После объявления мобилизации в России началась сильная волна миграции, многие мужчины переезжали в Беларусь, куда добраться намного дешевле и проще. Россиянин, который тоже решил спрятаться от возможного призыва на войну и уже восемь месяцев находится в нашей стране, рассказал «Зеркалу», как складывается его жизнь здесь.
Имя собеседника изменено в целях его безопасности. Его данные есть в редакции.
«Остальной мир от нас вроде как открещивается, поэтому пока пытаемся закрепиться здесь»
Несколько лет назад Андрей женился на белоруске, купил квартиру в ипотеку в Подмосковье, куда к нему переехала жена. Практически сразу, как в России объявили мобилизацию, 30-летний россиянин собрался уезжать. В Беларуси у его супруги оставалась семья, поэтому решили остановиться у ее родителей в одном из областных центров.
— Я работал в международной компании, и у нас еще летом было массовое сокращение, осталось буквально несколько человек. Я тогда лишился работы, а к сентябрю еще не нашел новую, — рассказывает мужчина. — Тут объявляют мобилизацию. И я понимаю, что находиться в России не очень безопасно, потому что меня задерживали на акциях протеста в первые дни войны, потом к нам периодически приходили из МВД. А еще я сержант запаса, то есть подходил под все критерии.
Финансовое положение нам не позволяло куда-то далеко ехать: виз у нас с женой нет, чтобы попасть в зону ЕС. В ту же Грузию еще надо долететь, а там устроиться на месте. Уже тогда, помню, билеты стоили 100 000 рублей (около 3670 белорусских. — Прим. ред.), когда в Беларусь на поезде мы нашли за 4000 (146 белорусских. — Прим. ред.). К тому же тут можно было задержаться немного: не надо заморачиваться с поиском квартиры, миграционное законодательство предусматривает 90 дней свободного нахождения на территории. И мы решили, что лучше здесь, чем в России. Остальной мир от нас вроде как открещивается, поэтому пока пытаемся закрепиться здесь.
Первое время Андрей еще беспокоился, что его начнут искать на родине и подключат белорусских силовиков. По этой же причине сразу не легализовывался в стране. В итоге это вылилось в проблему с работой: устроиться за это время парень так и не смог:
— Сначала мы пытались все из-под полы делать, как будто меня здесь нет, чтобы меня никто не искал. Поэтому на обычную работу отклики и были, но с мигрантом без регистрации никто связываться не хочет, даже если работать нелегально. А удаленно устроиться не получилось: для работы в IT, видимо, у меня опыта не хватает, может, еще что.
После сокращения в России фирма выплатила мне семь окладов, и этих денег хватило довольно надолго, плюс у меня были небольшие запасы. Моя жена здесь устроилась на работу, а живем мы у ее мамы, не платим за коммуналку, аренду — только еда и мелкие вещи какие-то. В этом плане, конечно, я как паразит.
Андрей говорит, что всю жизнь зарабатывал сам и без дела сидеть не привык, поэтому сейчас такое положение переживает тяжело.
— По факту ты единственное, что можешь делать, — какие-то домашние дела, наводить порядок. Я уменьшил свой паек, похудел. Стараюсь максимально сделать все, чтобы жена, приходя домой, ни о чем не заботилась, все было под ключ, — смеется мужчина. — Всех вроде бы устраивает по большей части такая ситуация. Когда жена и теща возвращаются, уже все куплено в магазине, приготовлено, убрано, домашние животные накормлены — они просто могут отдыхать. Готовить я умею: мои родители в разводе, я жил с отцом и сестрой, поэтому в основном домашние хлопоты всегда были на мне. С той же готовкой, кстати, я за это время даже немножко деградировал, потому что уже не могу купить тот ассортимент продуктов, что раньше.
Еще я помогаю присматривать за дедушкой и бабушкой жены, два раза в неделю хожу там убраться, купить продукты. Они уже привыкли ко мне. А мне помощь не в тягость: это все-таки люди преклонного возраста, физически многое не могут сами, поэтому я просто делаю то, что могу, и получаю от них радость, благодарность.
«В анкете был вопрос, являюсь ли я террористом и известно ли мне о готовящихся терактах»
Недавно парень все-таки решился стать более «заметным» для госорганов и подал документы, чтобы получить разрешение на временное проживание в Беларуси. Легализовавшись, он надеется наконец устроиться на работу:
— Жду, когда будет регистрация, чтобы уже побежать что-то искать. Хотя в Беларуси это оказалось сложнее. Когда мы жене в Подмосковье делали регистрацию, никаких документов особо не надо было — просто пришли в отдел по миграции, я как собственник квартиры подал заявление, как обоснование мы предоставили свидетельство о браке. И все делалось за день. А здесь такой процедуры не предусмотрено, сначала нужно разрешение на временное пребывание, еще надо заплатить госпошлину. И при этом ты ждешь месяц, пока все рассматривается.
При подаче документов Андрею дали заполнить две анкеты: о браке и, как объяснили россиянину, «статистическую». В обеих некоторые вопросы парню показались странными:
— Статистическая, я думаю, единая для всех — и для меня, и для студентов из Китая и Индии. Но когда ты, помимо причин въезда, указываешь, что у тебя нет знакомых в армиях стран ЕС и НАТО, это довольно интересный момент. Еще был вопрос, являюсь ли я террористом и известно ли мне о готовящихся терактах на территории Беларуси, про политические взгляды тоже спрашивали. Остальное — как обычно: трудовой стаж, образование, семейное положение, родственники, есть ли судимости на родине.
Но больше меня удивила анкета по браку. Сначала нам сказали, что нужно заполнять ее отдельно: сперва я захожу в кабинет, потом жена, мы указываем информацию друг о друге, а затем сравниваем ответы. И тут, знаете, очень сложно написать, в каком году и какую школу твой партнер окончил или сколько лет его родственникам. Правда, сотрудники посмотрели, что мы в браке уже больше пяти лет, поэтому нам просто разрешили в коридоре двоим заполнить.
С момента переезда Андрей не был в России. Он не знает, искал ли его участковый за время, пока он не появляется по адресу прописки, но жена, приезжавшая на некоторое время, повесток в почтовом ящике не нашла. Сам россиянин возвращаться пока не собирается. Шутит: если не депортируют или не откажут в разрешении на проживание.
— Ностальгия накатывает, бывает. Я скучаю по родне: уже больше года не виделись. По нашей квартире скучаю, по работе: я всегда знал, что отработал, в конце месяца у меня есть деньги для существования. А тут мое положение — что на шее сижу — очень давит. Хочется приносить хоть что-то и давать лишнее послабление для жены, — объясняет собеседник. — Вообще я в таком подвешенном состоянии: есть квартира в Подмосковье, но она в ипотеке, которую нужно как-то платить. Вроде бы большая часть суммы лежит на карточке, но тоже есть вопросы. Вот в России приняли закон с электронными повестками, когда главы регионов могут сами принимать решение по ограничительным мерам для тех, кому эта повестка направлена. И ты думаешь: а твоя это квартира или, может, скоро и нет? Столько лет горбатился ради нее, сейчас должен бы начать жить, а в итоге сильно откатываешься назад. Уже и не такой молодой и энергичный, не так радостно на все смотришь, чтобы начинать сначала.
«Если будет выгодно вернуть всех под какой-нибудь очередной кредит или еще что-то, думаю, начнутся поиски»
Парень говорит, что не может не переживать из-за войны в Украине и происходящего в его родной стране. Это тоже накладывает отпечаток на его психологическое состояние.
— Морально тоже тяжело. Где-то в июне 2022-го, если не раньше, я уже был в затяжной депрессии — проявлялись общий моральный упадок, отсутствие сил. Когда приходил домой с работы, на которой мы уже в основном просто просиживали, — проводил время на полу, там хоть какая-то прохлада. Учеба, поиски работы отошли на второй и третий планы, потом был переезд в Беларусь. Сейчас дела зашевелились немного, и есть небольшой подъем настроения, — говорит собеседник. — В повестку сложно не погружаться. Это не о том, что, если я не узнаю, как ночью обстреляли Харьков, все станет хорошо. Люди давно умирают каждый день, ситуация просто ужасная. Но от новостей буквально зависит, что будут «выкидывать» в России. И штурм в Белгородской области, и заявления ЧВК Вагнера, что будут уходить из Украины в Африку (об этом заявлял Пригожин в феврале 2023 года. — Прим. ред.), и маячащее контрнаступление, о котором говорят чуть ли не с января. Это все рано или поздно даст о себе знать. К тому же и в Беларуси про 2020-й никто не забыл. У вас то увольняют людей, то задерживают тех, кто где-то был замечен. Так что, как говорил Лукашенко, живем в центре Европы.
В целом парня жизнь в Беларуси устраивает: магазины похожи, базовый набор продуктов такой же, а транспорт, по его словам, более доступный и стабильный. Из минусов, шутит Андрей, жарче, чем в Подмосковье. Но сейчас россиянин не исключает возможности, что ему придется вернуться домой, хотя в нынешней ситуации и не хотелось бы:
— Свое будущее я все-таки, наверное, связываю с Россией. Но возвращаться туда буду, разумеется, когда все закончится. Или когда откажут в регистрации (смеется). Взрослый мужик, которого тянет жена, — такое себе. Нагрузка, когда один человек работает за двоих, тяжела.
В самой России сейчас куча зэков, которые помилованы и теперь свободно гуляют по улицам, полицейских репрессий стало больше. Но что еще делать, куда еще возвращаться, чтобы можно было жить как-то и обеспечивать семью? С войной все катится в одну большую дыру, и чем быстрее этот ком начнет разваливаться, тем быстрее общество начнет обращать внимание на то, что в своем огороде, а не на то, что за забором.
Андрей думал и о том, что дома, если все-таки придется вернуться, его может ждать повестка. Но он уверен, что военкоматы смогут дотянуться до него и других граждан РФ в Беларуси, если им это понадобится:
— Я не ощущаю, что совсем убежал от Российской Федерации. Просто пока тут власти своими проблемами занимаются. Но если будет выгодно вернуть всех под какой-нибудь очередной кредит или еще что-то, думаю, начнутся поиски. Поэтому я тут долго и находился на птичьих правах, не отсвечивая. Дальше что будет, то будет.
Если вернусь и придет повестка — ну, в любом случае это уже будет немножко другая ситуация, более понятная, чем находиться в чужой стране с непонятным правовым статусом. Если меня отправят на войну, никого убивать я не собираюсь ни при каких условиях, даже если это будет самозащита: это нарушение собственных гуманных границ. Я, скорее всего, просто окажусь мертвым грузом, стану тем «двухсотым», за которого они должны будут отчитаться деньгами (смеется). Так что, скорее всего, лучше уже тюрьма.