Белоруска Юлия и украинка Наталья никогда не были знакомы друг с другом, у них разный возраст, профессии и даже быт. Но объединяет их одно — обе каждый день с волнением ждут сообщений от своих мужей. Обе переживают, когда те уходят на задание. О том, каково ждать супругов с войны, «Зеркало» поговорило с женами белорусов, которые защищают Украину. Потому что война — это не только про тех, кто на поле боя, но и тех, кто их очень любит.
«Я не хотела его никуда отпускать. Это же война!»
— Чтобы никто не плакал, прощание было коротким. Обнялись, поцеловались. Дима сказал: «Я вернусь, все будет в порядке» и быстренько ушел. Старший сын в это время находился в школе, младший в саду. Мужу так было легче, — вспоминает Юлия, как провожала супруга на войну.
Юлия — жена Дмитрия Кулакова, того самого политзаключенного, который сбежал с «химии» в Литву, а теперь воюет за Украину. Женщина с двумя детьми ждет его в Вильнюсе. Их старшего сына зовут Иван, ему 11 лет, младшего — Ярослав, ему четыре.
— Нас с Димой познакомила его двоюродная сестра. Ему тогда было 17, а мне 18. Помню, он пригласил меня на день рождения, а месяца через три предложил встречаться. Он мне понравился, и я согласилась. Дима потом признавался, что не думал, мол, это на всю жизнь. Я, если честно, тоже, но вот уже 13 лет мы вместе, — рассказывает Юлия. — Говорят, противоположности притягиваются. Это про нас. У него взрывной характер, а я, наоборот, человек спокойный и терпеливый.
До выборов 2020-го мы жили в Шумилино. Он занимался строительством, а я работала на сырзаводе. Летом у меня было плохое предчувствие. Помнила, что происходило после выборов в 2010-м, и понимала: Дима же за справедливость и молчать не станет, а значит, есть вероятность беды. Он собирал подписи за Светлану Тихановскую, расклеивал листовки в поддержку Никиты Емельянова.
Однажды я его попросила: остановись. Он ответил, что взрослый человек и может решать все сам. Меня это, конечно, задело, но он продолжил: «А если, предположим, на работе тебя будет что-то не устраивать, ты тоже будешь молчать?» «Нет», — ответила я, и к этой теме мы больше не возвращались.
9 августа мужа задержали на 10 суток. Что делать, я не знала, писала знакомым, они успокаивали и объясняли, как собирать передачи. Тогда я общалась с начальником нашего РОВД. Он мне сказал, ваш муж, наверное, попал в секту, и начал рассказывать про «Весну» (правозащитный центр. — Прим. ред.). Я удивилась и ответила, что во всем поддерживаю Диму.
Когда мужа задержали второй раз, уже по «уголовке», мне было проще. Я знала, нужно искать адвоката. Хотелось сделать для Димы что-то полезное.
— Перед тем, как убежать с «химии», муж попросил вас выехать из Беларуси. Какой была ваша первая реакция на такую идею?
— Я не сразу согласилась. Мне было страшно ехать в чужую страну, да еще и с двумя детьми. Два месяца он меня уговаривал, получилось. В Литву мы приехали 10 июля. Первое время в Вильнюсе было сумасшедшим. Я искала сыновьям школу и сад. А потом стало известно, что муж сбежал с «химии». Связи у нас не было, боялась, его поймают. Когда он оказался в Литве, у меня словно камень упал с плеч. Радости не было предела.
Полгода мы жили спокойно. Делали документы. Дима подрабатывал на стройках, а я контроллером качества на производстве. В декабре муж впервые заговорил о войне. Сказал, если что-то случится, он, наверное, поедет в Украину. Я тогда ответила: «Не горячись, может, все обойдется».
24 февраля он снова вернулся к этой теме. Я не хотела его никуда отпускать. Это же война! Понимала, что произойти там может всякое. В Великую Отечественную у моей бабушки двое братьев не вернулись с фронта. Я боялась за него, уговаривала остаться. А потом сама начинала читать новости, понимала: хочется как-то помочь украинцам, но как? Эта беспомощность убивала, так я смирялась с тем, что мужа придется отпустить.
— Помните, как Дмитрий сказал: «Все, я уезжаю»?
— Нет, тот момент словно стерся. Помню только, как мы со старшим сыном ждали его под украинским посольством. Муж ходил узнавать, как ему пройти границу.
— Вы ему не предъявляли, мол, как это ты оставляешь меня в чужой стране с двумя детьми?
— Говорила. Он отвечал: «Ты же у меня молодец, ты все выдержишь». Дима такой человек, если что-то решил, то уже безвозвратно.
Когда он уехал, мне пришлось срочно искать работу. Подходящий вариант был только один, но, так как получались накладки по времени с детским садом, от предложения пришлось отказаться. Сейчас я занимаюсь на курсах, учусь на кондитера, так что пока мы живем на пособия по беженству и детей до 18 лет.
— Как вы детям объясняли, куда исчез папа?
— Старшему муж сам сказал, а младший думает, что папа в командировке. Мы же созваниваемся с Димой по видеосвязи. В последние недели у Ярослава появились разговоры о том, что папа скоро вернется, заберет его из сада, и они поедут кататься. Он уже очень скучает.
— А Иван?
— Димин отъезд он воспринял спокойно, но по поступкам я видела, он переживает. Может, где-то даже злится на мужа. Случалось, Дима звонил, я звала его с папой поговорить он отвечал, что учит уроки или читает. Попросила его как-то: ты, если на папу обижаешься, скажи ему. Тогда он признался, что немного злится. Ему непросто, что папа снова не рядом, но постепенно он это принимает.
— Пока муж в Украине, какие моменты для вас были самыми сложными?
— Когда муж уезжает на задания и не берет телефон, и ты не знаешь, что с ним. В эти дни я стараюсь загружать себя по-максимуму. Пеку, учу литовский. Стараюсь не думать, где он. Почему? Потому что мне нельзя сдаваться. А от моих страданий Диме помощи нет. Лишь однажды я сорвалась. Это случилось, когда вечером у младшего сына поднялась температура до 39. Сбить ее не получалось. Пришлось вызвать скорую. Нас увезли в больницу, ребенок плакал. К часу ночи, когда у Ярослава взяли все анализы, нас отправили домой. Дома я написала мужу: «Дима, ты уже немножко помог Украине, теперь вернись и мне помоги». Мое сообщение он прочел только утром. Я к этому моменту уже отошла и успокоилась.
— Уговариваете его вернуться?
— Нет, но каждый раз, когда звоню, спрашиваю: Дима, может, там уже все заканчивается? Он отвечает, что война не закончится, пока не закончатся российские солдаты.
— Что скажете, когда он вернется к вам после победы?
— Что я его люблю и больше никуда не отпущу, как бы он ни хотел.
«Весь день муж не мог найти себе места. Постоянно повторял: «Куда мне идти помогать? Где тероборона?»
Наталья и Александр (по просьбе героев публикации имена изменены) познакомились в Одессе. Она из Киева, он из Минска. Курортный роман перерос в полтора года отношений на расстоянии. Ближе к 2020-му пара решила: Саша переезжает к Наташе, и подала заявления в ЗАГС. Свадебные планы нарушил COVID-19, затем в Беларуси случились выборы, Александра задержали. Попасть к любимой женщине он смог только осенью.
— Мы расписались, жили в Ирпене. У меня была своя языковая школа, Саша устроился в организацию, которая помогала белорусам, переезжающим в Украину, — вспоминает Наталья. — Все складывалось хорошо, но мыслями муж постоянно возвращался в Минск. В остальном же все у нас было прекрасно, ведь мы так долго ждали, чтобы оказаться вместе.
Муж моей сестры военный. За неделю до 24 февраля их предупредили, что нужно быть наготове. Конкретики не озвучивали. Мы с Сашей думали, если что-то и случится, то на востоке Украины, но на всякий случай собрали тревожный чемоданчик и заправили машину.
24 февраля я проснулась в 5 утра. Вдалеке что-то взорвалось, но я даже не сопоставила это с войной. У нас собака, она очень боится шума, стала громко лаять. Я подумала, нужно вставать, готовить завтрак, открыла новости, а в них — война. Сразу мы не осознавали, что происходит. Ощущение чего-то нехорошего появилось только к трем дня, когда над нашим домом стали низко летать самолеты. Мы с Сашей и сыном пошли к моей сестре. Она тоже живет в Ирпене, но мы на пятом, верхнем, этаже, а она на первом.
Весь день муж не мог найти себе места. Постоянно повторял: «Куда мне идти помогать? Где тероборона?» Мы написали знакомым, спросили. Его направили в ближайший военкомат, который находился в Буче. Добираться туда на машине было стремно: люди массово выезжали из Киева, дороги стояли в пробках. Муж посмотрел по карте: пешком до туда где-то полчаса, и пошел. Не скажу, что я сильно волновалась. Рассуждала, максимум, что ему придется делать, это строить баррикады и готовить коктейли Молотова.
— Как думаете, почему для него было так важно идти помогать?
— Стоять в стороне — это не про него. К тому же, у него украинские корни. Он очень любит Украину. А еще, мне кажется, для него было важно защищать меня и сына — свою семью, и Ирпень — место нашей счастливой жизни. Через пару часов муж вернулся. Сказал, у военкомата стояла большая очередь из украинцев. Когда дошли до него, он показал ВНЖ, ему ответили: «Иностранцев не берем». Я решила: все, что ни делается, к лучшему.
Оставаться в городе становилось опасно, и 25 февраля мы семьей и с моей сестрой поехали к родным в Житомирскую область. В деревне Саша записался в тероборону. С 11 вечера до двух ночи они с местными мужчинами дежурили на улицах, следили, чтобы в окрестностях не ходили посторонние. В принципе, в селе было тихо, но потом стало долетать до Житомира. Дети наших родственников тоже засобирались в деревню. Хатка там маленькая, и нам аккуратно намекнули, что будет тесновато, так что мы направились в сторону границы.
В марте мы были в Польше. С этого момента Сашу словно подменили. Нам следовало найти жилье, работу, податься на документы. Он принимал в этом участие, но мыслями был не здесь. Утром он садился в кресло с телефоном и только вечером вставал. Он не обедал, завтракал и ужинал, казалось, просто механически. Когда я спрашивала, что происходит, он шутил: «Ты быстрее отошла, а у меня вот такая контузия».
Я понимала, с ним нужно что-то делать. Нужно как-то продолжать жить, и уже сама стала на него наседать. Нашла ему работу, договорилась. Он сказал согласился. Но интереса у него это не вызывало. Чуть позже я узнала, к тому моменту он уже подал заявку в батальон Калиновского (теперь полк. — Прим. ред.), ждал, пока его проверят и ответят.
За два-три дня до отъезда он мне сообщил, что поедет в батальон. Первое, что я подумала: где-то в Польше у него служат друзья, и он собирается их проведать. А потом он сказал, что ему нужно купить перчатки, кепку, платок и другие вещи по списку. Я спросила, зачем. Он объяснил, и лишь тогда до меня начало доходить, про какой батальон идет речь. Отговаривала, а он отвечал, что уже не может отказаться.
— Что у вас было на душе, когда вы поняли, что муж собирается на войну?
— Тогда было так много разных эмоций. Мои родители оставались в Киеве, Ирпень лишь начали освобождать, и тут муж мне говорит про батальон. Организм просто отказывался на это как-то реагировать. Я приняла Сашино решение, потому что видела: он тут не живет, а существует. Думала, может, он встретится с ребятами-белорусами, и ему станет легче. К тому же он рассказывал про какое-то обучение в Варшаве. Я успокаивала себя тем, что, пока это обучение закончится, может, и война завершится. Всегда ведь стараешься думать о лучшем.
Когда я провожала его в Варшаву, он сказал: «В 2020-м я потерял возможность быть в своей стране, а теперь — в нашей. Просто сидеть в Польше я бы не смог». В тот момент я до конца не понимала, что буквально через день-два он окажется в Украине.
Все время после отъезда он меня успокаивал. Говорил, что сразу на передовую их никто не бросит. Я слышала, как поменялось его настроение. Он воспрял, даже звучал по-другому. От этого моя душа успокаивалась. Он был в восторге от ребят и команды. Каждый вечер рассказывал, что бойцы — это люди разных профессий, есть с кем и о чем поговорить. Мне кажется, он даже внешне поменялся.
— И как теперь проходит ваша жизнь, когда муж стал служить в полку?
— Связываемся каждый день. Я у него попросила, если нет возможности позвонить, хотя бы написать одно слово, чтобы я знала, он на связи. Не так давно у него был день рождения. В польском городе, где я нахожусь, много украинок, все они приехали без мужей. Женщины, у которых есть возможность, ездят на свидание к супругам во Львов. Я Саше тоже закинула предложение встретиться. Он ответил, что спросит. Я еще подумала, ну кто его отпустит? А его отпустили. И у нас были выходные во Львове. Тут я увидела уже своего мужчину. Уверенного в себе. Такого, каким я его всегда знала.
После тех выходных его отправили на первое боевое задние. Отправили далеко. Мне очень тревожно. Иногда у меня случаются срывы. Вот недавно сорвалась… А он просит не переживать. Выбирает слова, чтобы я поменьше волновалась.
Каждое утро я начинаю с просмотра телефона. Знаю, там должно быть от него «Доброго ранку». Сегодня сообщение от него пришло где-то около 5 утра.
— Бывало, что сообщения долго нет?
— Нет, такого не было. Надеюсь, что этого не будет. Не хочу, чтобы был такой день.
— А почему сорвались?
— Бывают такие моменты, когда держишься, а потом оно все равно тебя догоняет, и нужно выплакаться. Так случилось и тогда. После этого я всегда думаю, что ему там и так плохо, а я еще подбрасываю огня, но Саша спокойно реагирует. Хвалит меня, рассказывает, что не концентрируется на плохом, а, наоборот, рисует себе будущее. В этом будущем мы скоро поедем отдыхать в Турцию, а потом в Беларусь. Это меня успокаивает.
А еще мы начали переписываться по-украински, хотя раньше говорили по-русски. Он тоже мне старается отвечать по-украински, но у него получается украинско-белорусско-русская мешанка. Для нас эта переписка, словно какое-то возвращение в прошлое. В то время, когда наши отношения только начинались, и мы писали друг другу из разных стран. Конечно, мысли теперь другие, но слова те же. Я все также печатаю ему — «любимый мой».
Ко дню его рождения я записала небольшое видео. Хотелось много чего сказать, а еще проговорить то, что не успела озвучить, провожая его из Польши. Тогда, не скрою, у меня была внутренняя обида. Я не понимала, почему так, почему он меня оставляет? А сейчас я уверена, что он принял правильное решение. И теперь это не только его путь, но и мой.
— За время войны в полку погибли уже шесть человек. Что с вами происходит, когда появляются такие новости?
— Я стараюсь не читать новости. Стараюсь больше работать и не думать о плохом. Знаете, мы так долго ждали, пока будем вместе, так долго к этому шли. И вот нас снова разлучили. Но, наверное, тот, кто выше, решил, что мы должны пройти какие-то трудности, чтобы потом еще больше ценить то, что у нас есть.
Пока готовился текст, Наталья вернулась в Ирпень. С Александром они пока не виделись.
