Зачем силовики накануне выборов проводят учения, если митинги и так маловероятны? Что общего у Абхазии и Беларуси и почему протесты в непризнанной кавказкой республике не мешают России? Включат ли экстрадированного из Вьетнама экс-бойца полка Калиновского Василия Веремейчика в обменные списки? Почему Лукашенко так часто встречается со студентами? Эти вопросы читатели «Зеркала» задали политическому аналитику Артему Шрайбману. Свежий выпуск программы «Шрайбман ответит» уже в нашем канале на YouTube. Это его текстовая версия.
«МВД должно показывать, как оно включилось в президентскую кампанию»
— Четыре дня силовики проводили учения перед выборами, по сути отрабатывали борьбу с протестующими. Очевидно, что никак митингов не будет. Для кого все эти тренировки?
— Эти учения перед выборами носят явно демонстративный характер. Причем эта демонстрация рассчитана на двух адресатов: высшее начальство и обычных людей.
С людьми тут все довольно просто. Силовой аппарат показывает, что мобилизован, никакой оттепели в стране нет и не будет, и поэтому даже мысли о каком-то неповиновении или протестах нужно даже не брать в голову.
С другой стороны, чтобы угодить Лукашенко, МВД, как и все другие ведомства, должно показывать, как оно включилось в президентскую кампанию. Милиция не может просто заявить, что всех экстремистов они победили, рисков больше нет, и поэтому учения закончились.
Даже если ты знаешь, что это так, невозможно перестараться в таком деле как превентивная бдительность. По такому же принципу множество людей на госпредприятиях, часто принудительно, до сих пор собирают подписи за Лукашенко. Ведь можно сказать, что их уже собрано пять миллионов, никто не проверит.
Но на каждом уровне чиновнику или идеологу нужно показывать начальству, что они работали над общим делом, не ленились. И именно из этого желания не показаться пассивным и проистекает большинство активностей госаппарата за последний месяц.
«Абхазия уже не первый раз меняет своих лидеров под давлением протестов»
— В непризнанной Абхазии прошли антироссийские протесты, в итоге президент страны ушел в отставку. Почему Россия это допустила? Значил ли это, что и у Беларуси есть шанс?
— Между Беларусью и непризнанной Абхазией есть несколько существенных отличий, которые не позволяют ставить знак равенства между отношением России к одному и второму своему младшему партнеру. В случае с Абхазией это отношение и это отличие от Беларуси можно выделить в простой формуле «Куда ж ты денешься?».
Неконтролируемая из Москвы смена власти в Беларуси всегда несет определенный риск того, что Минск, может быть постепенно, но выберет более проевропейский курс. Особенно если под угрозой оказывается давно привычный пророссийский режим.
Риск, что он сменится на что-то менее пророссийское, очевиден. Даже если лидеры протеста на первых порах, как они это делали в 2020 году, уверяют Москву, что в случае победы дружбе с ней ничего не угрожает. Рядом есть Евросоюз, и он стал магнитом для абсолютно всех постсоветских стран в этом регионе.
Неслучайно Россия довольно спокойно смотрела на революции в других странах бывшего СССР, таких как Кыргызстан или Армения. Потому что у них, как и у непризнанной Абхазии, рядом нет такого же центра силы, как Евросоюз.
По другую сторону границы Абхазии находится Грузия, которая управляется, пожалуй, самым пророссийским правительством за последние десятилетия, и поэтому вряд ли является тут угрозой.
Кроме того, потенциальная потеря Беларуси несла бы для России серьезные военно-стратегические последствия, учитывая близость нашей страны как к границе НАТО, так и к Украине. А значит, и фобии России изначально сильнее, чем в случае с маленькой и почти никем не признанной республикой на Кавказе.
Наконец, Абхазия уже не первый раз меняет своих лидеров таким образом. Дважды, с момента ее признания Москвой, в 2014 и 2020 годах президенты Абхазии уходили от власти именно под давлением протеста. То есть Россия видит, что это уже такая своеобразная часть политической традиции непризнанной республики, которая никогда не приводила к потере российского влияния.
Да, сейчас повод непосредственно касается России. Это инвестиционный договор с Москвой, который, по мнению абхазской оппозиции, ущемляет интересы местного бизнеса. По этому договору россиянам предполагалось выделять земельные участки, многолетние налоговые каникулы, давать возможность беспошлинно ввозить стройматериалы.
Но даже отказ от этого соглашения, что в итоге и произошло, не ставит под угрозу общее влияние России в Абхазии, которое там тотально. Поэтому силой подавлять уже традиционные протесты в Абхазии из-за такой мелочи Москва, очевидно, посчитала нецелесообразным.
В беларусском же случае у России нет привычки к уличной смене власти. И вообще смене власти с автократии на демократию. Это изначально вызывает более высокую чувствительность к тому, что это может произойти.
Есть ли вероятность, что когда-то подобное отношение Москвы изменится? Да, так уже было в истории. Когда Советский Союз доживал свои последние годы, его политика по подавлению протестов в откалывающихся республиках была как минимум непоследовательной.
Правительство Михаила Горбачева посылало войска в Вильнюс, Тбилиси и другие политически горячие точки. Но эти решения скорее дестабилизировали саму центральную власть и ускорили распад СССР. И поэтому Кремль периодически сдавал назад в этих вопросах. Хотя военные ресурсы для того, чтобы задавить национальное движение, у него были. То есть речь шла не об истощении военных ресурсов России, а о политической воле.
Из всех сценариев будущего, где у Беларуси появляется шанс на смену режима без вмешательства Кремля, этот сценарий выглядит самым вероятным. А именно, что в результате каких-то изменений в России ее власть из-за внутренних проблем или других приоритетов теряет желание тушить пожар в Минске своими войсками.
«Спасение Веремейчика — точка для приложения лоббистских и дипломатических усилий демсил»
— Экс-бойца полка Калиновского Василия Веремейчика задержали во Вьетнаме 13 ноября и выдали беларусским властям. Как Украина будет бороться за мужчину и будет ли? Какие есть варианты? Координационный совет также призвал Литву обменять военного на беларусских шпионов, это возможно? И нужно ли это режиму?
— Беларусские власти, безусловно, могут быть заинтересованы в обменах. Мы уже видели два подобных примера буквально этим летом, когда в Украину отправились пять заключенных в Беларуси украинских граждан, Германии передали приговоренного к смертной казни гражданина этой страны Рико Кригера.
С Василием Веремейчиком есть несколько явных препятствий для того, чтобы просто механически повторить этот опыт. Во-первых, он беларусский гражданин. Это значит, что для других государств интерес вытащить его из беларусской тюрьмы должен быть экстраординарным. Как, например, у Польши в случае с Андреем Почобутом.
Мы видим отдельные новости и сюжеты об этой истории в литовских и украинских СМИ. Но пока не очевидно, что такого объема резонанса достаточно для того, чтобы в этих странах сформировалась политическая воля вытаскивать Веремейчика через включение его в списки на обмен.
Судя по заявлениям литовских чиновников, они не видят своей ответственности за то, что произошло с Веремейчиком. Министры обороны и внутренних дел Литвы просто дежурно сослались на мнение литовских спецслужб. А Департамент государственной безопасности заявил, что у них были основания считать Веремейчика угрозой национальной безопасности.
Никто не пояснил, что это за основания. Но по доступной информации кажется, что ему просто отказали в ВНЖ по тем же основаниям, по которым угрозой нацбезопасности признают множество беларусов в Литве — за то, что они когда-то служили в беларусской армии по контракту или работали на какие-то госорганы.
Никаких изменений в этот огульный подход литовские власти не анонсируют, и никаких признаков глубокой рефлексии по этому поводу в литовском политическом классе мы тоже не видим. А если ситуация такой останется, то Веремейчик для них будет максимум сбоем в целом хорошо работающей системы. То есть не тем случаем, за который у Литвы возникнет моральная ответственность, чтобы предпринимать какие-то экстраординарные усилия для спасения человека
С Украиной ситуация чуть иная. По словам супруги Веремейчика, Главное управление разведки Минобороны этой страны заинтересовалось его случаем. Добавить его в списки на обмен просит и полк Калиновского.
Заслуги Веремейчика перед Украиной неоспоримы, у него даже есть награда за участие в боевых действиях. По публично известным данным стартовой точкой неприятностей стало то, что ему запретили въезд в Украину. Если это так, то в Киеве может сформироваться чувство ответственности за судьбу этого человека, которое и способно запустить диалог с Минском об его обмене. И поэтому в теории тут прогресс выглядит более реальным, хотя и у него могут быть препятствия.
По данным посла по особым поручениям МИД Украины Игоря Кизима, как минимум 12 украинских граждан сидят в Беларуси по «экстремистским» статьям. Это может поставить перед Киевом дилемму: кого первым нужно вызволять из беларусских тюрем — своих граждан, попавших под репрессии, или гражданина Беларуси, который защищал Украину?
Наконец, тут важен вопрос об обменном фонде. А именно: есть в украинском плену или в западных тюрьмах такие люди, которые были бы интересны Лукашенко настолько, что он согласился бы выдать Василия Веремейчика, которого, видимо, в результате спецоперации КГБ вывозили аж из Вьетнама? Иными словами, цена, которую Минск захочет за этот обмен, может быть слишком высока.
Если обмен напрямую с Минском по каким-то из этих причин окажется невозможным, то Киеву придется искать пути через Москву. Речь о том, чтобы выдавать России каких-то ценных для нее пленных или заключенных, чтобы Москва, в свою очередь, попросила Лукашенко выдать Веремейчика.
Будет ли у Украины политическая воля, чтобы так далеко идти в этой истории, и есть ли у нее те, кого можно выдать в рамках такого обмена, мне неизвестно.
Но июньская сделка с освобождением пяти украинцев из беларусских тюрем сработала именно по такой схеме. Киев передал в Россию священников Украинской православной церкви, а Лукашенко, по доступной информации, не получил взамен каких-то своих агентов или военнопленных. Его просто попросили поучаствовать в сделке, и он согласился, чтобы «старшему брату» было приятно.
Так или иначе, спасение Веремейчика из Беларуси, учитывая участие сразу нескольких стран в его судьбе, это самая очевидная точка для приложения лоббистских и дипломатических усилий всех демсил Беларуси.
«Политику-популисту нужно подзаряжаться от общения с разными группами общества»
— Александр Лукашенко уже несколько раз встречался со студентами в формате якобы «открытого микрофона». Зачем он это делает?
— Не нужно списывать со счетов, что Лукашенко действительно регулярно встречается со студентами. И поэтому, когда пропаганда говорит, что это не предвыборные мероприятия, с этим сложно спорить.
Другое дело, что после 2020 года эти встречи имеют явную цель показать, что в Беларуси нормальная, патриотичная, провластная молодежь. А студенты, которые ходили на протесты, скорее исключение из правила. Даже те, кто тогда думал иначе, уже осознали свои ошибки и встали в общий строй.
Подобрать для Лукашенко лояльную аудиторию несложно. В каждом вузе есть свои активисты БРСМ, которым можно раздать якобы спонтанные вопросы и давать слово только им. А чтобы не было сбоев, как в сентябре 2022 года, когда один из студентов сказал Лукашенко, что люди отказываются слушать провластную информацию, можно больше не транслировать эти встречи в прямом эфире.
Думаю, что самому Лукашенко они важны не только с точки зрения пиара и создания картинки, что его поддерживают люди разных социальных групп и возрастов. Для него это редкая возможность выйти за пределы общения с подчиненными или со своим ближним кругом.
Даже полностью срежиссированный формат таких встреч и тщательно подобранная аудитория все равно дает ему больше информации, чем общение с правительством или чиновниками в регионах. Как политику-популисту ему нужно подзаряжаться от общения с разными группами общества, чтобы оттачивать какие-то свои риторические приемы, смотреть, что работает, а что нет, получать хоть какую-то, даже дозированную, обратную связь.
