Мама Юрия Арошидзе украинка, папа грузин, сам он родился, учился и даже армию отслужил в Беларуси. Сейчас молодой человек живет в США, где вместе с украинским врачом-протезистом Яковом Градинаром создал платформу Protez Foundation, которая помогает с установкой протезов украинским военным, пострадавшим в боях за освобождение своей страны. О том, почему Юрий решил уехать из Беларуси, и как получилось так, что на другом континенте он стал активно помогать украинским военным, бизнесмен рассказал «Салідарнасці».
«Армия стала той самой последней каплей»
— В 1994 году после распада СССР родители решили переехать из Украины в Беларусь, где я и родился. Жили мы в Несвиже, там окончил школу, оттуда уходил в армию, — рассказывает наш собеседник. — И вот армия стала той самой последней каплей для принятия решения об отъезде из страны.
— А что такого страшного там произошло?
— До армии я много чем занимался, развивался, а на эти полтора года жизнь словно прекращается, и ты деградируешь.
Обучения там никакого нет, ни о каком поднятии боевого духа, мотивации речи не идет. Возможно, есть спецподразделения, там, быстрого реагирования, где ведется какая-то подготовка. Но в большинстве частей совершенно ничего не происходит.
Я служил в 2015—2016 годы, за это время прошел Печи, Могилевскую и Слуцкую части. Практически везде сталкивался с дедовщиной.
Во время моей службы в Печах один парень застрелился, второго офицер ударил, повредив внутренние органы. Еще один пытался повеситься.
На мой взгляд, белорусская армия — это не про долг, честь и достоинство. Это бесполезная трата времени. По своему опыту могу сказать, что это место, где ты круглые сутки чувствуешь унижение.
Я посетил много стран, видел, как живет и развивается мир, и понимал, что белорусская армия — это даже не прошлый век.
— А как же «Искандеры» и прочее из того, чем постоянно хвастаются во время всяких учений?
— Возможно, это вооружение где-то и есть, но не всем срочникам о нем даже рассказывают, не то что показывают. Никаких профессиональных навыков во время службы в армии я не приобрел.
Все инструктора, офицеры — это люди, которые фактически кроме этой армии ничего не видели. Многие, с кем сталкивался, вообще из глубинки, дальше райцентра никогда не выезжали, отслужили, подписали контракт и остались.
Соответственно, в жизни они ничего не добились, но понимают, что по должности имеют превосходство над солдатами, и этим пользуются.
Собственно, там, как и в стране, все построено не по принципу созидания, а по принципу силы: кто сильнее — тот и прав.
Уволившись из армии, я сразу попал на митинги "тунеядцев". И это еще больше укрепило меня во мнении, что перемены в этой стране наступят нескоро.
60 военных и 176 протезов
В 2018 году Юрий вместе с семьей переехал в США, где к тому времени уже жил его родной брат.
— Сначала было сложно, Америка все-таки дорогая страна. Работал на стройке, с партнерами пытался открыть в Минске маленькое кафе, но оно не пережило пандемию.
Потом у меня появился небольшой траковый бизнес. Он у меня остался, компания работает параллельно. А сам я теперь полностью занимаюсь фондом Protez Foundation.
Когда началась война, в США ехало много украинцев. Мы с партнерами сразу организовали волонтерский штаб и стали помогать, чем могли: людям в чужой стране надо было делать документы, найти жилье, устроиться на работу, также снабжали едой, предметами гигиены и т.д.
Но все это время у меня из головы не выходила одна история, которая произошла еще до войны. Нашу семью попросили приютить парня из Днепра, который приехал в США ставить протезы. Ногу ему ампутировали в детстве из-за травмы.
У нас большой новый дом, комнат много, конечно, мы его приняли. И я сопровождал его в клинику. Так познакомился с врачом-протезистом Яковом Градинаром.
Он тоже оказался украинцем, окончил Ужгородский университет и уже 16 лет живет и работает в США. К моменту нашего знакомства Яков был маркет-президентом клиники в Миннеаполисе. Тогда земляку он вообще сделал протезы бесплатно.
И вот уже во время войны я позвонил Якову и спросил, не хотел бы он точно так же помогать украинским солдатам. И тот сразу ответил, что только об этом и думает!
Помню, как несколько ночей напролет мы с ним проговорили, разрабатывая план. Протезирование — дорогостоящая процедура, понятно, что с самих пациентов мы оплату брать не собирались, значит, деньги нужно было найти. Кроме того, Америка — закрытая страна, просто так сюда всех не привезешь.
Мы ломали голову над кучей организационных вопросов, до конца не понимая, сможем ли все разрешить. Ни я, ни Яков не были какими-то известными людьми, которые могли быть вхожи в любые кабинеты, чтобы обратиться за помощью.
Несколько месяцев ушло на подготовительную работу, прежде чем в мае мы приняли первого пациента.
— Сейчас вы уже не можете сказать ни о себе с доктором, ни о самом фонде, что вы малоизвестны.
— Сейчас мы являемся самой большой площадкой в мире по протезированию солдат. В Миннеаполисе у нас большая клиника, в украинском городе Свалява недавно открыли сервисный центр по бесплатному обслуживанию наших клиентов.
На его базе хотим сделать и реабилитационный центр для тех, кто не смог надолго остаться в Америке и будет проходить реабилитацию дома. Еще один сервисный центр планируем открыть в Киеве.
Почти 60 военных и двое детей уже получили у нас 176 протезов. Поскольку у многих несколько ампутаций, мы им протезируем все. Плюс некоторым ребятам делаем сразу разные виды протезов: домашний, беговой, для ходьбы и т.д.
Когда начинали проект, для Якова было принципиально делать военным протезы такого же класса, как и американским пациентам. А уровень протезирования здесь очень высокий.
— Вы сказали, что с пациентов не берете оплату. А за счет чего живет ваш фонд?
— Полностью за донаты, как простых людей, которые хотят помочь украинцам, так и разных бизнесов. К слову, Украина всем своим военным выделяет средства на протезы.
Но мы и эти деньги не берем, оставляя за ребятами право в будущем, если они захотят, сделать протезы еще и в другом месте за эти государственные квоты, которые у них сохраняются.
Все общение с нашим фондом, начиная от оформления документов, дороги и самих процедур, покрываем мы. Единственное, если человек уже поставил себе протез, мы будем вынуждены ему отказать по той причине, что у нас на сегодняшний день почти 800 заявок от людей, у которых вообще нет никакого протеза. Таковы правила фонда.
«Украинские пограничники, увидев белорусский паспорт, спросили: "Зачем приперся?"»
— Тяжело ли вам общаться с ребятами, которые прилетают к вам за помощью? Наверняка, кроме физических травм, у них еще и тяжелое моральное состояние?
— Поскольку я сам занимаюсь отбором и дальнейшим сопровождением наших пациентов, то знакомлюсь буквально с каждым и, конечно, слушаю их истории. Все они очень страшные.
Один парень, например, который у нас находится сейчас с четырьмя ампутациями, был в плену на территории Беларуси. Человек просто гнил в каком-то подвале. Ему 21 год, и у него в том подвале отмерзли и ноги, и руки.
Был парень, которого россияне подобрали раненым и просто зверски пытали, повредив кости… бензопилой. Таких жутких моментов много, к сожалению.
У нас есть двое деток. Мальчик из Мариуполя 12 лет без ноги. Снаряд прилетел во двор его дома, когда он там находился.
Еще один мальчик 9 лет из-под Киева вместе с родителями и братиком во время бомбежки бежали в подвал. Его отец и братик погибли, а ему оторвало руку.
Мы сделали протезы этим ребятам, сейчас они здесь ходят в школу, учатся, адаптируются, им некуда возвращаться. И поскольку они растут, им нужно будет менять протезы несколько раз.
Если говорить про моральное состояние украинцев, то они меня просто поражают — и своим желанием быстро встать на ноги, и стремлением как можно раньше вернуться домой.
Помню, как мы были напряжены, ожидая первую группу. Не знали, как себя вести с этими людьми. Но когда познакомились, поняли, что у них еще можно поучиться оптимизму.
Буквально каждая группа — это очень мотивированные, активные и позитивные ребята. Никаких депрессий, никаких сожалений мы у них не замечали. Они постоянно улыбаются, шутят, не стесняясь черного юмора в отношении себя.
Например, для них нормально посоветовать парню, у которого нет двух ног, постирать носки или еще что-то в таком роде.
Они шутят 24 на 7, юмор — неотъемлемая часть их жизни. Сломать морально таких людей просто невозможно.
Тот парень, у которого после плена ампутировали и руки, и ноги, даже не собирается отчаиваться. Он нам объяснил: «Я не погиб на поле боя, меня не убили в плену, как я могу сейчас грустить? Радоваться надо, теперь у меня три дня рождения!»
— Вы недавно побывали в Украине, какое впечатление она сейчас у вас оставила?
— Вообще раньше я там бывал часто, потому что бабушка и дедушка жили как раз в Донецкой области. Сейчас в тех местах очень тяжелая обстановка. Дедушка умер еще до всех событий, а бабушку мы забрали сначала в Беларусь, а теперь перевезли уже в Америку.
Несколько последних лет я не мог туда приехать, поэтому сейчас ехал с особым чувством. Хочу сказать, что еда в Украине как была самой лучшей, так и осталась.
Увидел, как много качественных дорог там появилось, как кардинально поменялась инфраструктура. Понятно, что я был на Западе, где война ощущается только во время сирен и когда видишь блокпосты.
— Приходилось ли вам после начала войны оправдываться за то, что вы белорус, во всяком случае, по паспорту?
— Так и есть, и мне очень стыдно за то, что с нашей территории летели ракеты, что у нас в подвалах могут умирать в плену украинские парни.
Я родился, когда Лукашенко стал президентом, и вся моя жизнь в Беларуси прошла при нем. И я себя в том числе считаю полностью ответственным за то, что этот человек все еще у власти.
Последний раз в Украину я въезжал все еще с белорусским паспортом, и пограничники, увидев его, очень бурно реагировали: «зачем приперся», «тебя здесь не ждут» и прочее.
Меня завели в комнату для допроса, и там я рассказал, кто я и что делаю. И после мы уже очень тепло общались, никаких обид я не держу на этих людей.
— Благодаря именно таким людям, как вы, мы по крупицам возвращаем к себе доброе отношение, на деле объясняя разницу между властью и народом.
— Кстати, от военных, которые к нам приезжают, я не слышал ни одного упрека. Почти все знают о наших протестах и все понимают.
«Белорусы все равно не смогли бы победить»
— Хотелось бы поговорить с вами и о наших событиях. Вы уехали из страны разочарованным. Изменилось ли ваше отношение к белорусам в 2020-м?
— Я был в шоке от того, что происходило: не спал, не ел, смотрел новости параллельно по нескольким экранам. Не ожидал, что такое возможно в Беларуси. Была надежда, конечно.
В тот момент я еще не имел возможности выезжать из Америки, поэтому помогал финансово.
— То есть вы и есть тот американец, который финансировал протесты! Наконец, мы его установили.
— Нас была целая группа, мы собирали деньги и на штрафы, и на переезд тем, кто вынужден был бежать из страны. Мои знакомые, друзья тоже принимали участие в протестах. К сожалению, некоторые попали за решетку, большинство уехало.
Честно говоря, тогда был даже немного разочарован, что так все обернулось. Но когда началась война в Украине и я увидел более масштабную картину происходящего, понял, что белорусы все равно не смогли бы победить. Перейди они в 2020-м какой-то рубеж, и в Беларуси случилось бы то, что сейчас в Украине.
— Планируете ли вы оборвать все связи с нашей страной?
— Все-таки белорусы и россияне — два разных народа. Я это понял окончательно, когда во время войны пытался общаться со знакомыми из РФ.
Белорусы гораздо больше готовы к переменам, и шансов у них больше, чтобы эти перемены настали.
Так вот, если политическая ситуация изменится, народ изберет новую власть, я с удовольствием буду помогать и опытом, и информационно, и инвестициями.