О таких людях, как фронтмен группы Leibonik Сергей Башлыкевич, в районках пишут «человек-оркестр». Сам Сергей хотел бы, чтобы местная пресса назвала его «бардовским плейбоем» и даже в своей песне на это намекнул. Ну а если вынести за скобки медийность и просто поговорить «за жизнь», то в жизни он айтишник, который работает в Booking, талантливый музыкант, активный турист, человек с идеальным прессом (если верить фото в его Instagram), а еще белорус, четыре раза участвовавший в чемпионате мира по «Что? Где? Когда?». Несколько месяцев назад его альбом «ТАМ» поразил сердца тысяч белорусов. О том, как это у него получилось, эмиграции и том, как много скилов умещается в одном человеке, «Зеркало» с ним и поговорило.
«Гитара стояла и просто собирала пыль. Подумал, хоть кто-то должен на ней играть, и научился»
С Сергеем мы созваниваемся в воскресенье утром. В этот день он в гостях у друзей в Вильнюсе, куда приехал «по делам семейным», а точнее на свадьбу. Сейчас 11:30 утра. Музыкант в худи и пижаме пьет чай в кафе возле дома. Знакомимся и сразу начинаем с вопросов о песнях. В них много отсылок к реальным людям. А как реагировали знакомые, когда узнали себя?
— Себя узнало несколько человек, они отметились, написали. Когда есть отсылки к реальным людям, стараюсь это не комментировать, а дать каждому немного подумать о своем. В Emigrant Song многие упоминаются, но, оказалось, когда люди ее слушают, думают о ком-то своем. Некоторые, зная, что это точно не о них, писали, что чувствуют, будто это они. Еще и имя совпадало. Поэтому сознательно не захожу на эту территорию и не хочу комментировать.
— В интервью, когда вас представляют, часто пишут «музыкант и айтишник». А что было раньше: Сергей Башлыкевич — музыкант или айтишник?
— Смотря что считать началом. На гитаре научился играть в 11-м классе, перед областной олимпиадой по русскому языку. Я тогда не знал, куда буду поступать. Думал, может, на «таможенное дело» идти, все-таки жил в Ошмянах. При этом мне нравилась информационная часть, программирование. Сразу программы и «паскали» писал в тетрадь: компьютер родители купили мне только в 11-м классе. Это было событие!
В общем, гитара в моей жизни появилась примерно тогда же, когда мне уже стало интересно программировать. И это всегда шло параллельно. Инженерному делу учился в БГУИР, музыка была хобби и сейчас им в некотором смысле остается. Этим я не зарабатываю. В последние годы тратил на творчество довольно много времени: что-то записывал, выдавал, выступал. Но все это занимает не такую большую часть моей жизни, хоть сейчас и является значительной частью моей самоидентификации.
— Как в вашей жизни появилась гитара?
— Мы с младшей сестрой сходили в пилигримку от костела. Шли из Ошмян в Трокели (агрогородок в Вороновском районе. — Прим. ред.). Это было четыре дня и около сотни километров. Вместе с нами были клирики, которые играли на гитарах и пели. Сестра в то время училась в школе играть на пианино. Она захотела гитару. Ей ее купили у моего одноклассника. Эта гитара стояла и просто собирала пыль. Подумал, хоть кто-то должен на ней играть, и научился. Походил к другу в Дом пионеров, он показал аккорды, а дальше уже сам.
— Как начали писать песни?
— Сначала были стихи на уроках литературы. У меня преподавали чудесные учителя белорусского, как-то получилось договориться и, вместо того чтобы писать изложение, мне разрешили сочинить стихотворение. Я сделал. Было что-то про Дунина-Мартинкевича. Все это получалось неосмысленно, каким-то подростковым. А когда появилась гитара, начал совмещать.
— Вы сказали, что ездили на олимпиаду по русскому. Не самый типичный олимпиадный предмет для парней.
— Я был отличником, в 9-м классе сходил на районную олимпиаду, победил. По математике тогда, кажется, было второе место. [На область] можно было поехать по этому предмету, но завуч предложила язык. Мне было все равно. Попробовал, там познакомился с ребятами, и захотелось ездить дальше. Позже учитель иностранного предлагала переключиться на олимпиады по английскому, можно было и информатику выбрать, но русский как предмет мне казался проще всего. Я ездил на область без подготовки (просто читал много книг) и забирал какой-то из дипломов. Так было в 9-м, 10-м, 11-м классах. Олимпиадное движение для меня — одно из главных достояний. С людьми, с которыми я в жизни дольше всего, познакомился там или на «Что? Где? Когда?».
— Интересно сложилось, что на олимпиаду вы ездили по русскому, а в жизни общаетесь на белорусском.
— Считаю себя билингвом. Мне все равно, на каком языке говорить, на русском или белорусском. Пока рос, у нас в семье была трасянка. Сейчас, когда больше использую белорусский, то и мама со мной на белорусском общается.
В деревне, куда меня отправляли на лето, говорили по-белорусски, но язык там был немного приполяченный, да еще с добавлением условного Филиппа Киркорова из телевизора. В университете и дальше на работе попал в русскоязычное окружение, поэтому по дефолту использовал русский. А дальше рос круг белорусскоязычных друзей, рядом оказывалось больше белорусскоязычного контекста, и я переключился. Хотя пока жил в Минске (Сергей уехал из Беларуси в январе 2022-го. — Прим. ред.), на работе использовал русский: когда люди общаются на одном языке, коммуникация получается более эффективной.
«Сейчас возглавляю команду разработки одного из центральных сервисов в Booking.com»
— Незадолго до войны вы переехали в Амстердам. Почему решили эмигрировать и выбрали именно этот город? Уже обжились?
— Сначала Вера (жена Сергея. — Прим. ред.) согласилась на предложение амстердамской компании, ну и я решил, что мне интересно жить в этом городе. Получается, переехали из-за рабоче-семейных обстоятельств.
Обжились хорошо. Сейчас Амстердам — мой любимый город мира. Второго кота завели. В Беларуси у нас их было два. Имбрик и Хмарка. Хмарку подобрал в подъезде, она жила с нами два года и незадолго до отъезда ушла в лес (семья в то время частично переехала за город. — Прим. ред.). А Имбрику пошел уже девятый год. Это лучший кот в моей жизни. Замечаю, мы во многом похожи. Всегда понимаю, чего он хочет. Если говорить про самоценность, то он для меня определенная ролевая модель: ценить себя и быть собой учусь у кота.
После переезда хотелось найти Имбрику пару, ведь по двое коты чувствуют себя лучше. Их можно подольше оставлять одних. Вот только в питомниках Амстердама во время ковида разобрали всех котов, еще и очереди на них. А в Беларуси есть крутой заводчик, у нас как раз была возможность к нему обратиться. К тому же мы хотели абиссинскую породу. Поэтому договорились, и в Вильнюс мне передали кошечку. А дальше самолетом привез ее в Нидерланды.
— Мне сказали, что в Нидерландах вы работаете в Booking. Можете подробнее рассказать?
— Не очень люблю говорить о работе. Если коротко, то в Минске немного преподавал в БГУИР, какое-то время работал в небольшой IT-компании, сейчас возглавляю команду разработки одного из центральных сервисов Booking.com. Делаем так, чтобы людям было проще искать нужные отели. В компании я с момента переезда в Нидерланды, получается, почти два года. До этого прошел ряд собеседований. Не суперсложных, но и не суперлегких. Мне понравился этот процесс. Самое тяжелое — это язык. В Беларуси читал по-английски, в путешествиях использовал иностранный на простом уровне. А теперь вся коммуникация по-английски.
— Какой Сергей Балышкевич начальник?
— У нас с командой горизонтальная связь, я не занимаюсь микроменеджментом. Разрешаю людям делать, что и как они хотят. Счастлив работать с инициативными коллегами, которые видят, что могут привнести какую-то пользу в дело. Я им просто не мешаю.
— За что на работе можно огрести от Сергея Башлыкевича?
— Даже не могу примерить на себя такую ситуацию.
— Допустим, ваш сотрудник проспал весь рабочий день, что вы ему скажете?
— Скажу: «Не проспи, пожалуйста, в следующий раз». It made me sad.
— Ваша жена тоже работает в IT. Как вы познакомились?
— В лагере «Что? Где? Когда?», куда съезжаются дети со всех регионов, а еще студенты и бывшие выпускники. Получается много движа. В 2007-м был там со своими друзьями, а она с командой. Тогда и познакомились. Мы с Верой работаем в разных компаниях, и вообще мы из разных IT-миров, у нас разные и даже в чем-то конкурирующие направления. Я больше отвечаю за техническую реализацию проекта, а она работает в продуктовом направлении.
— Есть песня, которую вы посвятили Вере?
— Нет, нету (растерянно). Это лобовой подход. Я такого стараюсь избегать. Мне нравятся какие-то загадки и отсылки, но такие лобовые штуки — нет.
К тому же Вера слушает совсем другую музыку, чем та, которую я играю. Она не моя аудитория. Она может сказать, что какой-то фрагмент песни получился удачным (наши оценки часто совпадают), но вместе мы не потому, что ей нравится мое творчество.
Вообще стараюсь разделять творчество и близкие отношения. Мне приятно, когда на концерт приходят родные, но супернекомфортно, когда они в зале из-за меня, а не потому что им нравится музыка. Для меня это в каком-то смысле обесценивание моего творчества. Это противоречивые чувства, их сложно разделить. Наверное, их нужно проработать с психологом.
— Как совмещаете работу в большой компании и музыку?
— Я мало выступаю на самом деле. С группой — раз в год. В прошлом сентябре проехались с программой по Польше и Литве. Сейчас у нас всего неделя концертов и несколько дней на подготовку (в ноябре 2023-го у Leibonik был тур по Польше. — Прим. ред.). На это время взял отпуск. В течение года где-то играл акустику, но это обычно было в формате уикенда, когда выбирался в Копенгаген или в Грузию гонял. Теперь больше ценности для себя вижу в том, чтобы посидеть, пописать, оформить то, что есть.
«Умею косить, коров доить. Как-то посчитал, что за жизнь больше ста дней их пас»
— Как айтишник стал одним из самых популярных музыкантов среди белорусских эмигрантов?
— Не знаю, корректно ли так вообще спрашивать, потому что популярность — вещь очень относительная. Leibonik был и остается андеграундом в сравнении с более профессиональными, качественными и мейнстримовыми группами — NaviBand, Nizkiz и другими. С последним альбомом меня, и правда, стали больше слушать за границей, но, по статистике стримингов, основная часть нашей аудитории именно в Беларуси. Хотел бы, чтобы так и оставалось.
— Вы сказали, сейчас ваш любимый город — Амстердам. Как при этом у вас получилось написать альбом, в котором столько любви к Беларуси?
— В каком-то смысле считаю, что этот альбом очень эгоистичный. Он про Беларусь, про место, которое нужно любить, потому что это твоя Родина с большой буквы. А еще он про мои эмоции и переживания относительно конкретных событий в жизни, относительно близких мне людей в Беларуси и за ее пределами. Люблю свою жизнь и Беларусь как ее часть.
— В песне Oj zakuj есть слова о том, что дом не там, где лег спать вчера, не про флаги и чарку-шкварку, а где лежит школьный дневник с наклейкой Linkin Park. Ваш дневник, так понимаю, лежит в Ошмянах. Расскажите про это место. Каким было ваше детство?
— Хорошим. Очень благодарен родителям. В тех сложных финансовых условиях они старались, чтобы я чувствовал себя хорошо. Мое городское детство было обычным. Когда начинались олимпиады, «Что? Где? Когда?» и соревнования (Сергей несколько раз участвовал в соревнованиях по легкой атлетике. — Прим. ред.), то поездки в Гродно были для меня словно в другой мир. А еще каждое лето меня отправляли в деревню к бабушке и дедушке, там был религиозно-трудовой лагерь. Я не очень стремился проводить время в деревне, но это то, что в том числе сделало меня мной.
— Что это за лагерь?
— Это когда приезжаешь в деревню, а там три коровы, конь, много свиней, кур вообще не сосчитать. А еще сотки свои, колхозные и хутор. Дед купил молотилку, мы выращивали рожь и сами ее молотили. Это тяжелая работа. Я старший внук, и когда минимально подрос, то во всю эту работу втянулся. Умею косить, коров доить. Как-то посчитал, что за жизнь больше ста дней их пас.
Плюс католический бэкграунд. С бабунькой перед сном мы читали ружанец (молитва, которая соединяет в себе размышления о событиях из жизни Иисуса и Девы Марии. — Прим. ред.), молитвы. Каждую неделю с дедом и бабунькой ездили на «Москвиче» в Гольшаны или в Боруны (агрогородок в Ошмянском районе. — Прим. ред.) в костел. В мае или июне ходили к кресту, где собиралась вся деревня (она небольшая, домов 15), и пели молитвы. Получилось такое соединение работы и религиозного каркаса, поэтому я называл это религиозно-трудовым лагерем.
— Кстати, в Instagram вы писали, что у песни Oj zakuj необычная история, которая берет начало с 1905 года.
— Все началось с девушки, которая родилась под Лидой. В какой-то момент она уехала в Англию, где училась в Кембридже. Там же она опубликовала свои фольклорные записи, среди них была и эта песня. Их напечатали по-белоруски, но латинкой. В какой-то момент этот сборник увидел лидский исследователь и сделал его белорусскую версию. Не помню, как сборник попал ко мне, но мне в нем запомнилась Oj zakuj. Спустя время нашел детальный текст, немного его переделал и положил в основу песни.
— Кто такой Мартин, которого вы вспоминаете, когда на концертах рассказываете про песню Cicha nič?
— Это мой друг-украинец, который служит, в том числе и на линии соприкосновения. Он один из организаторов KAPUKA FEST — чудесного акустического фестиваля в Карпатах, благодаря которому мы и раззнакомились. Песня Cicha nič выросла с того, что Мартин позвонил мне в Рождество, чтобы поздравить. И спел украинскую рождественскую «Тиха ніч, свята ніч». Я попросил: «Мартин, запиши мне сразу этот кусочек на диктофон». Тогда еще не знал, что с этим сделаю, но это было то, что я хотел немного покрутить в голове и переработать. Для меня было важно сохранить эмоцию того момента.
— У Мартина были претензии к вам как к человеку, из страны которого в первые месяцы войны летели снаряды в сторону Украины?
— В тот момент мы про это даже не говорили. Мы хорошо знакомы, поэтому он понимает мою позицию. Он знает, что происходило в Беларуси с 2020-го и было раньше. Моя безусловная поддержка на его стороне.
— В вашем альбоме «ТАМ» есть песня про улитку-путешественницу. Если посмотреть ваш Instagram, в нем тоже много фото из разных уголков земли. Причем вы выбираете нетипичные страны для посещения. Недавно были в Перу, Боливии. Часто ездите в горы. Почему такие маршруты, а не, например, Турция и all inclusive?
— В Турции на all inclusive тоже бывал, когда присоединялся к друзьям-трейланнерам во время их бегового кэмпа недалеко от Анталии. У меня нет никакого концепта — езжу туда, где интересно.
— Во время путешествий в приключения попадали?
— Сложно сразу вспомнить именно «приключение». Вот просто зарисовка. Когда один ехал из Пекина в сторону Китайской стены, проехал нужную остановку. Следующая была через сто километров, где-то в другом регионе. Вечером оказался на маленькой железнодорожной станции, где был я, единственный европеец, и местные школьники, которые ехали на экскурсию. Они на меня смотрели и втихаря снимали. Потом один из них спросил, можно ли сфотографироваться со мной. Я дал слабину, сказал: «Окей» — и уже не мог от них вырваться. Сотня детей окружила меня и очень настойчиво требовала фото. Когда пришел поезд, какой-то филиппинец, который говорил по-английски, меня от них отгородил. За что я ему очень благодарен.
«Тетушки мои тоже смотрят Instagram»
— В одной из песен вы поете, что «Ашмянскі веснік» назвал вас бардовским плейбоем. Это правда?
— Нет, я сам это придумал (смеется). А вообще обо мне в [районной] газете писали. Когда закончил школу, было интервью типа «Отличник Сережа Башлыкевич» и про то, что я играю в «Что? Где? Когда?» (команда, в которую входил Сергей, четыре раза участвовала в чемпионате мира по спортивной версии этой игры. — Прим. ред.).
— В Ошмянах знают о том, что вы известный исполнитель?
— Думаю, нет. Да и опять же: что такое «известный» (улыбается)? Я не живу в Ошмянах с 2005 года. Приезжал, минимально поддерживал связи с одноклассниками и родственниками, но кто меня теперь помнит? Наверное, только родня. Но это мои впечатления. Возможно, кто-то где-то заметил, чем я занимаюсь. Но считаю, что со временем я становлюсь все более чужим для Ошмян. И это естественно. Я мало бывал дома все эти годы. Ошмяны — часть моей жизни, к городу я отношусь с теплотой, но теперь мне интересно посещать другие места.
— Если следить за вашим творчеством, нельзя не обратить внимание на одежду, в которой вы выступаете: то костюм улитки, то леопардовая шуба.
— Это я на самом деле борюсь с собой. Исторически я носил все серое, черное и темно-синее. Но понял, мне хочется и более ярких вещей. Как-то надо это совмещать, поэтому в последние годы понемногу переключаю свой гардероб. Когда сделал песню про улитку, подумал, что хотел бы снять соответствующий видосик. Посмотрел костюмы, я в этом плане переборчивый. Нашел тот, который мне понравился, и мне его из Англии прислали. Он стоил 20 евро и столько же пересылка. А леопардовая шуба… захотелось добавить чего-то такого на концерт, и я одолжил ее у друга.
— Она просто висела у него в шкафу?
— Точнее, дело было так: я увидел эту шубу у знакомой в «инсте». Она сказала, что это не ее, а друга. Обратился к нему. Оказалось, он десять лет назад купил ее, кажется, в Албании в каком-то секонде за пять евро. Попросил ее на концерт. А год назад приобрел себе леопардовый полушубок в Амстердаме. Просто случайно. Шел с тусы, завернул в магазин — и он висел там за какие-то смешные деньги. Я еще его нигде не использовал, разве только на фотках для грузинской афиши.
— Заметила, что ваша мама тоже пользуется Instagram. Она следит за вашим творчеством? Что об этом говорит?
— Конечно, следит. Тетушки мои тоже смотрят Instagram. Но на самом деле мы мои песни не обсуждаем. Говорим о жизни, о здоровье.
— Чем занимаются ваши родители?
— Мама — пенсионерка, всю жизнь проработала в торговле, папа — водитель на скорой.
— О, так в вашем детстве, которое пришлось на 1990-е, были дефицитные товары.
— Да, книги. Мама работала где-то в конце 1980-х — начале 1990-х в райпо, книги тогда были дефицитом, а у нее получалось их доставать. Помню, у нас дома стояла серия «Приключения и фантастика». Дома я быстро все перечитал и переключился на районную библиотеку. В деревне во время моего религиозно-трудового лагеря я, когда была возможность, всегда утыкался носом в книгу. Пас коров с книжкой, погреб сено — и тоже в книжку.
— Ладно книги, на фото в вашем Instagram заметила, что у вас идеальный пресс. Когда еще успеваете тренироваться?
— Не успеваю, в этом и проблема (смеется). Последние месяцы в разъездах. В Минске в какое-то время начал заниматься тайским боксом, но в Нидерландах он не такой популярный. Тут кикбоксинг «наше все». Переключился на него. Тренироваться три раза в неделю для меня очень важно, тогда чувствую много сил. Заметил, если тело работает хорошо, я лучше соображаю.
Последний месяц провел в путешествиях. Вернулся на неделю. Один раз сходил на тренировку и поехал в Польшу, потом в Вильню. Но концерты тоже очень энергоемкие. Тур вымывает много калорий.
— Вы выступаете, работает в IT, много путешествуете, занимаетесь спортом, еще и в «Что? Где? Когда?» играете. Как все это помещается в список дел одного человека?
— Фигово, все не успеваю. Считаю, недорабатываю много в каких сферах. Хотел бы больше тренироваться, играть в «Что? Где? Когда?», потому что сейчас вообще нет на это времени. Да и просто на гитаре научиться нормально играть. Год назад начал брать уроки гитары.
— В творчестве у вас образ очень позитивного человека. А какой вы в жизни?
— Нормальный. Невозможно все время ходить и только радоваться. Я много из-за чего грущу. Переживаю из-за того, что происходит вокруг, что происходит [после выборов 2020-го] с моими друзьями. Работаю, иногда выгораю, бываю недоволен некоторыми из своих решений, разочаровываюсь и снова восхищаюсь. Это нормальные перепады настроения. Стараюсь принимать себя разным, со своими недостатками и преимуществами, и такое же принятие хотелось бы получать от других.
