Почему Александр Лукашенко выпускает политзаключенных постепенно и маленькими группами и ждет за это благодарности? Могут ли выйти на свободу Виктор Бабарико, Мария Колесникова, Сергей Тихановский? Для чего официальный Минск так хочет участвовать в мирном саммите по Украине? Что значит уход Ольги Горбуновой из Объединенного переходного кабинета и почему «министры» его покидают? Эти и другие злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
«Лукашенко не хочет дать никому внутри системы сигнал, что начались какие-то резкие метания в сторону оттепели»
— В преддверии Дня народного единства Александр Лукашенко подписал Указ о помиловании еще 37 политзаключенных. Это уже четвертая волна за последнее время. Но почему политик не отпустил сразу сотню людей? Будет ли Александр Лукашенко готов дать свободу известным политзаключенным масштаба Виктора Бабарико, Марии Колесниковой или Сергея Тихановского в обмен… А в обмен на что, на самом деле? Есть что-то, что ему нужно настолько, чтобы освободить известных людей?
— Думаю, у власти есть как минимум две причины, чтобы отпускать людей маленькими группами. Во-первых, так легче бюрократически. Системе нужно собрать с этих людей прошения о помиловании, изучить их дела, посмотреть, подходят ли политзаключенные под те критерии для помилования, которые власть сама для себя установила.
Плюс две последние волны освобождений проходили через так называемую комиссию по возвращению политэмигрантов, что тоже добавляет еще один бюрократический уровень. Неясно, какая связь у этой комиссии с вопросами о помиловании, учитывая, что при Лукашенко есть отдельная комиссия по помилованию (она существует с 1994 года. — Прим. ред.). Но, видимо, из этого нового органа под руководством генпрокурора Андрея Шведа решили сделать такой неформальный совет по прощению заблудших. Неслучайно эта комиссия уже рассматривала дела о допуске к соревнованиям спортсменов, которые посмели осудить насилие в 2020 году, а потом извинились за это.
Но, думаю, есть и политическая причина для этого дозированного освобождения. Лукашенко не хочет дать никому внутри системы сигнал, что начались какие-то резкие метания в сторону оттепели. А так получается несколько небольших гуманитарных жестов, которые не создают сенсации.
Что касается выхода из тюрем знаковых фигур оппозиции (вроде тех, что вы назвали), думаю, здесь нет ничего невозможного. Особенно если совместить их освобождение с неформальной высылкой из страны. Тогда они вряд ли будут представлять для Лукашенко какую-то угрозу. Возможно даже, наоборот, появление в диаспоре популярных лидеров с моральным авторитетом может разрушить сегодняшнюю конфигурацию демсил.
Поэтому думаю, что главные мотивы держать этих людей в тюрьме по сей день — это, во-первых, личная месть Лукашенко им за 2020 год, а во-вторых, отсутствие, с его точки зрения, достойного предложения в обмен на их свободу со стороны Запада.
Как скоро Лукашенко отпустит желание мстить за 2020 год? Я сказать не могу. Возможно, окно для этого откроется после выборов 2025 года, когда он поймет, что пятилетняя зачистка в стране сработала и протестный потенциал окончательно подавлен.
Но еще сложнее предположить, что ему за это может предложить Запад. Сомневаюсь, что даже в ЕС и США есть такое понимание. Тут возможны разные варианты. Учитывая знаковость этих людей, символическими мерами вроде звонка или встречи на высшем уровне не обойдешься.
Это должно быть снятие каких-то значимых для Минска санкций. Причем необязательно того, что мы считаем значимым, вроде секторальных экономических ограничений. Вполне возможно, что для Лукашенко не менее важен, например, допуск беларусских спортсменов к международным соревнованиям под официальным флагом.
Другой вариант — это опосредованное давление на Лукашенко через важных для него союзников, в первую очередь Москву. Если бы в недавнем обмене шпионами и заключенными условная Германия потребовала освободить еще и Марию Колесникову, а не только российских политзаключенных, то я уверен, что Лукашенко не стал бы торпедировать важную для Путина сделку.
Появится ли такая возможность еще раз, мы не знаем. Но этот прецедент, а также опыт выхода на свободу пяти украинских политзаключенных, которых Лукашенко отдал в рамках российско-украинского обмена в июне, показывают: иногда людей из беларусских тюрем можно доставать даже без прямого контакта с Лукашенко.
«Если внутри системы будет доминировать точка зрения, что Лукашенко дал слабину, то и у его сторонников могут закрасться подозрения»
— Почему Александр Лукашенко хочет, чтобы его благодарили за освобождение политзаключенных?
— Есть соблазн списать эти заявления на простое желание унизить оппонентов и возвысить себя. Мол, я дал свободу вашим соратникам, так же как я до этого дал мирное небо Беларуси. Главное не вспоминать, кто забрал у них эту свободу сначала и почему небо у наших соседей перестало быть мирным.
Но конкретно в этом случае в словах Лукашенко, кажется, есть и политический смысл. Он не хочет допустить, чтобы волны освобождения политзаключенных выглядели как проявления слабости с его стороны.
Если посмотреть полную цитату Лукашенко про благодарности от оппонентов, то он там говорит, что они вместо того, чтобы поблагодарить его, записывают это в заслугу себе, как будто это они заставили беларусскую власть своим давлением отпускать людей. Причем говорил он это все на совещании с высшими чиновниками, которое было посвящено абсолютно другой теме — планам на 2025 год. Но Лукашенко все равно решил объяснить, что его надо благодарить за помилования, это жест его доброй воли и его никто не мог принудить к этому. Он заявил, что освобожденные раскаялись, уже не представляют никакой угрозы, находятся на полном контроле милиции и вообще зачем их кормить за бюджетный счет.
Это явные признаки того, что он беспокоится о правильном восприятии этих шагов как своими противниками, так и сторонниками.
Если Запад и оппозиция посчитают это успешным результатом давления, то они могут прийти к выводу, что надо больше санкций, Лукашенко посыпался, нужно его додавливать. А он явно хочет, чтобы они пришли к обратному выводу, — давление надо снижать, чтобы он проявил милость еще раз.
Если еще и внутри системы будет доминировать точка зрения, что Лукашенко дал слабину, то уже и у его самых преданных сторонников могут закрасться подозрения, на что еще он может пойти под давлением и насколько их положение безопасно. Ведь следующее требование Запада и оппозиции после освобождения политзаключенных — наказать ответственных за репрессии.
Это деликатный момент для Лукашенко. Ему важно сохранить за собой образ хозяина положения, инициатора деэскалации, чтобы она и дальше шла по его правилам. В этом смысле заявление, что оппозиция должна его благодарить, это еще и намек всем тем, кто хочет, чтобы помилования продолжались. И пропагандисты неустанно развивают и повторяют его в своих передачах.
Суть этого требования в том, что не должно быть триумфаторских заявлений со стороны оппозиции, потому что власть не любит выглядеть слабой, и если ее будут пытаться такой рисовать, то помилования могут прекратиться.
«Одними переговорами Минск мог бы пробить многолетнюю дипломатическую изоляцию»
— Беларусь может принять участие во втором мирном саммите по Украине, если там будет участвовать Россия. Об этом заявил беларусский посол в Швейцарии Александр Ганевич. Зачем это официальному Минску и позовут ли его туда?
— Участие в любых миротворческих усилиях по Украине — это самый быстрый и понятный путь для Минска восстановить потерянную за последние годы субъектность.
Лукашенко прекрасно помнит и, я думаю, скучает по временам, когда он был пусть не участником, но организатором минских переговоров, и тому, как это влияло на его международную репутацию и способность вести автономную от России внешнюю политику.
Разумеется, он хотел бы это восстановить. Участие в переговорах по Украине означает, что все другие участники этих саммитов видят в тебе равноправного субъекта, который имеет право сидеть с ними за одним столом.
Поскольку там были бы и США, и Евросоюз, и Украина, то, садясь с Лукашенко за один стол, они фактически признавали бы его легитимность. Можно не посылать в Минск послов и чаще общаться с Тихановской, но если для обсуждения самой важной темы в Европе ты зовешь за стол Лукашенко, то выбор сделан. И он очевиден.
То есть одними переговорами Минск мог бы пробить многолетнюю дипломатическую изоляцию, не сделав при этом уступок по остальным темам, где от него этих уступок ждут. Например, по политзаключенным и репрессиям.
Поскольку на этих переговорах Минск продвигал бы позицию России, то это дало бы возможность засвидетельствовать свою лояльность еще и перед ней. Лукашенко ценит такую возможность, потому что в этих отношениях о своем союзничестве надо постоянно напоминать, чтобы Россия не забывала об этом, думая о следующем кредите.
Ответ на вопрос, позовут ли Минск на второй саммит мира, полностью зависит от того, позовут ли туда Россию. Без нее участие там беларусской власти просто бессмысленно. У Минска нет действенных рычагов гарантировать даже безопасность Украины с севера, со своей территории, не то что передавать какие-то более широкие гарантии от имени Кремля.
Мне сложно представить, что в обозримом будущем, пока идут жестокие бои в Курской, Донецкой, Харьковской областях, пройдет какой-то саммит мира с участием обеих сторон. И Россия, и Украина еще далеки от исчерпания своего потенциала на поле боя.
Но когда и если мы придем в точку переговоров не в Турции или Катаре — за кулисами или через посредников, — а к полноценному саммиту мира, то Минск вполне может оказаться среди его участников.
России нужен будет плюс один лояльный голос как в ходе переговоров, так и в ходе голосования за документы, которые такой саммит может произвести на свет.
Москва уже показывала, что хочет включать своего младшего партнера в такие соглашения, когда шли переговоры в Стамбуле в марте 2022 года. Тогда именно российские переговорщики вписали Беларусь в число потенциальных гарантов безопасности Украины.
Если Россию пригласят к таким переговорам не в результате ее полного поражения, когда условия мира будут диктоваться ей, то очевидно, что другим сторонам придется считаться с какими-то ее запросами и идти на компромиссы.
Участие в саммите Лукашенко или к тому времени — уже другого представителя Минска будет не самой болезненной из этих уступок для Запада, поэтому если Москва будет на этом настаивать, то у Минска есть все шансы поучаствовать в этих переговорах.
«Она была единственным членом Кабинета, кто публично и громко говорил о необходимости уступок, переговоров с режимом»
— Ольга Горбунова ушла с должности представительницы по социальной политике Объединенного переходного кабинета. Это случилось в день, когда стало известно, что Лукашенко освободил еще 37 политзаключенных. Совпадение? До этого Кабинет покинули представитель по международным делам Валерий Ковалевский и представитель по нацбезопасности и обороне Валерий Сахащик. Почему люди уходят из этой организации? Объединенный переходный кабинет провалился?
— Я начну с конца. Объединенный переходный кабинет как проект провалится тогда, когда перестанет существовать или в нем не останется людей.
Пока что оппозиция может замещать в нем выбывающих «министров», так уже произошло с Сахащиком, Ковалевским, в ближайшем будущем планируется назначить замену Горбуновой и найти замены выбывшим раньше Татьяне Зарецкой и Александру Азарову.
В остальном каких-то осязаемых результатов работы этого органа (не отдельных его членов, а именно органа в целом) я не видел ни в 2022 году, когда его создавали, ни через год после этого, ни сейчас. В этом смысле кадровый кризис и постоянные отставки представителей Тихановской мало что меняют.
Причины отставок у всех этих людей были разными по содержанию, но общими по принципу. И Горбунова, и Ковалевский, и Сахащик заявили, что у них были тактические или стратегические разногласия с другими членами Кабинета. И, судя по тому, что уйти пришлось им, не кому-то другому, логично предположить, что Тихановская и руководство ее офиса поддержали точку зрения оставшихся.
В случае с Горбуновой все на поверхности. Она была единственным членом Кабинета, кто публично и громко говорил о необходимости уступок, переговоров с режимом ради освобождения политзаключенных. Для нее эта гуманитарная тема была приоритетом, ради которого можно жертвовать другими рычагами давления на Лукашенко.
У Офиса Тихановской, Павла Латушко, других членов Кабинета, представителей некоторых правозащитных структур, гуманитарных фондов другой взгляд на этот вопрос. Их подход состоит в том, что давление, а не уступки Минску — это лучший способ избавиться как от режима, так и от проблемы политзаключенных вместе с ним.
Такое же концептуальное противостояние есть и в Координационном совете, где есть условная правящая коалиция, представленная сторонниками Офиса Тихановской и Павла Латушко, которые поддерживают их подход. А есть оппозиция в лице Андрея Егорова, Александра Кныровича, Татьяны Хомич, Светланы Мацкевич и других активистов, которые предлагают стратегию уступок и переговоров.
Уход Горбуновой показывает, какая позиция победила в руководстве демсил. Функциональность Кабинета, как я и говорил, от этого мало изменилась. Но если на место Горбуновой придет человек с более мейнстримным, офисным взглядом на эту проблему, то можно будет констатировать, что Кабинет стал идейно более монолитным и из него ушел плюрализм по этому важнейшему вопросу в стратегии демсил.
