Власти который год безуспешно пытаются навести порядок в образовании. 13 февраля на совещании с ректорами вузов Лукашенко жаловался, что лучшие выпускники уезжают из Беларуси, школьники поступают за границу, и поручил «решить проблему». Посылы все те же: «задача — встряхнуть вузы», итогом чего должно стать «отсутствие всякого бегства за пределы страны». В колонке для «Зеркала» докторант Карлова университета в Праге Александр Паршенков, окончивший БГУ, объясняет Лукашенко, почему люди не хотят учиться в Беларуси.
Для начала расскажу о своем опыте. Я окончил среднюю школу в Гомеле с серебряной медалью и как лауреат диплома I степени республиканской олимпиады поступил без экзаменов на истфак БГУ. Окончив вуз, поступил в магистратуру на том же факультете, а осенью 2021 года из-за политической ситуации в стране вынужден был уехать из страны. В 2020-м я участвовал в протестах и был одним из основателей Свободного профсоюза БГУ, из-за чего потом отменили мое распределение в Академию наук. А меня принудительно отправили преподавать в ясли-сад-среднюю школу агрогородка в Сморгонском районе.
Поскольку путь в науку мне был уже закрыт (об этом прямо говорило руководство Академии наук и факультета), я воспользовался возможностью и поступил в аспирантуру на философский факультет Карлова университета. В итоге, как не отработавший по распределению, выплатил государству за пять лет учебы 35 129 рублей.
А теперь, собственно, к теме. Что же не так с нашими вузами и почему в них не хочется учиться?
Первое — низкий уровень преподавательского состава. Легендарные «пожелтевшие листки машинописного текста» в руках у людей, не менявших свои лекции на протяжении десятилетий, стали мемом. Ярких лекторов даже до 2020 года можно было пересчитать по пальцам. А в 2020-м ситуация усугубилась из-за волны массовых увольнений. Масштаб их можно оценить на примере родного мне истфака БГУ: уволены за политику более 15 высококвалифицированных преподавателей. И я не могу назвать ни одного, пришедшего на замену уволенному, чей уровень был бы хоть в чем-то близок уровню тех, кого вынудили уйти. Профессионалов, которые продолжают работать вопреки всему и держат качество высшего образования на удовлетворительном уровне, остается все меньше.
Но что говорить о преподавателях, если в Министерстве образования далеко не все ответственные за высшую школу пользуются компьютерами? Каких инноваций и прорывных идей можем ждать от таких руководителей?
Второе — репрессии по политическим мотивам. За последние два года только на моем факультете более 50 студентов прошли через эту машину — хотя бы единожды они были задержаны. Не менее пяти человек были осуждены по уголовным статьям. По последним данным, собранным волонтерами проекта Students4students, за решеткой по уголовным статьям находятся не менее 38 студентов и студенток Беларуси.
Между тем студенчество — это время надежд и веры в собственные возможности. И критически мыслящие ребята понимают, что их собственное мнение мало кого будет интересовать в белорусском вузе. В итоге талантливые молодые люди, понимая, с чем они столкнутся, выбирают поступать за границу. Причем даже соседняя Россия, которая находится в состоянии войны и под санкциями, иногда кажется им более привлекательным вариантом.
Третье — заидеологизированность и отсутствие свободы. Студенческое самоуправление, на мой взгляд, абсолютно бутафорское, никак не влияющее на решения руководства вузов. Белорусские студенты могут рассчитывать на участие в организациях, которым позволено распределять путевки в санатории или готовить культурные мероприятия. На этом самоуправление заканчивается.
В самих вузах тоталитарные методы уже вытесняют авторитарные. Обязательным становится участие в «школах молодого избирателя», участие в досрочном голосовании, составляются списки на принудительные поездки к местам памяти жертв Великой Отечественной войны, встречи с представителями силовых структур становятся для студентов и студенток вузов рутинным делом. Есть еще специальные отделы, которые мониторят страницы сотрудников в интернете. Доходит до того, что руководство учреждений образования приказывает сотрудникам удалять из друзей в социальных сетях «неблагонадежных» френдов. Из-за этого люди, с горящими глазами приходящие в аудитории, уже после первого семестра стремятся покинуть вузы.
Четвертое — обязательное распределение. Я всегда теряюсь, когда объясняю молодым чехам, что такое распределение. Даже молодежь в России уже не понимает, что это. Кому еще не ясно, что этот анахронизм не имеет никакого смысла? Неужели не очевидно, что для того, чтобы молодой специалист поехал в деревню, ему надо серьезно поднять зарплату и дать дополнительные «плюшки»? Апелляция к тому, что наши бабушки молча ездили в регионы, с восторгом работали, спали в сараях и не жаловались, для XXI века выглядит бредом. Молодой специалист не расходный материал, важно ведь не только заставить его отработать два года, но и сохранить в профессии. Какой смысл учить человека более четырех лет, если после того, как он на ненавистной работе просидит два года, его желание работать по специальности пропадет навсегда? Особенно, на мой взгляд, это касается молодых врачей, которые, зачастую, находятся в рабских условиях.
Еще более абсурдно звучат заявления о необходимости принудительно распределять платников или увеличивать срок отработки. Это только возмутит людей и дополнительно оттолкнет абитуриентов. И сыграет на руку России, куда поедет учиться еще больше наших школьников: там нет распределения, а белорусов готовы брать бесплатно.
Потерявшие остатки совести функционеры теперь в открытую заявляют студентам, что распределение будет зависеть от их гражданской позиции. Это точно укладывается в формулу Лукашенко: «Образование не может быть вне политики».
Пятое — бессмысленные перемены. В стране сейчас действует такой принцип: если можно сделать хуже, обязательно надо сделать хуже. Любая «модернизация» лишь усугубляет и без того тяжелую ситуацию. Например, на моем родном истфаке БГУ доктор наук Степан Темушев, вся научная карьера которого связана с кафедрой истории России, теперь возглавляет кафедру истории Беларуси древнего времени и средних веков. К чему хорошему могут привести такие изменения? И в итоге лучше всего функционируют те сферы, в которые государство не вмешивается. Такое мнение я слышу от многих моих собеседников в Беларуси.
Единственными сильными сторонами нашей системы высшего образования являются стипендии (в европейских вузах стипендию по умолчанию не получают), которые выплачиваются всем студентам, имеющим средний балл не ниже установленного уровня, и низкие цены на общежития. Так, например, сейчас место в комнате в центре Минска для студентов БГУ стоит около 40 рублей. В чешской Праге найти общежитие дешевле 180 евро в месяц практически невозможно, студенты ЕГУ платят около 220 евро.
Для объективности отмечу, что такой подход является инструментом подчинения. Администрации белорусских вузов манипулируют ребятами. Для того, чтобы рассчитывать на возможность заселения, студенты, не имеющие льгот, даже со средним баллом выше девяти зачастую вынуждены послушно отрабатывать свою роль массовки на идеологических мероприятиях.
Я не идеализирую вузы стран ЕС, в которых тоже хватает проблем и с финансированием, и с кадрами. Но у европейских студентов гораздо больше свобод и возможностей. К примеру, это и реально действующее самоуправление, и выборность ректоров, и программа академической мобильности Erasmus+ (по ней студенты могли какое-то время учиться в университетах по всей Европе, ранее была доступна в Беларуси. — Прим. ред.). А еще — наличие сотен стипендий и возможность самостоятельно выбирать значительную часть курсов и преподавателей.
Поэтому попытки ввести запрет на поступление в другие страны, как, впрочем, любой другой запрет в образовании, абсурдны. Без обмена опытом, без свободного общения высшее образование теряет свою суть. Студенты должны иметь возможность видеть реальный мир. Молодым людям как никому нужна свобода, и без нее любая система обречена. Как обречена, к великому сожалению, и система высшего образования в Республике Беларусь.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.