В сентябре бывшего контрактника Артема призвали на сборы и решили переучить на снайпера. Военкомат не смутил тот факт, что у молодого человека было плохое зрение и незадолго до призыва он сделал операцию по коррекции зрения. Чтобы не идти в армию и не подвергать опасности свое здоровье, парень решил покинуть страну. Белорус рассказал «Зеркалу» свою историю.
Повестки и медицинские справки, которые подтверждают рассказ, есть в распоряжении редакции.
«К нам в часть на сборы привозили „партизан“. Никто ничему их не учил. Обычная рабсила»
— Они хотели, чтобы на сборах я переучился на снайпера, — рассказывает Артем. — Почему на снайпера? «Потому что молодой», — так объяснили в военкомате. К нам в часть на сборы привозили «партизан» (мы их так называли). Никто ничему их не учил. Обычная рабсила: покрасить, убрать, отремонтировать. Помню, у одного мужика зуб разболелся. Два дня ходил с опухшей щекой. В медпункте ему дали обезболивающее: «Свободен, иди работай». Его спасла дежурная по КПП. Подняла скандал — мужика посадили в УАЗик, отвезли к стоматологу, дали больничный. Я понимал, что со мной будет то же самое.
Парню 23 года. Он служил по контракту в военной части 52 242 рядом с родным городом Молодечно. Весной 2022 года двухлетняя служба закончилась, Артем переехал в Минск и устроился контролером-ревизором на Белорусскую железную дорогу.
— В августе 2023 года я планировал уйти в отпуск, — вспоминает молодой человек. — Накануне начальник приносит повестку в военкомат. Она пришла в отдел кадров: «29 августа явиться в Молодечно, в такой-то кабинет для уточнения данных. При себе иметь военный билет, паспорт». Я насторожился. Дозвонился в военкомат. Там сказали: не волнуйся, приходи, нам надо только обновить данные в твоей учетной карточке.
У Артема на отпуск были планы, поэтому он не стал дожидаться конца августа и поехал в военкомат сразу.
— Встречает капитан. Спрашивает мои данные, на вопросы не отвечает. Мой военный билет прячет в шуфлядку: вы военнообязанный, мы вас призываем на сборы. Я в шоке. Только отслужил — и теперь снова идти в армию, — говорит собеседник.
«Машины я различаю так: одна на колесиках, другая — на гусеницах. Большему не научили»
Артем характеризует два года, которые он отслужил в армии по контракту, как «впустую потраченное время».
— Служить мне совершенно не хотелось, — объясняет белорус. — Но закончилась учеба в железнодорожном колледже, распределение — и меня призвали. Со здоровьем было все хорошо, пришлось идти. Мне предложили отслужить по контракту. Я сначала не хотел, но уговорили родители: «Так будет правильно, вдруг тебе понравится, еще и останешься в армии». По контракту служить два года, но зато есть выходные, зарплата. И я согласился.
Артем получил специальность — «техник по хранению инженерной техники». Правда, говорит, что особенных знаний в этой области не получил:
— Машины я различаю так: одна на колесиках, другая — на гусеницах. За два года моей технической специальности большему не научили. Все, чем мы занимались — подметали и красили. Еще доставали дерьмо из туалетов. Нас, рядовых, специально отправили на такую задачу накануне 9 Мая. В часть приехали чины из Минобороны, начальник инженерных войск, замы и устроили попойку на озере. Туалеты за ними пришлось убирать долго. Тогда же, перед 9 Мая, сажали туи. Мне дали ржавую металлическую хрень (вроде бура) — копай землю. Я вдавил ее ногой в землю — отвалилась деталь. «Дол***б безмозглый!» — закричал ротный. Подскочил — ударил кулаком в грудь. Был еще один случай. Мой сослуживец как-то пожаловался сержанту на лейтенанта: докапывается по пустякам, требует бог весть чего. Сержант наябедничал лейтенанту. Тот пришел, взял моего товарища за горло, ударил в живот: «Что ты тут на меня наговариваешь?»
По словам Артема, в их части никто не обращал внимание на технику безопасности и это приводило к рискованным ситуациям.
— Работал с прапорщикам, — вспоминает он. — Поднимали бетонную плиту с помощью кран-балки. Провод от пульта был очень короткий, я стоял рядом с ним. Прапор говорит: «Пролезь под плитой». Нет, это опасно. «Не боись, за 30 лет никто не покалечился». Лезет сам — тут же кран-балка срывается и падает за его спиной. На складах все лежит неаккуратно, навалено абы как. Однажды на ногу военного с полки упала металлическая деталь. Перелом, дали отпуск, очень просили никому не рассказывать.
Служба Артема совпала с началом войны в Украине. Российское вторжение он осуждает и называет военным преступлением. Однако руководство его части, видимо, так не думало.
— Все были в шоке, — вспоминает молодой человек первые дни после начала войны. — Командир части собрал нас и сказал: если кто-то против «спецоперации» — даю неделю на размышления. Потом можете признаться: вас ждет гауптвахта и увольнение. А увольнение — это аннулирование всей службы. Она не будет засчитана как срочная — и вас призовут заново. Такими увольнениями за какие-то косяки и проступки командир не брезговал и до войны. Одного парня так уволили за три месяца до окончания контракта.
Через пару месяцев после начала войны в часть начали заезжать российские военные. Артем, говорит, за запчастями. И общался с ними только командир.
— От простых солдат их максимально отгораживали, — объясняет молодой человек. — Был в части один водитель с правами категории C и D. Его куда-то отправили, не появлялся месяца четыре. Потом рассказал, что возил солдат на нашем грузовике из России к украинской границе. Очень он изменился после этих поездок. Начал курить и пить. Глаза были ужасные.
«До 35 лет меня могут забирать на сборы еще 5 раз»
После армии Артем устроился на железную дорогу контролером-ревизором. В его обязанности входили проверка билетов, касс, вокзалов, проводников и начальников пассажирских поездов, штрафы за безбилетный проезд.
— На «железке» сейчас неспокойно — постоянные проверки, — описывает ситуацию он. — На собеседовании меня спрашивали, участвовал ли я в митингах, как отношусь к политической ситуации в стране. В целом же — большая нехватка кадров: не хватает кассиров, путейцев, проводников. Но из-за проверок люди ждут трудоустройства по два-три месяца. Заведует проверками заместитель начальника отделения железной дороги. Коллеги говорили, что он выходец из силовых структур. Перед продлением контракта работники «железки» идут к нему на беседу. Он забирает у них телефон, кладет в шкаф, закрывает дверцу. Задает вопросы: чем занимаешься в свободное время, как относишься к власти и нашему «президенту», был ли на митингах, на какие телеграм-каналы подписан.
Первый контракт Артема с БелЖД заканчивался в октябре 2023 года. Он раздумывал: переводиться на другую должность или вообще сменить профессию. На новой работе было ограничение по здоровью: туда не брали людей с плохим зрением. У Артема была миопия слабой степени — минус три.
— Я давно запланировал коррекцию в частном медицинском центре, — рассказывает парень. — Записался заранее (туда было сложно попасть). И вот как раз военкомат. Но в военкомате мне сказали: будешь учиться на снайпера. Я объясняю свою ситуацию — заканчивается контракт, скоро операция. Ответ один: вы кандидат на сборы, нас ничего не волнует. Военный билет мне так и не отдали. За неявку по повестке пригрозили уголовной статьей.
Как мы уже писали, недавний закон увеличил интервал и количество призывов на учебные сборы. Теперь они могут длиться до 60 дней (раньше — до 35 дней), а солдат могут вызывать на них до 5 раз. Артем как раз попал под нововведения.
— Раньше железнодорожникам не приходили повестки, — объясняет белорус. — Видимо, это тоже изменилось с этим законом. Получается, до 35 лет меня могут забирать на сборы еще 5 раз — каждые два года моей жизни меня будут отправлять в армию, непонятно зачем и на какой срок. В военкомате ободрили: «Нечего обижаться. У нас был парень, который пришел со срочной службы, и через две недели его забрали на сборы».
«Не надо прибедняться. Глаза заживают за три часа»
После первой поездки в военкомат Артем вернулся в Минск и пошел на консультацию к офтальмологу. Врач дал добро на операцию. Первого сентября парню сделали коррекцию.
Перед этим Артем позвонил в военкомат и предупредил, что собирается делать коррекцию зрения, а за ней последует послеоперационный период. По телефону его попросили принести справку и пообещали дать отсрочку на сборы.
— После коррекции зрение не становится сразу идеальным, — описывает свое состояние Артем. — Глаза сухие, все двоится, размазано. У меня была повышенная светочувствительность, я постоянно носил темные очки. Врач предупредил: никаких физических нагрузок, особенно первый месяц. Назначил осмотр на первое октября.
Молодой человек вновь поехал в военкомат в Молодечно, чтобы показать справку об операции. Его встретил капитан — не тот человек, который обещал отсрочку по телефону.
— Начались угрозы, — рассказывает о посещении военкомата Артем. — Мол, как вы посмели сделать операцию! Вы кандидат на сборы! Не надо включать дурачка и прибедняться своими глазами! Вы умышленно это сделали, и теперь пойдете по уголовной статье за уклонение.
Артему выдали повестки: на медкомиссию на 8 сентября и на сборы на 18 сентября. Он так описывает свой поход по врачам военкомата:
— Прихожу на медкомиссию. Я по-прежнему в темных очках из-за светочувствительности. Первый врач — окулист. Поздоровался, на меня косой взгляд: «Очки снимите!»
— Прошу прощения, — говорю, — есть справка, что мне провели коррекцию зрения.
— И что? Тут никакого солнечного света нету.
Глазам после операции может причинять дискомфорт и искусственное освещение. Очки не снял.
— Не надо прибедняться, — говорит. — Глаза заживают за три часа.
Проверила зрение. На расстоянии я видел хорошо, вблизи двоилось. Поставила штамп — годен.
— Прошу прощения, а как же отсрочка? Меня отправляют на сборы уже 18 сентября, а 1 октября у меня прием у врача, который делал операцию. Как мне туда попасть?
— Никак. Мы вас посмотрели, у вас все хорошо.
Но меня проверяли только рефрактометром, который замеряет остроту зрения. В медцентре специальным прибором смотрят, как заживает ткань глаза после операции.
— Вот новое постановление с перечнем болезней, которые дают отсрочку, — говорит окулист и протягивает лист A3 с текстом мелким шрифтом.
Хотел сфоткать. Поднялся крик, позвали старшего, забрали телефон:
— Фотографировать нельзя. У нас тут режимный объект.
— Где написано, что после операции можно забирать на сборы?
— Написано, написано! — забирает листики.
Прошел всех врачей. Никто ничего не смотрел, задавали только один вопрос: «На сборы?» — и ставили печати. Годен.
Дошел до невролога.
— Почему в очках?
— Справку почитайте.
— Поверните глазами туда-сюда.
— Я этого делать не буду. Мне больно.
— Как же я вас посмотрю? Ну да ладно.
Ставит печать. Годен.
Дошел до терапевта, который ставит заключение. Пишет: к сборам готов.
— Как же моя коррекция зрения? — спрашиваю.
— А вы делали коррекцию зрения?
— Да, конечно. Вот смотрите: 18 сентября мне на сборы, 1 октября у меня прием у хирурга-офтальмолога. Как мне к нему попасть?
— Так вы никак к нему не попадете. Вас же из части никто не выпустит.
— А если у меня глаз заболит и потребуется осмотр?
— Да я не знаю.
— Дайте мне отсрочку или я пойду дальше жаловаться. Такой беспредел не потерплю.
— Ну придите к нам еще раз перед сборами. Мы вас посмотрим. Если все будет по-прежнему в порядке, поедете на сборы.
«Решил валить по-тихому»
11 сентября Артема выехал из Беларуси. Говорит, ситуация с военкоматом стала последней каплей.
— Все накопилось, — объясняет он. — И ситуация с военкоматом, и ситуация на железной дороге. Все, что меня ждет в этой стране — ближайшие десять лет каждые два года ездить на эти гребаные сборы. Я никого не предупредил о своем отъезде — решил валить по-тихому. В комнате на вокзале оставил сумку со всем инвентарем и документами. Даже не увольнялся — это вызвало бы вопросы. Насколько знаю, до сих пор числюсь сотрудником БелЖД. Видимо, хотят уволить, когда закончится контракт.
Позже коллеги сообщили Артему, что военкомат искал его на работе, а затем беглеца объявили в уголовный розыск.
