, те, кто получил в качестве наказания штраф) политическими заключенными не являются.
Читайте также
