24-летний Кирилл — родом из Мариуполя. Парень сразу рассказывает, что его семья уже второй раз переживает войну. Первый был в 2014-м, когда его родной город на несколько месяцев оказался под контролем военных самопровозглашенной Донецкой народной республикой. Полгода назад Кирилл уехал из Мариуполя, больше двух недель он не знает, что с его родными, которые остаются в городе. Таких, как Кирилл, в Украине тысячи. Мы публикуем три истории людей, которые потеряли своих близких в эту войну, но надеются, что не навсегда.
«Чем больше о них ничего не слышу, тем больше думаю, что что-то могло случиться»
Кирилл вместе со своей девушкой жил в Киеве, войну застал там же. Из-за боевых действий пара эвакуировалась в Тернополь, что в западной Украине. Парень сейчас в безопасности, но едва ли от этого спокоен: его родные, оставшиеся в Мариуполе, последний раз выходили на связь 2 марта.
— Я ищу Пихно Елену и Валерия (это мои мама и папа), Любовь Лысенко и Евгению Пихно (мои бабушки). Когда мы говорили в последний раз, мама удивлялась, что я ей дозвонился: уже тогда были проблемы со связью. Нам удалось поговорить всего минуту: были перебои, что-то свистело в трубке и надо было быстро спросить, как дела, все ли в порядке. Мама тогда сказала, что они живут на первом этаже дома, когда слышат взрывы и обстрелы, спускаются в подвал. Папа тогда как раз пошел за водой. Она меня еще, знаете, успокаивала — говорила, что, даже если они перестанут выходить на связь, чтобы я не переживал: с ними будет все в порядке. Я надеюсь, что все так и есть, — говорит Кирилл.
Что с домом, где жила его семья, Кирилл пытается узнать по спутниковым снимкам. Что с родными, — в соцсетях. Каждый день парень мониторит все телеграм-каналы и чаты, связанные с Мариуполем. Там же он узнает информацию о городе в целом, часто ее передают те, кому удалось эвакуироваться.
— Весь мой день проходит в телефоне, в новостях в поисках хоть какой-то зацепки. Я знаю, что они все вместе находятся на левом берегу города, в пятиэтажке. Электричества и отопления в городе нет, там сейчас очень трудно со связью. Обычно у людей получается связаться с родными, что в центре, на правом берегу, — описывает собеседник. — Сейчас обстреливают весь Мариуполь. Больше всего достается микрорайону Восточный, это рядом с левым берегом. Туда не могут завезти воду, хотя в центре людям ее привозят: говорят, разрушен мост, который соединяет части города.
Кирилл говорит, когда он созванивался с родными, те говорили, что запасались водой. Но парень не знает, на сколько ее хватит.
— А магазины закрыты, каких-то точек, колодцев, где бы ее можно было набрать, нет. После 2014-го, когда город обстреливали первый раз, люди уже постоянно покупали и хранили консервы на всякий случай. То есть сейчас все тоже не закупалось в начале войны — оно уже лежало до начала конфликта, поэтому у родных были консервы, но, опять же, не знаю, на сколько их хватит: никто же не думал, что все будет так тяжело и долго. Была информация, что местные готовят на костре во дворах. Когда был снег, люди пытались его растопить, чтобы добить воду. Когда шел дождь — собирали ее с крыши. Думаю, что и мои так делают, и надеюсь, что жители дома заботятся друг о друге и с родными все в порядке.
Кирилл оставлял заявку на публикацию поста с поиском близких в популярном телеграм-канале «Пошук зниклих», его название с украинского на русский переводится как «поиск пропавших». Пока с парнем никто не связывался, он продолжает жить в тревоге.
— Я могу работать удаленно, но не получается: все мысли только об этой ситуации. Очень сильно переживаю. Чувствую просто жуткую пустоту. И самое ужасное, что не могу ничего с этим поделать. В первые сутки было полегче, потому что такое уже бывало, когда день-два не было связи, а потом мы с мамой созванивались. А сейчас с каждым днем мне становится все страшнее, в голову лезет все больше плохих мыслей. Чем больше я о них ничего не слышу, тем больше думаю, что что-то могло случиться. Даже не знаю, как описать это состояние. Но нельзя опускать руки — нужно пытаться что-то сделать. Я общаюсь с волонтерами, ищу кого-нибудь, кто бы мог вывезти маму, папу и бабушек. Пока таких людей нет, но я все равно ищу машину, топливо для волонтеров, если все-таки найду их. Думаю, если бы у моей семьи была машина, они бы выехали оттуда сами. Просто им не на чем, — устало произнес Кирилл.
«Сестра сказала, что начался обстрел и их ведут в один из ближайших подвалов. После этого связь пропала»
Александра жила в Ирпене, под Киевом. 24 февраля, после ракетного удара по аэропорту Гостомеля, который находится в нескольких километрах от ее дома, девушка с семьей уехала в безопасное место. Ее двоюродная сестра с мужем и шестимесячным ребенком решила остаться в Ирпене.
— Мою сестру зовут Яна Гуринова, ее мужа — Максим Гуринов, а их доченьку — Даша. Когда все началось, была страшная суматоха и непонимание, что делать и куда ехать. Мы все-таки решили уезжать. Сестре ее родители предлагали забрать их с дочкой к себе, но они с мужем отказались — видимо, надеялись, что получится переждать, — вспоминает день отъезда Александра. — Они держали с нами связь до 5-го марта. Тогда в Ирпене уже все было плохо, их часть города оккупировали российские войска, а мирных людей расстреливали просто на улицах. В тот день Яна созванивалась с родителями и знакомыми и говорила, что они собираются эвакуироваться через зеленый коридор. Потом позвонила маме еще раз — сказала, что начался обстрел и их ведут в один из ближайших подвалов. Кто именно это был: волонтеры или простые жители города, мы, к сожалению, не знаем. После этого связь пропала. Мы обращались в полицию, но пока безрезультатно.
В Ирпене тоже нет мобильной связи и электричества. Близкие Яны не знают, есть ли у ее семьи в том подвале еда и вода. Во время последнего разговора девушка только успела сказать, что вместе с ней там находятся люди, которые ей помогли.
— С тех пор в Ирпене каждый день происходят бои. Много раз проводилась эвакуация мирного населения из города, но сестра на связь так и не вышла. Хотя примерно в те же даты местные власти предупреждали людей, что российские военные проводят фейковую эвакуацию — пытаются посадить людей в автобусы и увезти в неизвестном направлении. Недавно была информация, что людей могли вывезти в Беларусь, — поясняет девушка. — Мы всеми силами распространяем информацию о поиске семьи Яны во всех соцсетях, стараемся искать все зацепки, но новостей пока нет. Физически в Ирпень поехать невозможно. Волонтеры, которые там находятся, могут проверить конкретный подвал, но мы понятия не имеем, где они могут быть сейчас. А те ребята, что вывозят людей оттуда, едут буквально под пулями, скорее всего, списки эвакуированных они не ведут. Поэтому мы надеемся, что наши родные просто нашли безопасное место и боятся его покидать: при попытке выехать из города многие люди были расстреляны русскими, которые не жалеют ни детей, ни женщин.
Сама Александра со своей семьей сейчас «в более безопасном месте». Девушка не называла город, но рассказала, что недалеко ведутся боевые действия.
— Засыпаем и просыпаемся под доносящиеся издалека звуки падающих снарядов. Здесь есть все базовые продукты, единственное — очень плохая связь. Никто не ожидал, что все будет настолько серьезно, и вся семья теперь жалеет, что не смогли переубедить Яну с Максимом уехать. Нас не покидает тревожность, она усиливается еще тем, что с ними маленький ребенок. Мы постоянно звоним родственникам, друзьям, знакомым, чтобы узнать, нет ли новой информации о поисках, это очень сильно эмоционально выматывает. Мы, конечно, очень хотим верить, что они все-таки смогли выехать, но тогда остается вопрос, почему до сих пор ни с кем не связались и об этом не сообщили? В то же время мы пытаемся поддерживать друг друга, сохранять холодный рассудок и надежду на лучшее. Ведь есть же случаи, когда люди вышли на связь даже после трех недель, проведенных в подвалах Ирпеня! Для нас сейчас самое главное — знать, что они в безопасности. И как только будет возможность, мы обязательно встретимся.
Сейчас очень страшно смотреть на свой разрушенный город, который недавно бурлил жизнью. Но все это можно отстроить, вернуть все как было, а людей, которые хотели спастись, но российские солдаты не дали им такой шанс, уже не вернешь. Мы ложимся спать и просыпаемся с мыслью, чтобы все побыстрее закончилось и меньше пострадало невинных людей. Страх, грусть, отчаянье, ненависть — эти эмоции сейчас большую часть нашей жизни, но мы выиграем эту войну, мы в это верим! — напоследок говорит Александра.
«Мы знаем, что в дом свекра в начале марта попала ракета, дом горел»
Еще недавно семья киевлянки Татьяны искала своих близких друзей — 26 февраля пропала связь с молодой семьей, что с ней, никто не знал больше двух недель. Лишь несколько дней назад их родственники и друзья узнали, что они живы.
— Все, что нам удалось узнать, что наша подруга с маленьким сыном смогла выехать за границу, а ее муж остался там, что все они 12 дней провели в погребе или подвале. Но нам просто важен факт, что они живы и в порядке. Я в инстаграме увидела сторис о том, что село Катюжанка в Киевской области, куда переехали ребята в начале войны, было под российскими войсками и оккупанты выбрасывали из домов людей, занимали эти дома, баррикадировались в них. Поэтому вариант, что наши друзья уже, к сожалению, могут быть не живы, мы тоже рассматривали. Люди же со второго дня войны были без связи! Все это очень страшно. В деревне остался наш друг, там все еще нет света, связи, нет наших войск.
Сама Татьяна с мужем и ребенком, которому всего год и восемь месяцев, не покидала Киев — пережидает взрывы и обстрелы в подвале арендованного частного дома и говорит, что в столице, «по сравнению с Бучей, Ирпенем и Бородянкой, мирно и тихо». Недалеко от Бородянки, в селе Дружня, находится ее свекор, он тоже пропал. Теперь семья Татьяны сосредоточена на его поиске.
— Отца моего мужа зовут Дубров Станислав Николаевич. Он жил в небольшом доме — это двухэтажка на 16 квартир, она стоит на окраине села. Мы знаем, что в этот дом в начале марта попала ракета, он горел, но не знаем, в каком состоянии здание сейчас, не понимаем, есть ли где жить отцу. Несколько дней не знали и что с ним самим, пока он не позвонил с чужого номера и не сказал, что жив. Рассказывал, что село заняли российские войска — военные ездят на танках, БТР и просто обстреливают все подряд дома.
После этого разговора связь с мужчиной снова прервалась на несколько дней. Семья Татьяны 7 марта смогла дозвониться на тот же незнакомый номер.
— Наверное, зарядили телефон от какого-то генератора. Отец рассказал, что они сидят в каком-то погребе без еды, воды, света и всяких условий. Там и вся деревня-то — это церковь, кладбище, три магазина и дома. В этом погребе было много людей. Может, где-то рядом с частными домами есть колодцы, где можно было бы набрать воды, но никто даже не мог выйти из подвала, потому что на улице всех расстреливали. Так говорил отец.
Татьяна и ее муж, как и многие другие украинцы сейчас, постоянно мониторит соцсети.
— Мы по несколько раз на день заряжаем телефоны, интернет включен всегда, где бы мы ни были и что бы ни делали. Если есть минута на чай — сразу идешь проверять всю информацию, что только есть. Многие паблики репостят одно и то же, и ты читаешь все это по кругу. Еще — все комментарии, например, на канале той же Бородянки. Читаешь про какое-нибудь село, что там пропали люди, идешь смотреть карту с мыслью: «Так, там что-то произошло, а это недалеко от Дружни». Хотя бы так пытаемся понимать, какая обстановка в округе. Хотя раньше мы даже не знали названия этих деревень, поселков. А теперь вот учим географию Киевской области, — шутит девушка.
— Мы видели, что несколько раз объявляли эвакуацию из Бородянки, и надеялись, что в селе люди узнают и смогут дойти туда пешком. Но там открытая дорога, это небезопасно, — отмечает собеседница и рассказывает, что последнее знает о том регионе. — У нас 16 марта было хорошо слышно выстрелы оттуда. Это наши войска проводили контрнаступление на россиян и, вроде бы, отодвинули их в район Макарова, Бородянки. Такую информацию я прочитала в каких-то телеграм-каналах, которых у меня накопилось уже под сотню за последнее время. Каждый день мы сидим в них, в Facebook, во всевозможных тематических пабликах — пишем туда и спрашиваем, кто и что слышал про Дружню. Отклика никакого. Пытаемся хотя бы следить за ситуацией.
Отвлекаться от тяжелых новостей и постоянных переживаний в поисках Татьяне и ее мужу помогает маленький ребенок.
— Помогает вот это «надо» — надо покормить, надо поиграть, надо погулять. Это наш с мужем спасательный круг, чтобы не загрузнуть во всем окончательно. А так, мы живем с чувством тотальной тревоги, безысходности, — затихает на несколько секунд молодая мама и продолжает говорить сквозь слезы. — Мы живем в страхе за своих близких, за свою жизнь, в звонках в никуда. Знаете, а вдруг это только нам издалека все кажется очень страшным, а на самом деле все не так? Эта мысль очень спасает. Стараемся не проводить все время в телефоне, потому что это поглощает и от этого появляется чувство безысходности. Стараемся заниматься какой-то рутиной, чтобы стабилизировать свое состояние.
— Не хочется говорить, что мы готовы к любому исходу, но так и есть. Мы не настраиваемся на плохое, но знаем, что все может быть. Это крайний вариант, — подбирает слова девушка, чтобы не произносить вслух слова, что со свекром могло что-то случиться. — Надеемся, что люди из этого погреба хотя бы смогли выйти и взять воды, какой-то еды. Всегда же люди делают какие-то запасы, закатки на зиму, картошку в погребе хранят. В деревне нет света, но, знаете, может в деревне в домах остались какие-то печки и можно с ними пережить все это. Верю, что мир не без добрых людей и, если свекру и другим людям негде жить, их кто-то приютил. Может, когда отец нам звонил, была какая-нибудь критическая ситуация, а потом все наладилось и сейчас просто нет связи? У нас в Макарове (поселок городского типа в Киевской области. — Прим. Zerkalo.io) друзья тоже были без связи — оказалось, там взорвали вышки. Надеемся, что все не так страшно.
— Как ваш муж все эти дни?
— Старается не показывать абсолютно никакие эмоции. Но я знаю и вижу, что ему тяжело, это ведь его отец. Мужу важно знать, что с ним все в порядке. И тогда жизнь шла своим чередом. Когда он узнавал, что у отца проблемы, над ним как будто нависала огромная туча, хотя он этого не показывал, не жаловался, что ему тяжело или он устал. Тут ситуация такая же, — отвечает девушка. — Для нас сейчас любая информация — уже хорошо.