«Теперь я знаю войну не только на слух, вид — я ее знаю на вкус. Это вкус бетона с гарью. Я до сих пор его чувствую», — написала в своем Instagram жительница Чернигова под фото того, что осталось от ее квартиры, разрушенной снарядом в начале марта. Девушка до сих пор не понимает, как выжила сама, как не пострадали ее дети, когда последствия того же взрыва унесли жизни десятков людей поблизости. Мы поговорили с ней о том ужасном дне.
Последние годы в жизни, рассказывает 33-летняя украинка Юлия Матвиенко, — это декрет за декретом: старшей дочери сейчас — 7 лет, средней — 4, младшей — 1 год и 2 месяца. В 2020-м девушка во второй раз вышла замуж и переехала из Северодонецка, что в Луганской области, в Чернигов. Работала удаленно, была менеджером в интернет-магазине одежды, воспитывала детей. С февраля супруга почти не было дома — он военный и был на службе. Утром 24 числа мужчина позвонил — сказал собирать вещи и ехать к его родным в пригород. Началась война.
— Муж подумал, что там будет безопаснее, к тому же, там хотя бы была еда, вода, дом, свое хозяйство. И неделю мы жили у его мамы. Потом начали бомбить и там — прятались в подвале соседей, иногда ночевали в коридоре между двух стен. А потом я решила поехать домой: российские военные начали наступать по окраинам, и за городом было опаснее.
Утром 3-го марта Юлия с детьми вернулась в Чернигов. В тот же день, через три часа, их квартиры не стало, а ее жители чудом остались целы.
— Приехали где-то часов в 9 утра. Разобрали вещи, переоделись. Дети постелили себе в коридоре пледы, опять же, между двух стен, взяли книжки, игрушки и смотрели мультики на телефоне. И где-то часов в 12 дня они сидели там, а я шла на кухню — как раз проходила между коридором и ванной. И все. Взрыв, оглушающая тишина, громкая тишина! Я даже не знаю, как это описать, и сразу не поняла, что произошло. На меня повалилось все: стены, окна, потолок. Все разнесло. Я стала как вкопанная, хотя вешу 45 кг — не понимаю, как вообще устояла на ногах, — вспоминает девушка и не может точно описать, что именно случилось. — Вроде бы, взрывная волна от авиабомбы, которая попала в соседний дом. Но у нас под окнами — огромная яма в земле, будто туда что-то упало. Как там эти россияне говорят — «бомбят только военные объекты»? Наш район — почти в центре. Я думала, что стреляют по окраинам, а у нас рядом нет ничего военного, вот и вернулась. А оно видите как. Как будто судьба какая-то.
Юлию из ступора в тот момент вывел плач напуганных детей — девушка бросилась доставать их из-под обломков.
— Дети были между стеной и входной дверью. Эту дверь, стену и тамбур вынесло полностью! Остался маленький кусочек, как раз там, где они сидели, и их накрыло полностью, всех троих. Я удивлена, что у них нет ни одной царапины и ни одного ушиба. Я стояла немного дальше, поэтому меня ранило. Кровь просто лилась из руки, уха. Потрогала его, а там что-то непонятное — решила, что уха у меня уже нет. Но думать об этом было некогда: поняла, что дети целы, слава Богу, и побежала вытаскивать их и выбираться из квартиры. Никаких курток уже было не найти, да и некогда — в чем были, в том и побежали: я в домашних тапочках, штанах и майке, вся окровавленная; дети — в домашней одежде, босиком, в моей крови. Вот так мы выбежали на улицу.
В этой суете девушка еще смогла сделать фото себя с маленьким ребенком, того, что осталось от квартиры. Многие удивляются: как?
— Я вытащила детей на улицу и обнаружила, что нет телефона, а он мне очень важен: у меня только на нем есть все фотографии девочек с самого их рождения. Восемь лет моей жизни — только там. И побежала по этим развалинам в дом. Кровь течет, а мне даже больно не было! Минут за пять его нашла — сфотографировала мужу квартиру, сообщила ему обо всем. Ну и потом сделала фото. Знаете, как некоторые мне потом писали — что это не кровь, а краска, а я актриса. Мол: «Как вообще можно фотографировать в такой ситуации?!» Я тоже думала, что мне будет не до телефона, пока не оказалась в этом всем сама. Но каким-то чудом сделала эти фото — и не жалею: пусть люди знают, что происходит. Но таких, кто не верит, процентов пять. Остальные писали с поддержкой, предлагали помощь, приют.
Детей Юлии сразу же забрала сестра ее мужа, а бойцы терробороны отвезли нашу собеседницу в больницу. В ее выписке написано: минно-взрывная травма, резано-рваные раны наружного уха справа, правой половины лица, левой верхней конечности, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясения головного мозга. Раны медики зашили. Чувства безопасности в больнице у Юлии не появилось.
— Там большие окна, они трясутся, особенно ночью, когда сильнее гудят летящие самолеты, которые потом скидывают бомбы на город. Я лежала там неделю, видела очень много покалеченных людей. В день моего поступления еще попали в школу, где многие прятались в подвале, и со мной лежали девушки оттуда. На них вообще просто нет лица: оно зашито-перешито, глаз нет, зрения нет — там просто кровавое месиво. Видите, их подвал тоже не спас. Когда меня везли после операции, я видела людей без рук, без ног. Как будто в военном фильме побывала.
В больнице Юлии дали одежду — чужую, принесли волонтеры.
— Несмотря на все, я испытывала там счастье: поняла, что это подарок судьбы — то, что мы остались в живых. Смотрела на людей вокруг с тяжелыми травмами и думала: «Боже, как я легко отделалась. Подумаешь, ухо зашили криво — ничего страшного! Вещи новые купятся, квартира новая будет». И там, знаете, все были просто рады уже тому, что живы. Я была рада, что ко мне приехал муж — он у меня замечательный. После операции лежу в палате, открывается дверь — и он стоит. Приехал ко мне в больницу в тот же день и со мной ночевал. Не знаю, как вообще он смог вырваться со службы, как доехал — это же было опасно. Меня выписали раньше, чем планировали: нужны свободные места другим раненым.
После случившегося муж Юлии заходил в то, что осталось от квартиры. Так семья узнала, что даже разбомбленная квартира, оказывается, представляет интерес для мародеров. Сама девушка тоже возвращалась в свой уже бывший дом.
— Понимаете, я очень привязываюсь к вещам. Хотела спасти хоть что-то, подумала: вдруг там какие-нибудь детские самокаты, что мы недавно купили, уцелели — хоть что-то найду. Но я чересчур наивная, — шутит Юлия и рассказывает, что удалось все-таки вынести из разрухи. — Муж где-то глубоко в шкафу нашел немного вещей, я документы забрала и детскую соску отрыла. Без соски не знаю, что бы мы делали (смеется).
— Первых двух этажей дома нет — все вынесло полностью. Наш балкон тоже. Стены между комнатами разорвало, везде — сплошные дыры. В квартире кухня, зал, спальня — вынесло все, что было у окон, сами окна, подоконники. Перевернуло холодильник, детские кроватки, диван. Шкаф, который стоял напротив окна, разорвало, потому что все полетело в него. Остался еще один, в коридоре. Ну как остался — там дверь еле держится, ее вмяло внутрь. Какие-то вещи там, может, еще и уцелели, но все перебито стеклами, осколками, пылью. И все это повытаскивали и пошвыряли мародеры. Не знаю, что они там искали — как в нижнем белье покопались. Все постоянно обваливается — и внутри, и с улицы, — описывает обстановку девушка. — В основном, задело наш подъезд, но окна выбило много где.
Внимание. В видео присутствует ненормативная лексика.
Жить в тех остатках бетона нереально, говорит девушка. Она понимает, что туда с детьми и мужем уже не вернется.
— В моем и соседнем доме погибло 47 человек. Некоторые находились в подвалах — их это не спасло. Кто-то просто проходил мимо. Когда меня несли в машину, я видела много валяющихся людей. Они именно валялись. Там были и старики. Это все ужасно. Не знаю, как мы вообще остались живы, — повторяет собеседница.
— А кто-то еще живет в вашем доме после случившегося?
— Когда приходила после больницы, из подъезда выходил наш сосед — любитель выпить. Сказал: вода, свет, газ — все есть, все хорошо! Он там продолжает жить, все у него нормально. Ну, и в нашем подъезде есть уцелевшие квартиры. Люди продолжают жить там — а куда деваться? Приспосабливаются ко всему. Уезжать страшно. Когда я приехала к сестре мужа после больницы, меня накрыло от осознания, что у меня больше нет дома, мне некуда возвращаться. Люди вокруг нервные, понятное дело, да и жить у кого-то, навязываться — сами знаете, как неудобно. Я везде — на птичьих правах, еще и муж на службе, нет поддержки.
Вечером 18 марта Юлия с детьми приехала во Львовскую область. Девушка признается: решиться было тяжело.
— К тому моменту мы уже были дома у его сослуживца, а там — ни газа, ни света, ни воды, ни связи. Снова открывается дверь, там снова стоит муж: «Собирайтесь, мы уезжаем». Он сам нас вывез из города, хотя это почти невозможно: Чернигов был полностью окружен, выехать не давали — машины расстреливали или возвращали назад. Было очень страшно. Кстати, на следующий день, когда я уехала, попали в мою больницу, а еще людей расстреляли, которые за хлебом в очереди стояли — это было в районе, где мы недавно жили, — добавляет девушка.
— Вы побывали везде, где что-то произошло.
— Да! Знаете, ощущение, что я с собой это все вожу, — шутит мама троих детей, оставшаяся без дома. Весь разговор она звучит спокойно, бодро, без грусти в голосе. — Я сама удивлена, что еще умудряюсь шутить. Стараюсь подбадривать себя: хорошо, что живы! Но, знаете, когда мы приехали сюда, под Львов, у меня уже, кажется, какая-то депрессия началась. Это я со стороны так выгляжу — что у меня все хорошо, но на самом деле, конечно, бывает грустновато. Иногда накрывает. То хотя бы был Чернигов, пусть и в подвале — но Чернигов. А тут хорошая квартира, нас приютили знакомые, но это другая область, далеко от дома. Не знаешь, что делать. Все не мое, люди — чужие. Я говорю на русском, здесь все — на украинском. Тут очень злятся на русский народ, но у меня, даже после всего, что случилось, ненависти нет. Знаете, так часто хочется домой! А потом понимаешь: дома нет. Когда осознаешь все в полной мере: бытовая техника, кровати детские, столы, школьные принадлежности, одежда — теперь у нас ничего нет. Здесь накатывают разные состояния.
Юлия рассказывает, что теперь ей еще и снится война, страшно, что все, случившееся с ней и детьми, может повториться. О произошедшем 3-го марта напоминают раны. Но об этом девушка старается не думать — говорит, смирилась со всем.
— Ухо болит — спать на нем нельзя, если сильно заденешь — больно. Болит и немеет вся рука. Сказали, еще месяца три так будет. Мне страшно за мужа, который остался там. Еще у меня появился такой, знаете, синдром беженца: чувство вины, что люди остались там, а я здесь. Мне предлагают уезжать в Европу — так это вообще как будто я брошу Украину! Но у меня трое детей, их надо спасать. Я в полной неизвестности: уезжать из страны одной с тремя детьми еще и страшно. Никого не знаю, там другой менталитет, — не успевает договорить собеседница.
К концу нашего разговора вокруг нее собрались и играют дети.
— Они задают очень много вопросов! Боятся, что все повторится, спрашивают, когда все это закончится, почему и зачем все происходит. Слышали от взрослых, что Россия нас хочет захватить, спрашивали: «Когда эта Россия уже уйдет?» Не скажу, что они много про войну говорят. Сразу, когда на нас все полетело в квартире, они испугались за меня, а потом — что у них нет игрушек. Сейчас они снова играют и смотрят мультики — просто боятся резких звуков, боятся, что опять попадет в квартиру. Машина проезжает мимо — они бегут в коридор. Я еле уговорила их спать в кроватях: объясняла, что тут спокойно, тихо, ничего не происходит, хотя на самом деле во Львове же тоже что-то скинули… (18 марта несколько ракет попали в местный авиаремонтный завод и уничтожили здания, обошлось без жертв. 13 марта ракетами обстреляли военный полигон в Яворове недалеко от Львова — погибли 9 человек, еще 57 получили ранения. — Прим. Ред). Видимо, это уже на всю жизнь травма.
— Сейчас у них в основном все есть — вещи принесли волонтеры. Мне тоже, еще жду, пока помогут найти какую-нибудь нормальную обувь. А так, у меня ни носков, ни нижнего белья — ничего нет. Принесли несколько костюмов — надо перемерить то, что подходит, и отдать остальным, потому что сюда приезжает много людей, — перечисляет свой нынешний гардероб Юлия. — Я еще мужу до всего этого говорила: «Надоела вся одежда — хочу ее выкинуть и купить новую». Вот какой «замечательный» повод! Что называется, вселенная услышала мои желания. Сейчас я еще и безработная (смеется). Но хозяйка интернет-магазина, в котором работала, молодец: раздала всю одежду, что была, военным.
Свои мысли о разбитом доме, потере вещей и теперь уже прошлой жизни девушка пишет на своей странице в инстаграм — «чтобы люди знали, что и как происходит». И среди войны, говорит, в ее жизни еще остается место мечтам.
— Я просто хочу, чтобы это все быстрее закончилось. Мы вернемся в Чернигов. Хотя, где у мужа будет служба, там буду и я — не брошу его. Даже если город будет развален, разбит, потому что его продолжают бомбить. Хочется снять хоть какую-нибудь квартиру, если хоть что-то там еще останется, или купить ее, не знаю, каким образом и чудом, и жить там со своей семьей. Все построим заново — в городе, в Украине. Хочется жить в своей стране, и что бы нас просто больше никто не трогал, — напоследок произносит Юлия.