Бывшая политзаключенная Елена (имя изменено) провела за решеткой более 750 дней и недавно вышла на свободу. В разговоре с «Белсатом» женщина признается, что за это время семья потратила более 10 тысяч долларов на адвокатов и передачи для нее. «Это очень дорогое „удовольствие“ — сидеть в беларусской тюрьме», — говорит собеседница.
«За два с хвостиком года — 10 тысяч долларов. Для нас — сногсшибательные деньги. И если бы мне не помогали друзья во всем мире и некоторые фонды, я не знаю, где бы мы их брали и как бы я выдержала. Например, один визит адвоката стоил 550−600 рублей, и это не в Минске. Бывало, когда меня привозили на этапы для следственных действий, он приходил три раза за 10 дней — это уже около двух тысяч», — рассказывает Елена.
Женщина уточняет, что во время прений на суде адвокат просил для нее отсрочки — по причине «менее тяжкого» преступления (Елене инкриминировали «разжигание вражды»). И уже после оглашение приговора признался родственникам осужденной, которые были не очень довольны его работой, что ему «было страшно» защищать Елену.
«Потом был еще один адвокат. Но, например, апелляционную жалобу я уже писала сама. Перерыла все кодексы и восемь дополнений. Но ясно уже было, что это не имеет смысла… Действительно, сидеть в беларусской тюрьме — очень дорогое „удовольствие“. Очень! И если люди не имеют поддержки со стороны родственников или друзей или если это пожилые люди, родственники которых не знают, как обращаться в фонды или боятся к ним обращаться, ведь в Беларуси это опасно, — то это ну очень тяжело!» — говорит Елена.
«Мы думали, это будет гуманитарное освобождение…»
И наиболее тяжело для тех, кто имеет проблемы со здоровьем. Елена признается, что с радостными эмоциями восприняла новость об освобождении некоторых политзаключенных (правозащитники знают о 18) 3 июля. Но была удивлена, что среди освобожденных была едва ли не половина тех, кому оставалось сидеть от пары недель до нескольких месяцев.
«Это немного как бы высокопарный жест, но при этом… Мы думали, что это все-таки будет гуманитарное освобождение по состоянию здоровья, вот как Григория Костусева, например. Ведь в женской колонии осталось много бабушек, женщин и девушек, которые имеют реальные проблемы со здоровьем и которым сидеть еще долго или очень долго», — делится мыслями экс-политзаключенная.
Елена рассказывает о 76-летней Наталье Таран (приговор — три с половиной года колонии), которая страдает диабетом первого типа и которой ежедневно делают инъекции инсулина. По словам Елены, Наталья в течение года, и даже дольше, пытается податься «на помилование», но документы администрация не принимает: то начальница отряда полгода делала характеристику, то потом еще что-то…
«Я думала, в первую очередь таких людей будут выпускать. Человеку более 75, она больна, она в очень отчаянном состоянии духа была, когда я выходила. Наталье Вячеславовне там очень тяжело! Пока мы были с ней в одном отряде, она часто плакала. Если честно, такие пожилые люди уже не верят даже, что выйдут оттуда. Это лишь один из примеров. Там много таких людей, которых необходимо спасать», — утверждает Елена.
Она называет также политзаключенную Анну Кондратенко, у которой полгода назад обнаружили онкологию, Оксану Левшову, которая из-за проблем с ногами может перемещаться только на коляске или костылях, Елену Лазарчик, которая из-за проблем со зрением отказывается выходить на работу и которую десятки раз бросали из-за этого в ШИЗО.
«Она просто на грани физического и морального истощения», — констатирует Елена и извиняется, что не может сходу назвать все фамилии женщин, которые также находятся «на грани». Но таких людей — много, повторяет она.
«Написали на помилование, но это не проявление их слабости»
Несмотря на то, что многих политзаключенных вынуждают писать «помиловки», документы, чтобы запустить процедуру, потом не принимают. Так было в случае Натальи Таран или Татьяны Колос, которая вынуждена отбывать срок (6,5 года) с переломанным позвоночником («ежедневно в корсете, я видела, как она плакала от невыносимой боли»).
«Это очень большая, сложная бюрократическая штука», — говорит о помиловании собеседница. Она убеждена, что администрация колонии сама и нарочно «тормозит этот процесс», стопорит его.
Сама Елена прошение о помиловании не писала, так как ей никто не предлагал. А даже если бы так, то отказалась бы. Объясняет, что половину своего срока отбыла в СИЗО, а в колонию «привезла только год и пару месяцев».
«Не такой большой срок, чтобы писать на помилование», — замечает Елена. Но тех, кто сделал это, не осуждает: «Это личный выбор каждого. Особенно если люди пожилые, больные или с огромными сроками. И это ни в коем случае не проявление их слабости, я только поддерживаю их», — говорит Елена.
«Будто заново на свет родилась…»
«Елена, ты говорила, что семья потратила большие деньги на поддержку тебя. Какую компенсацию будешь требовать в свободной и демократической Беларуси, когда закончится этот ужас?» — спрашиваем.
«Не знаю. Я не очень амбициозна в этом плане. Наверное — вдвое большую сумму той, что потратила семья. Но знаете, я прежде всего думаю не о деньгах, а о том, что у меня фактически украли, вырвали более двух лет моей жизни. Была хорошая работа, жилье и так далее, а тут ты снова в свои 34 года — с портфельчиком, в котором несколько маек из колонии. И ты едешь в чужую страну. Я вынуждена была уезжать фактически сразу после освобождения», — делится бывшая политзаключенная.
Елена признается, что не может пока найти себя «в новой жизни». «Будто заново на свет родилась», — говорит она. Только через несколько месяцев начало отпускать. Постепенно перестает бояться выходить одна на улицу и самостоятельно переходить дорогу. Начинает думать, как жить и что делать дальше.
«Спрашиваете, смогла бы простить? Нет, точно нет. Не буду. Потому что весь мой опыт болезненный был. Потому что это были действительно физические и моральные страдания. Моя психика пошатнулась, все во мне пошатнулось. И представьте себе, те самые сотрудники ГУБОПиК, которые при задержании взламывали двери моего дома, унижали меня и причиняли мне физическую боль, приехали под конец моего срока в колонию, чтобы якобы узнать о моих планах после освобождения. „Вести законопослушный образ жизни“, — ответила тогда я. А они: „Неправильный ответ. А правильный — выйти и свалить куда подальше от Беларуси“. Так они со мной разговаривали. После освобождения я уехала, даже не заехав домой», — рассказывает Елена.
Она уверена, что ГУБОПиК продолжает следить за ее соцсетями.
«Это абсолютно беспринципные люди. Желаю им, чтобы все это им вернулось многократно. Вся эта боль, которую пришлось пережить нашей семье. Может, тогда можно будет говорить об извинениях», — подытоживает Елена.
С Екатериной Андреевой — в СИЗО и в отряде
Не только ГУБОПиК должен будет ответить по закону за свои действия, но и многие сотрудники ИВС, «которые тоже еще те черти», и администрация колонии, которая скверно относится к политзаключенным и создает условия, при которых «детоубийцы живут лучше «политических», и оперативники, которые в глаза называют их «врагами народа», считает Елена.
При этом даже среди них встречались люди, способные на проявления человечности. Елена вспоминает, как в СИЗО конвоир утешал политзаключенную журналистку «Белсата» Екатерину Бахвалову (Андрееву), с которой Елена возвращалась в камеру после свиданий. Это было в 2022 году, уже после того как над Екатериной Андреевой прошел второй суд (приговор — 8 лет и 3 месяца).
«Конвоир ее реально успокаивал, подбадривал. Говорил даже, что совсем не верит в ее вину. Молодой парень. Такого я не видела больше ни в колонии, в общем — нигде», — отмечает наша собеседница.
Она с теплотой вспоминает Катю Андрееву, с которой познакомилась в тот год в гомельском СИЗО. Говорит, что была там «таким радостным лучиком света, всех подбадривала, заражала позитивом и верой в лучшее будущее».
«К сожалению, в колонии она — может, не до конца, — но сама потеряла эту веру. Озвучивала мне строчку из письма на волю, в котором признается, что чувствует себя прижатой могильной плитой. Когда я выходила, спрашивала у меня: «Елена, скажи, а я когда-нибудь выйду отсюда или нет? Я выйду отсюда?» Тяжело ей. Она очень подавлена была. Она… Она молодец! Ей просто сейчас нужна поддержка! Просто нужно как-то сделать так, чтобы она почувствовала большую поддержку», — уверена бывшая политзаключенная.
Елена считает, что Екатерину Андрееву сильно надломил второй суд и приговор. Пережить такое, когда уже приготовился выйти на свободу, очень и очень трудно.
«К сожалению, многие из людей, которые имеют большие сроки, начинают ломаться…» — говорит Елена.
«Хочется верить, что процесс не остановится»
«И еще раз: это хорошо, что некоторые люди вышли, не отбыв свой срок. И хочется верить, что этот процесс не остановится», — добавляет наша собеседница.
Между тем, утверждает Елена, в колонии остаются женщины, которые своим примером дают силу и веру всем. Такая — Ирина Левшина («Она просто кремень! Без уважения и восхищения на нее и не посмотришь»), Людмила Романович (вышла на свободу в августе 2023 года) и другие.
«То есть наши девочки молодцы. Большинство — держится», — подытоживает Елена.
Елене есть еще что рассказать. Она извиняется, что не может пока что сделать это открыто («Хотя все кипит в душе!»). Есть истории, достойные книги. Хотя заметки, которые она делала на зоне, вынести из колонии не удалось. Остается память, сны («Сама зона не снится, но снится ощущение зоны — будто все возвращается») и татуировки на теле, которые отстояла в колонии — тюремщики вынуждали ее «убить» их черным. Остаются тюремные следы и шрамы, которые чем компенсируешь?..