24-летний Дима Гопта — один из самых известных политзаключенных. Парень имеет особенности развития, но, несмотря на это, его на два года бросили за решетку. Диму обвинили в участии в протестах 8 и 9 августа 2020 года в Жлобине. Сам парень так до конца и не понял, за что его посадили. Политзаключенный отбывал срок в ИК-3 «Витьба». Отсидев его полностью, вышел на свободу 31 декабря 2022 года. Через две недели вместе с мамой покинул Беларусь. Ольга и Дмитрий Гопты сейчас живут в Литве, где получили политическое убежище и строят свою жизнь заново. Обо всем пережитом они рассказали «Новаму Часу».
«Скучаем по Беларуси, но радуемся, что в безопасности»
Дима говорит, что в Литве ему очень нравится. Он учит литовский язык, каждый понедельник посещает занятия по йоге, любит гулять по Вильнюсу, часто ходит в лес, занимается спортом.
— Недавно вот играли с другом в футбол, так я так увлекся, что упал и поцарапал колени, — с улыбкой рассказывает парень.
В Литве бывший политзаключенный получил группу инвалидности. «А в Беларуси мы этого так и не добились», — говорит мать Димы Ольга Гопта.
— Процедура по оформлению инвалидности здесь совсем другая. Она не требует госпитализации в психиатрический стационар — Дима очень этого боялся, — все по-человечески, все понятно, просто, плюс прекрасное отношение со стороны медиков, — рассказывает Ольга Гопта.
Мать парня добавляет, что решение об отъезде из Беларуси далось достаточно тяжело:
— Когда Димка освободился, я еще какое-то время колебалась: думала, ай, ну, может, как-то здесь сможем жить. Но довольно скоро я поняла, что мы не сможем постоянно существовать в таких напряжении и неопределенности. Я смотрела на Диму и понимала, что он не чувствует себя в безопасности. Посоветовались и решили уезжать. Мы очень скучаем по Беларуси, но радуемся, что наконец-то в безопасности.
Дима говорит, что старается забыть пережитое за решеткой, но тяжелые воспоминания все равно накатывают время от времени, возвращаются к парню внезапно либо в виде ночных кошмаров.
— Тогда весь сон насмарку. Но это не каждую ночь случается, — рассказывает парень. — Если я вспоминаю о тюрьме днем, то я тогда выхожу на улицу и играю, иногда иду в лес.
Мама добавляет, что в своих воспоминаниях Дима старается находить что-то позитивное и радостное:
— Например, он вспоминает какие-то интересные разговоры и встречи с политзаключенными. Димка вообще очень позитивный, жизнерадостный. Способность и жажда видеть и запоминать хорошее и спасли его за решеткой.
«Когда меня забирали из суда, я плакал»
— Очень хорошо помню день, когда меня арестовали. Я косил траву возле дома. Ко мне пришли двое мужчин, я сначала ничего не понял. Меня повезли в РУВД, и там я уже осознал, что это какая-то подстава, — вспоминает обстоятельства ареста Дима. — Я сидел там всю ночь, и у меня спрашивали: что, как и почему? Мне было очень страшно, потому что я знал, что в милиции сильно бьют. Но меня, слава богу, не трогали, только задавали много вопросов.
Самое трудное — это вспоминать о суде. И сам суд был для меня очень тяжелым. Когда меня оттуда забирали, я плакал, я не знал, что мне делать, я думал, что уже больше никогда не вернусь из заключения и уже никогда не увижу родных и близких.
— Это был шок. Сейчас, когда мы в безопасности, многие чувства и воспоминания притупляются, пережитое воспринимается не так болезненно… Но в самом начале не могла поверить, что Диму вообще могут посадить, — добавляет Ольга Гопта. — На суде я старалась не плакать, держалась, чтобы еще больше не напугать сына. Дома, конечно, уже дала волю чувствам. Но заставляла себя взять себя в руки, ведь надо же было держаться, поддерживать Диму, заниматься апелляцией. Сначала была еще какая-то надежда, что приговор будет пересмотрен, что произошла страшная ошибка, что Диму выпустят из заключения. Я была уверена, что сын не будет сидеть весь срок, что он обязательно выйдет раньше. Но примерно через год стало понятно, что свой срок Дима все же отсидит. Не помогло даже прошение о помиловании, которое мы подавали. Нам отказали.
Ольга Гопта благодарит всех за поддержку и солидарность:
— Это очень помогало держаться, не сдаваться, давало дополнительные силы, чтобы бороться за Диму.
«Попросил маму сделать блинчики с творогом»
— Самым трудным было пробыть в колонии, все это выдержать. Когда я вышел из тюрьмы, то очень радовался, что я на свободе, что мне больше ничего не угрожает, я тогда плакал очень сильно, — рассказывает бывший политзаключенный. — Я попросил маму сделать блинчики с творогом, ел их и чувствовал себя самым счастливым. Мне было так хорошо, когда я наконец лег в свою кровать, так тепло и уютно! В тюрьме мне очень не хватало еды, вообще еда там была очень невкусная.
— А чего тебе больше всего не хватало из еды? О каких блюдах ты мечтал? Я, например, мечтала о том, что когда выйду на свободу, то сразу съем штук двадцать глазированных сырков.
— Ух ты, сырки — это класс! Я тоже их очень люблю. В тюрьме я ходил в отоварку, покупал колбасу, сладости, фрукты, овощи. Я очень люблю мясо и сладкое. Люблю макароны, картошку. Какой белорус ее не любит. Люблю мороженое, конфеты. А не хватало того, что мама готовит.
«Всегда боялся, чтобы меня не начали бить»
— В тюрьме у меня был очень близкий друг, политический, который всегда мне помогал и всегда был рядом. К нему можно было в любое время обратиться.
Я вообще очень много политических за решеткой встретил. Сначала в колонии нам разрешали разговаривать, а потом этим дядям в погонах это начало не нравиться.
В колонии мне было немного легче, чем в СИЗО.
Я не могу сказать, что в тюрьме меня слишком обижали. Ребята и в СИЗО, и в колонии относились ко мне хорошо. Никто не толкал, не кричал. А сотрудники — да, грубили, ругались. И я всегда боялся, чтобы меня не начали бить.
На прогулку в гомельском СИЗО меня выводили в наручниках. Однажды женщина в погонах надела на меня наручники и сказала, что я террорист.
Когда меня этапировали, то тоже надели наручники. Мне было очень страшно. Было страшно проситься в туалет, потому что эти люди были с собаками, а за спиной у всех были дубинки. Я не знал, куда меня везут, что со мной будет и вообще что принесет следующий день.
— Я знаю, что тебе много писали, в том числе и мои друзья. Получал ли ты письма от незнакомых людей?
— Мне очень много писем приходило, я всегда очень радовался! Но так было не всегда. Позже мне начали отдавать совсем мало писем.
— А была ли у тебя возможность встретиться с мамой? Не запрещали ли тебе получать посылки?
— С мамой у меня были только короткие свидания.
Долгосрочные мне не давали. Посылки все время получал, мама сама все привозила в колонию. Все такое вкусное и свежее!
— Когда я приезжала к Диме в колонию, то всегда старалась и выглядеть хорошо, и держаться. Понимала, что, если раскисну и он это заметит, ему морально будет очень тяжело, — добавляет Ольга. — И когда он звонил, я всегда держалась бодро, все время говорила, как мы его любим и ждем.
О вере, молитвах и планах
— Дима, а вынуждали ли тебя в колонии работать?
— Да, я работал. На швейной. Обрезал там нитки. Если бы я отказался, то мне бы дали «сутки».
— А что ты делал в свободное время?
— Ходил в библиотеку, можно было и на стадион сходить. Там турники и брусья были.
В колонии была церковь, я ходил и туда. Я верю в Бога.
— А о чем ты просишь Бога, когда молишься?
— Я прошу, чтобы с моими родителями все было хорошо, чтобы они не болели.
— Как у тебя там было со здоровьем? Ты болел? Тебя принимал врач, когда ты чувствовал, что тебе плохо?
— Со здоровьем у меня там было не очень. Я потерял много веса. У меня сильно болели зубы. Накануне освобождения я лечил их в колонии. И после освобождения, в Литве: два зуба мне вообще удалили, а шесть залечили.
Еще помню, что я постоянно замерзал там. Как-то попросил маму передать мне теплый свитер, так мне не разрешили его иметь.
— А как ты сейчас себя чувствуешь?
— Лучше всех. Только что руку вот сломал недавно: поскользнулся, когда бежал за автобусом. Мне даже гипс накладывали. Но сейчас все хорошо.
— Так Дима даже не доносил его до конца. Прихожу как-то с работы, а он говорит: «Мама, только не ругайся, но я снял гипс, потому что мне было жарко», — с улыбкой добавляет мама бывшего политзаключенного.
В конце разговора Дима признается, что очень хочет посетить и другие страны, попутешествовать.
— А куда поедешь в первую очередь?
— В Швейцарию, — без колебаний говорит Дима. — А еще я хочу завести собаку. Пока что не знаю, правда, большую или маленькую. Ну и, конечно, надо маму спросить насчет этого.
Дмитрий Гопта был задержан 5 февраля 2021 года, ему тогда был 21 год. Его обвинили в участии в протестах в Жлобине 9−10 августа 2020-го по ст. 342 УК об участии в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок, и ст. 364 УК о насилии в отношении милиционера.
На суде парень по совету государственного адвоката полностью признал свою вину — сказал, что бросил один камень в сторону милиции и убежал. Несмотря на умственную отсталость, судья Ирина Прадун приговорила его к лишению свободы на два года, так как эксперты дали заключение, что парень, хотя и имеет поведенческие проблемы, способен осознавать свои действия.
Весь срок заключения Дмитрия его мать Ольга Гопта боролась за освобождение сына, с ее помощью он подавал прошение о помиловании. Но в начале 2022 года женщина сообщила, что в помиловании было отказано. Также парень не попал и под амнистию в прошлом году, несмотря на то, что его включал в свои списки Юрий Воскресенский, который, как он сам уверял, по поручению Лукашенко готовил списки на амнистию. В октябре 2022 года МВД включило Дмитрия Гопту в перечень «лиц, причастных к экстремистской деятельности».
Парень отбывал наказание в исправительной колонии № 3 «Витьба» под Витебском. По словам его матери, даже к концу срока он так и не понимал, за что сидит. Он освободился 31 декабря 2022 года и вместе с мамой уехал из Беларуси.