Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Государство меня оценило». Проверили, чем владеет подозреваемый в причастности к убийствам оппозиционеров Павличенко, — и позвонили ему
  2. Факт, который скрыла пресс-служба: «Бюро» узнало, что Лукашенко стал прадедом
  3. Президент Южной Кореи решил отменить военное положение
  4. «Беларусбанк» поднял ставки по кредитам на недвижимость. Под какой процент теперь можно взять заем
  5. Минздрав установил нормы продолжительности платного приема у врачей. Когда нужно уложиться в 15 минут, а когда — в час?
  6. Власти скрывали данные о рождаемости с 2020 года. «Зеркало» получило непубличные цифры (ситуация пугающая)
  7. «Есть надежда на „черного лебедя“». Экс-сотрудник Администрации Лукашенко об избирательных кампаниях разных лет и выборах-2025
  8. Минздрав установил максимальные тарифы на платные медуслуги по приемам врачей-специалистов — список
  9. Министр культуры призвал тех, кто вошел «не в ту дверь», «действием доказать» свою лояльность — «просто сказать — это мало»
  10. В Минске огласили приговор руководителям минского стартап-хаба Imaguru — более 27 лет колонии и 580 тысяч рублей штрафа на троих
  11. Косинец и Лукашенко поспорили о зарплатах ученых. Один предложил поднять их до уровня шахтерских, другой спросил: «А за что?»
  12. До 80 тысяч человек за два месяца. Эксперты говорят о больших потерях в российской армии в обмен на незначительные успехи на поле боя


Екатерина Максимова, Новая газета. Европа,

Россияне незаконно удерживают в оккупированных районах Украины до 10 тысяч мирных жителей, сообщил мэр Мариуполя Вадим Бойченко. Для этого развернуто как минимум четыре тюрьмы: две в Еленовке, одна в Донецком СИЗО и одна в Макеевке. Задержанные закрыты в помещениях 2 на 3 метра по 10 человек в камере, не получают медицинской помощи и подвергаются психологическим и физическим пыткам, рассказывают очевидцы. Задерживают не только военных. В Донецком СИЗО ждет суда кинолог Ярослав Ждамаров, который не брал в руки оружия. Ему грозит 10 лет лишения свободы за сотрудничество с «Азовом». Его историю «Новой газете. Европа» рассказала жена Ярослава — Виктория.

Ярослав Ждамаров с женой. Фото из личного архива
Ярослав Ждамаров с женой. Фото из личного архива

«Мы надеялись, что это ненадолго»

До войны у нас было все как у большинства молодых семей. Жили, работали, потихоньку делали ремонт в квартире, строили планы, встречались с друзьями.

Работали в удовольствие: я — мастером маникюра, Ярослав — кинологом. Занимался в частном порядке дрессировкой собак, работал с бездомными животными в приюте. Это была его отдушина, работа в удовольствие, он горел этим делом. Несколько лет назад он работал в «Азове», тоже кинологом. Но он не воевал. Мой муж — гражданский! Последние полгода он начал развивать свой бизнес, у него было три точки с аппаратами по продаже питьевой воды.

Приют Dog’s Ambulance, которому помогал Ярослав Ждамаров, находится в Грузии. Там подтвердили, что украинец регулярно приезжал туда и помогал социализировать бездомных собак, корректировать их поведение.

Конечно, планов, разрушенных войной оказалось очень много. Мы с Ярославом вместе уже 8 лет, но официально стать семьей планировали в апреле этого года. Собирались подать заявление в ЗАГС в последнюю неделю февраля, но случилась война. Планировали расширять мой кабинет до студии, я писала курс по обучению маникюру. Собирались осваивать новые профессии, чтобы перейти на дистанционную работу и начать путешествовать.

Момент, когда мы поняли, что началась война — одно из самых жутких воспоминаний. Мы были у себя дома, на левом берегу, кажется, около 5 утра, проснулись от нескольких взрывов. Сразу зашли в мариупольский чат, и в новостях увидели публикации о том, что объявлена война. Было очень страшно, мы не могли поверить, что это происходит на самом деле. Страшное ощущение, что твоя жизнь в одну минуту разделилась на до и после.

Мы собрали «тревожную» сумку, кое-какие вещи, лекарства, деньги и документы. До последнего надеялись, что это ненадолго, наверное, как и многие, кто остался в Мариуполе. В один момент мы лишились всего: жилья, машины, работы, планов.

«На наших глазах горел наш дом»

К сожалению, в первые дни мы никуда не уехали. А потом уже просто не было возможности. Нас лишили света, газа, воды, со 2 марта пропала связь. Дом, в котором мы были, практически постоянно оказывался на линии огня, обстрелы были каждый день с небольшими перерывами. Без связи мы попросту даже не знали, какими дорогами можно безопасно выехать и куда, не знали, какая ситуация в других районах города. Мы не знали, есть ли официальные коридоры, проводилась ли эвакуация. Некоторые люди уезжали и уходили на свой страх и риск. Кто-то возвращался, кто-то попадал под обстрел, некоторых просто останавливали и отправляли в подвалы ближайших домов.

Первые три недели мы ночевали в тамбуре, а потом полтора месяца жили в подвалах. На наших глазах горел наш дом.

Последние две недели мы жили в частично обвалившемся подвале своего же собственного сгоревшего дома, потому что поблизости больше других укрытий не было.

Все дома в нашей части района были сожжены и разрушены. Еду готовили на кострах возле подъездов. За водой спускались к морю, набирали полуморскую из родника, кипятили ее. Март был очень холодным, долго держался мороз, мы собирали снег с крыш автомобилей и растапливали на кострах. Потом, когда к морю стало спускаться очень опасно, ходили на хлебозавод, всегда группами, чтобы в случае чего помочь друг другу. К сожалению, не всегда возвращались в полном составе. За все время к нам только дважды приезжала гуманитарная помощь.

«Была бы моя воля — сразу бы расстрелял»

23 апреля всех, кто находился в нашем доме, колонной примерно в 60 человек эвакуировали военные [самопровозглашенной] ДНР. Нас вывезли на Поживановскую церковь. Оттуда каждый сам выбирал свой путь, но всем без исключения необходимо было пройти фильтрацию, даже тем, кто после хотел вернуться в Мариуполь. Мы хотели закончить это сразу, не тянуть. Жить было негде, уйти разрешали только на Восточный район, военные сказали занимать пустые квартиры ну или заселяться в подвалы. Мы прошли блокпост, оттуда эвакуационным автобусом всей группой отвезли в село Безыменное, там был пункт временного размещения перед фильтрацией. Несмотря на то, что этот пункт официально не назывался фильтрационным, на входе молодые люди в военной форме проверяли сумки, личные вещи, электронные устройства и документы.

Ярослав пошел первым. У него взяли паспорт, спросили, где он служил и когда.

Он не стал скрывать, что с 2016 по 2019 годы служил по контракту кинологом в «Азове». Его данные передали кому-то по телефону, забрали паспорт и сказали ждать, обещали, что за ним придут. Ночью 24 апреля в 00.30 за ним явился один из военных, которые проверяли на входе наши вещи. Он был в балаклаве, но я его все равно узнала. Военный назвал фамилию мужа и приказал выйти. Ярослава забрали без личных вещей, больше он к нам не вернулся.

Когда его мама попыталась узнать, куда отвезли Ярослава, тот же военный ответил: «Его дело будут рассматривать, но была бы моя воля — сразу бы расстрелял». Нам сказали, что ждать Ярослава не нужно. Мы выехали в Старобешево на фильтрацию через день после случившегося.

Ярослав с подопечными приюта Dog’s Ambulance в Грузии. Фото из личного архива
Ярослав с подопечными приюта Dog’s Ambulance в Грузии. Фото из личного архива

«Подтвердить, что он в плену, может только российская сторона»

За два с половиной месяца Ярослав вышел на связь только один раз. Сообщил, что находится в СИЗО Донецка, ждет суд, и судить его собираются как бывшего члена террористической организации (В России полк «Азов» пока не считается террористическим, Верховный суд России перенес рассмотрение вопроса о его запрете на 2 августа, — Прим. ред.) Назвали предварительный срок — от 5 до 10 лет. Пока мне больше ничего о нем неизвестно.

Я не знаю, в каком он состоянии сейчас, есть ли у него тяжелые травмы, оказывают ли ему медицинскую помощь, есть ли вода, дают ли хоть какую-то еду.

О судьбе мужа я пыталась узнать в разных организациях. Как только я выехала в безопасное место, сразу же стала подавать заявления во все ответственные органы: Национальное Информационное Бюро, СБУ, МВД, Международный Комитет Красного Креста. Ответа пока мне никто не дал. Подтвердить, что он в плену, может только российская сторона.

«Мужчин забирали прямо с улицы»

В лагерях о тебе собирают все возможные данные, проверяют на наличие знакомых среди военных, полицейских, пограничников, работников государственных органов и прочее. Задают провокационные вопросы, например, об отношении к политике Украины, в особенности с 2014 года. Снимают отпечатки пальцев, делают фото. В телефонах проверяют личные переписки, контакты, фото, посты в соцсетях.

Особое внимание, конечно, уделяют мужчинам, их дополнительно проверяют на наличие патриотических татуировок, следы от бронежилетов. Вызывают на допрос в отдельные комнаты, держать там могут до нескольких часов. С нами в ПВР (пункт временного размещения) было около 20 мужчин, у которых забирали паспорта и, не называя причин, насильно удерживали там более 10 дней. Их родные не знали, где они, по их словам, мужчин забирали прямо с улицы.

При успешном прохождении процедуры тебе выдают малюсенький листочек размером со спичечный коробок. Это и есть тот самый пропуск, с которым ты имеешь право свободно передвигаться по территории [самопровозглашенной] ДНР.

Я периодически общаюсь с родственниками других пленных. В основном, это не знакомые мне ранее люди, которые попали в подобные ситуации. Находим друг друга в чатах или группах по поиску пропавших. Среди моих знакомых, к сожалению, еще нет тех, чьи родные уже на свободе. Хотя в целом такие случаи есть. Верю, что их будет больше.

Сейчас я в Литве. Не знаю, останусь ли здесь, или уеду со временем в Украину. Меня очень тянет обратно. Но где бы я ни находилась, сердцем и душой я с Ярославом. Я верю, что скоро мы будем вместе. И вот с ним я готова отправиться хоть на край света. Он всегда хотел совмещать волонтерство и путешествия. Кто знает, может быть, этим и займемся, когда он вернется.