«Мне стыдно, что я военнослужащий этой бригады», — написал в редакцию «Новой» глубокой ночью военный медик Алексей Асташов. Так он отреагировал на только что вышедший фильм-расследование «Важных историй», где его сослуживец по 64-й отдельной мотострелковой бригаде признается в убийстве мирного жителя в Украине. «Новая газета. Европа» рассказывает историю ветеринара из Хабаровского края, который отправился в Украину, «чтобы бить нацистов и защищать русский мир».
От редакции:
«Новая газета. Европа» понимает, что этот материал может иметь для героя публикации определенные последствия — вплоть до уголовного преследования. Мы несколько раз предлагали Алексею изменить его имя и фамилию в нашей статье. Но он всегда отказывался. Текст статьи он видел до публикации и еще раз попросил нас сохранить его «имя и должность, коими они являются». Написал: «Все риски и ответственность я беру на себя». Мы поняли, что это решение было для него принципиальным.
«Этот рассказ я слышал от него лично, но тогда не поверил — мало ли какие байки пацаны травят», — говорит Алексей про признания своего сослуживца.
Всего лишь полгода назад, 25 февраля 2022 года, 34-летний начальник ветеринарной службы Верхнебуреинского района Хабаровского края Асташов отправился в военкомат поступать на службу по контракту. Накануне он вместе с коллегами на работе смотрел по телевизору выступление президента Путина и слова его о начале спецоперации воспринял как воззвание к народу. Алексей надеялся, что его возьмут медиком, но согласен был идти и пулеметчиком, «чтобы бить нацистов и защищать русский мир».
В начале апреля в составе пополнения он прибыл в Украину и скоро обнаружил, что пресловутая защита «русского мира» больше похожа на гражданскую войну и что собственное же начальство относится к защитникам как к расходному материалу. В конце июля Алексей вернулся в пункт постоянной дислокации бригады в поселке Князе-Волконское под Хабаровском и написал рапорт об отказе участвовать в спецоперации.
Как вышло, что всего за шесть месяцев идеологически мотивированный доброволец-контрактник превратился в противника спецоперации, которому стыдно за свою бригаду, — об этом «Новой газете. Европа» рассказал сам Алексей Асташов.
Купил берцы, взял пулемет
— На первом же построении командир приказал отдать пулемет другому, а меня назначил командиром отделения сбора и эвакуации раненых, — объясняет Алексей, почему он, ветеринарный врач с высшим образованием и курсом по тактической медицине за плечами, подписал контракт с Министерством обороны как рядовой пулеметчик.
По видеочату Google Duo он показал свой военный билет: разворот с фотографией и страницу, где указаны военные специальности. Карьеру в бригаде он начинал именно на должности пулеметчика.
Асташов был знаком с реанимацией и с анестезиологией не только как ветврач, но и как тактический медик, умел перевязывать раны и останавливать кровотечение, то есть владел всеми необходимыми навыками для оказания первой помощи раненым. Но медиком, как он хотел, его не взяли. Формально — из-за отсутствия у него профильного медицинского образования и лечебного сертификата. По словам Алексея, его это даже не расстроило.
В 2015—2016 годах в составе гуманитарной миссии он привозил в Донецкую область груз медикаментов. «За две недели я видел обстрелы, слышал жалобы людей, нуждавшихся в помощи. Я понимал, что АТО (Антитеррористическая операция — так в Украине официально называют войну в Донбассе 2014−2018 годов. — Прим. ред.) с юридической стороны примерно то же самое, что контртеррористическая операция России в Чечне, но все же это был акт агрессии Украины, и люди страдали!» — объясняет Алексей свои идеологические мотивы.
Поэтому слова президента о начале военной операции с целью «защиты людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам», вызвали у Алексея самый горячий отклик.
На защиту «русского мира» он готов был ехать хоть минометчиком, хоть пулеметчиком. И все же он надеялся, что будет заниматься именно ранеными.
Еще до подписания контракта он знал от знакомого из 64-й бригады, что там имеется проблема с медиками: формально был полный комплект, но многие медицинские должности занимали военнослужащие-женщины, часто чьи-то дочери, жены, любовницы. Женщин на спецоперацию не привлекали. Найти им замену в сжатые сроки и закрыть вакансии военными медиками мужского пола было почти нереально. Так и вышло.
Он купил за свой счет форму, заплатил пять тысяч за хорошие белорусские берцы, так как на складе их ему не досталось. И в начале апреля военно-транспортный самолет доставил контрактников в Беларусь, где они соединились с частями 64-й бригады, выведенной после боев на Киевском направлении. «Бригаду потрепало, были потери. По рассказам пацанов, у каждого из них кто-то погиб или был ранен», — говорит Алексей. Из Беларуси эшелоном их доставили в Белгородскую область, а уже оттуда они пересекли «ленточку» и зашли в Харьковскую область.
Алексей прилетел с новеньким пулеметом, а потом по приказу командира бригады передал его другому военнослужащему, Юрию, с которым они подружились. «Он потом погиб, а пулемет мой куда-то потерялся», — рассказывает Алексей.
Как командир отделения он принял под свое командование армейскую скорую — медицинский бронеавтомобиль «Линза» для эвакуации раненых с переднего края до ближайшего госпиталя. В других экипажах военных скорых функции доктора или фельдшера выполняли офицеры — начальник медслужбы и командир медицинской роты. По штату эти должности должны занимать сержанты и прапорщики, но те остались в Хабаровске.
Боевое крещение
— Его три часа не могли достать из лесополосы. Пока нашли, он столько крови потерял! Внутривенку ему сделал, качал его всю дорогу, но все равно спасти не удалось — от кассетного боеприпаса ранения были ужасными, — горюет Алексей, вспоминая свою первую личную потерю — своего друга Юрия Луценко, 30-летнего хабаровчанина, отца двоих детей. Того самого, кому он передал свой пулемет.
Юрий погиб 17 апреля. Их разведгруппа попала под обстрел ракетной системы залпового огня «Ураган». Юрий получил серьезные ранения, но под шквальным огнем его долго не могли достать из лесополосы. Только через три часа сослуживцы на БМП привезли раненого в гнездо эвакуации, где нес дежурство экипаж «Линзы» Алексея Асташова. В их задачу входило оказать раненому первую врачебную помощь и как можно быстрее доставить его в ближайший госпиталь. Тем более что необходимый для спасения «золотой час» уже миновал.
— Юрий был очень сильный, долго продержался, буквально 10 минут не дотянул до госпиталя. Характер его ранений был очень серьезный, — поясняет Алексей.
В своем полевом блокноте, куда он вносил краткие данные о раненых и погибших бойцах, находит страницу с датой 17 апреля:
— Так, Луценко, пятая мотострелковая рота, «200» — сочетанная МВТ, геморрагический шок, болевой шок, — перечисляет он.
МВТ — это минно-взрывная травма. В тот день в его блокноте записаны: один «двухсотый», четверо «трехсотых», а также упоминание о пятерых легкораненых (две контузии и три огнестрела), отказавшихся от госпитализации. Данные о выбывших после их доставки в госпиталь командир отделения Асташов доложил в штаб, чтобы человека не объявили пропавшим без вести или дезертиром.
В день, когда бригада впервые пошла в наступление и подверглась первому для Алексея артобстрелу, его экипаж на своем медицинском «броневичке» менее чем за сутки доставил в госпиталь более 30 раненых. За один вечер погибли 12 человек. «Такой шок для организма: и физическая нагрузка, и психологическая», — вспоминает Алексей.
Тот день он называет своим боевым крещением.
— Делал, что должен доктор: проводил реанимационные мероприятия, дополнительно обезболивал человека, готовил его к транспортировке — затыкал «отверстия» гомеостатическим средствами, накладывал повязки, стабилизировал состояние, а потом везли в госпиталь, — рассказывает он о своих трудовых буднях.
Со своими обязанностями хирурга-реаниматолога Асташов вполне справлялся, но оклад ему платили по 2-му тарифному разряду — как рядовому бойцу в должности пулеметчика. Это примерно 31 500 рублей (520 долларов).
Вместе с боевыми и ежемесячной выплатой в размере двух должностных окладов выходило примерно как у врача московской скорой во время пандемии, но без обстрелов.
Когда через полтора месяца экипаж выехал на ремонт машины в Белгородскую область, в лагере сбора Асташов написал рапорт на офицерское звание и должность. По его словам, армейские кадровики заверили его, что по прибытии в пункт постоянной дислокации бригады в Князе-Волконском его поставят на должность командира взвода с присвоением звания лейтенант. Где-то через месяц Асташов полетел в Хабаровск и зашел к начальнику кадров: «Меня откровенно послали на хер с формулировкой «у тебя краткосрочный контракт на год, подписывай еще на три, тогда, может быть, дадим». Тогда пулеметчик с высшим образованием написал рапорт на должность командира отделения.
Рассказывая о попытках получить должность в соответствии с выполняемыми обязанностями, Алексей каждый раз оговаривается, что шел на спецоперацию не ради денег. «Но обман, каким бы он ни был, угнетает», — говорит он.
Трофеи и гуманитарка
— На 80% наш «броневичок» был заряжен трофейной медициной, — в голосе Алексея слышится гордость профессионала, которому удалось достать дефицит и обеспечить своим пациентам наилучший уход.
В июне после ожесточенных боев на Славянском направлении в бригаде начались перебои с перевязочными материалами. И здесь выручали медикаменты, которые захватывали у частей ВСУ.
— Как манна небесная — гемостатики, обезболивающие, португальские ибупрофен и парацетамол, которые у нас заканчивались. Почти вся перевязка была американского, израильского, французского, польского производства, — делится Алексей.
До этого все средства для оказания первой помощи и реанимации полевые медики получали в ПМГ — передвижном медицинском госпитале. Но потом из- за проблем с логистикой и из-за переезда ПМГ на помощь «Центру» возникли перебои.
В полевых условиях бригада находилась с января, сначала на учениях, потом в боях. У военнослужащих начали проявляться заболевания, в том числе рецидивы хронических болезней. «Геморрой и зубная боль — это, наверное, самое безобидное», — не без сарказма говорит Асташов. А вот препаратов для лечения заболеваний по линии Министерства обороны почти не поставляли. Даже в госпиталь их привозили в виде гуманитарной помощи от населения.
Помощь военным начали собирать уже 24 февраля. Первыми включились жители приграничной Белгородской области, потом присоединись люди из других регионов. Организаторы помощи публиковали в соцсетях списки вещей, о которых их просили сами военные: средства гигиены, берцы, прицелы, квадрокоптеры, тепловизоры и тому подобное. Списки могли отличаться, но почти всегда в них присутствовали медикаменты. Их закупали волонтеры-медики и доставляли в военный лагерь под Белгородом.
В одном из них, в Уразово, 64-я бригада была дважды — при вступлении на территорию Украины и на краткосрочном отдыхе. Оба раза военную скорую заваливали под завязку. Антибиотики, противовирусные, обезболивающие, кремы, мази — вплоть до детских присыпок. «Все пригодилось, большое спасибо людям», — говорит Алексей.
Однако с началом боев, когда пошли раненые, места в «броневичке» стало не хватать. Часть медикаментов Асташов отвез в госпиталь, а часть раздал в Изюме местным жителям, когда заезжал на рынок возле «голубенького» (Свято-Вознесенского) собора на Московской улице.
— Купили сигареты и молоко, а люди видят, что машина санитарная, хотя красный крест у нас был замазан. Подошла женщина с ребенком на руках и спросила, нет ли у меня нурофена или чего от жара для детей.
Стоило мне протянуть ей руку с ибупрофеном, как вокруг машины выстроилась толпа, — рассказывает Алексей.
Представители «русского мира» просили лекарства от давления, от сердца, анальгин, аспирин… За 10 минут медики раздали людям две полные коробки с лекарственной гуманитаркой. Алексей зашел в церковь, поставил свечку.
Дольше стоять было опасно, так как город интенсивно обстреливался. Неоднократно доставалось и госпиталю, до недавнего времени располагавшемуся в лицее № 2. Военная скорая Асташова привозила туда «двухсотых», так как только там имелись холодильники для хранения трупов.
В другом крыле здания лицея располагалась комендатура и отдел ФСБ. По данным украинских СМИ, в лицее № 2 была устроена тюрьма. Позднее здание было уничтожено ударом ВСУ.
Алексей полагает, что красные кресты на машинах, вечно сваленные в кучу окровавленные носилки и несоблюдение светомаскировки могли послужить красной тряпкой для противника. Неоднократно обстреливался и госпиталь 321-го медицинского отряда спецназначения, он тоже находился в Изюме. Возле госпиталей пару раз под обстрел ВСУ попадал и экипаж Асташова.
Поэтому еще в марте поступило распоряжение замазать красные кресты на санитарных машинах. Медикам было приказано «не отсвечивать». По прибытии в район боевых действий Алексей сразу снял с рукава знак красного креста, но всегда принципиально с гордостью носил шеврон с эмблемой 64-й бригады. К тому времени номер ее уже назывался в числе российских частей, которые могут быть причастны к военным преступлениям в Буче.
Смятение
— Мне самому был интересен момент про Бучу, и я спрашивал бойцов о том, где они были и чем занимались на Киевском направлении, — рассказывает Алексей.
По его словам, все как один отвечали, что в Буче не были, а были только в Андреевке, Макарове и Бородянке.
Сообщения о мародерстве и массовых убийствах мирных жителей в пригороде Киева Буче появились в ведущих мировых СМИ в самом начале апреля. Би-би-си, Reuters, Al-Jazeera, АР и другие медиа со 2 апреля публиковали репортажи с фотографиями убитых в период с 5 по 31 марта, когда там стояли российские войска. Тела находили на улицах, во дворах, подвалах домов.
Жители Андреевки сообщили украинским СМИ, что в галерее «реквизированного» у них смартфона они обнаружили селфи и фотографии, сделанные российским военнослужащим. Позже выяснится, что это был ефрейтор 64-й бригады Даниил Фролкин.
«От него лично я слышал рассказ, но не поверил, мало ли какие байки пацаны травят», — подтверждает мне Асташов. — «А что он говорил?» — уточняем у него. — «Как расстрелял мужчину за фотографии в смартфоне по приказу [командира бригады] Омурбекова».
Позже Асташов выяснит, что часть военнослужащих бригады все же была в Буче. А Фролкин через несколько месяцев сам расскажет журналистам, что убил гражданского.
18 апреля президент Путин своим указом присвоил 64-й отдельной мотострелковой бригаде почетное наименование «гвардейская».
В 20-х числах при наступлении на Великую Камышеваху в Харьковской области бойцы захватили полевой медицинский пункт ВСУ. Среди бумаг оказались списки личного состава украинской части. Любопытства ради Алексей взял их посмотреть. Его внимание привлекло то, что чуть ли не у половины украинских военнослужащих были русские фамилии. Одновременно он вспомнил, как много среди его однополчан тех, кто носит украинские фамилии.
— Я держал в руках списки с русскими фамилиями, находясь на территории Харьковской области — не Луганской, не Донецкой, а ведь я ехал на СВО под эгидой освобождения ДНР и ЛНР. В душе у меня возникло смятение. Я понял про имперские амбиции, понял, что являюсь участником, по сути, гражданской войны, — рассказывает Асташов.
Тогда, по его признанию, у него случился «психологический надлом».
Потери: 200-е, 300-е и 500-е
— Жалко всех, но, когда погибает такой высококвалифицированный человек, жалко вдвойне. Блин, ребята, ну нельзя же относиться к людям как к расходному материалу! — до сих пор горюет Алексей о молодом враче, выпускнике столичного медвуза Михаиле Кузине.
Кузин служил хирургом в госпитале, но из-за нехватки медиков нередко занимался эвакуацией раненых с передовой. 3 июня он и еще двое военных медиков вывозили раненых на МТЛБ (многоцелевой тягач легкобронированный). «Это консервная банка с броней в 3 мм, коробка из-под холодильника — и то безопаснее», — характеризует эту технику Асташов. Автомобиль попал под обстрел и, уходя из-под огня, налетел на мину. Экипаж и оба раненых погибли.
Посмертно Михаила наградили орденом Мужества. Фотографию военврача поместили на огромный стенд в месте постоянной дислокации бригады в поселке Князе-Волконское. В самом верху на нем написано большими буквами: «Памяти павших будем достойны», ниже размещены фотографии 44 военнослужащих 64-й бригады — кавалеров ордена Мужества, погибших на территории Украины и ЛДНР. В нижнем ряду слева висит фотография Михаила Кузина.
Снимок стенда Алексей разместил на свой странице «ВКонтакте» (на момент публикации страница удалена, но фото успели перепостить в украинских пабликах).
— Совокупность безвозвратных боевых, санитарных и психологических потерь фактически уполовинила бригаду, — говорит Алексей, имея в виду состав бригады по состоянию на 24 февраля.
Санитарные — это потери по заболеванию. Психологические — это «отказники», те, кто отказался от участия в СВО. Их обозначают кодом 500 — «пятисотые». Сколько в бригаде «пятисотых», Алексей точно не знает. Несколько десятков. По его словам, отказы пишут и кадровые военнослужащие, офицеры, находящиеся в пункте постоянной дислокации.
На памяти Асташова самые большие потери бригада понесла в Киевской области, в боях за населенные пункты Заводы и Великая Камышеваха в Харьковской области, поселок Богородичное в Донецкой области и за «Шервудский лес» — так военные назвали густой лесной массив между Изюмом и Святогорском. Там было много как погибших, так и раненых.
— В апреле, после наступления на Заводы и Великую Камышеваху, бригаду должны были выводить. В ней были потери еще с Киевского направления. [Комбриг] Омурбеков отрапортовал командующему, что бригада полна сил и средств, что готова выполнить любые задачи, отказников нет, — вспоминает Асташов.
Командование оценило готовность выполнять приказы любой ценой: Омурбеков получил «Героя России», ему присвоили звание полковника, бригада стала «гвардейской». Не считались с потерями и другие командиры, рангом пониже.
В тех же сражениях командир 3-го батальона послал в наступление медицинский взвод, в результате он в полном составе выбыл из строя. «Майор Г. сказал: «Вы, медики, такая же пехота, дуйте в наступление!» Весь взвод «затрехсотил»», — рассказывает Алексей. Сам комбат в том бою получил ранение, его наградили орденом Мужества. В разговорах между собой военнослужащие критиковали майора за непрофессиональные действия.
В наступлении на Славянском направлении, южнее Изюма, бригаду еще больше потрепало, но пополнения ни личного состава, ни техники не было. В июне Азатбека Омурбекова самого тяжело ранило.
После тех боев в бригаде появились первые «пятисотые», число их еще больше возросло после наступления на Богородичное и ожесточенных боев в «Шервудском лесу».
— Не было нормального взаимодействия между мотострелковыми подразделениями и артиллерией. Радиостанции дерьмо, квадрокоптеры и беспилотники в недостаточном количестве, — отвечает Алексей на вопрос о причинах потерь и просчетов, оговорившись, что «генштабов он не кончал». Потом, подумав, называет еще одну причину: скотское отношение к людям.
Обманки и обидки
— Когда я уезжал в Хабаровск, в пункт постоянной дислокации, наш начмед взял с меня слово, что я вернусь на «передок». И вдруг узнаю, что сам он написал отказ!
О начмеде Алексей отзывается с уважением: выпускник медакадемии, профессионал, преданный своему долгу. Офицер все время занимался рекрутингом — искал медиков или хоть кого-то, кто мог оказывать бойцам первую медпомощь. То есть делал работу за кадровиков, которые не могли укомплектовать подразделение. Нехватка медиков была такой, что перед начмедом реально маячила перспектива пойти фельдшером в отделение эвакуации и сесть в ту самую «консервную банку» МТЛБ.
В «Шервудском лесу» ему и другим офицерам штаба вручили медаль Суворова, но после отказа от участия в СВО медаль у начмеда забрали. «Видимо, медали раздавали без приказа на бумаге, ибо лишить наград могут только по решению суда», — предполагает Алексей.
Все медики подразделения были представлены к медали «За спасение погибавших». Например, только экипаж Асташова за три месяца боевой командировки вывез с поля боя 174 раненых военных, которым удалось сохранить жизнь. Но наградные листы потерялись — на уровне то ли бригады, то ли 35-й армии или Восточного военного округа.
По его наблюдениям, отказы от участия в спецоперации чаще вызваны не упадническим настроением и страхом за свою жизнь, а спровоцированы — Алексей снова употребляет это выражение — скотским отношением командования.
— Ребятам сказали, что они едут на учения, а оказалось, что их обманным путем заманили на спецоперацию, согласия у них никто не спрашивал. Они на учениях с января, устали, им постоянно обещают ротацию, но у росгвардейцев почему-то ротация проводится, а у нас нет, — перечисляет он «обидки». — Рассказывали, что всем раненым, даже легкораненым, например, контуженным, положена компенсация. Люди отказывались от госпитализации и шли в бой, а мы, медики, писали рапорта о том, что бойцу действительно была оказана помощь, был извлечен осколок, к примеру, чтобы позже он мог оформить в ПМГ форму 100. Но компенсации они не получали, а ведь у многих по две-три контузии и осколочные ранения!
По его мнению, сослуживцы пишут отказы, потому что устали от обещаний и обманов. У Асташова тоже закралась «обидка».
Когда в отделе кадров в Князе-Волконском ему отказались дать звание лейтенанта и должность комвзвода, он написал рапорт на должность командира отделения.
За 10 минут до вылета во вторую командировку в военный билет ему вписали «санинструктор». Несмотря на обещания, командную должность Асташову не дали. Зато пообещали направить его в более спокойное, но не менее «блевотное» место — в «522-й Центр приема, обработки и отправки погибших» в Ростове-на-Дону.
Дорога домой
В конце июля Алексей вылетел из Хабаровска во вторую командировку. В пути у командира группы он выяснил, что распоряжений о высадке санинструктора в Таганроге для отбытия в областной центр не поступало и что вместе с пополнением он летит в конечный пункт назначения для отправки в Херсон.
На борту Алексей рассматривал пополнение — контрактников-«полусрочников» 2002−2003 годов рождения. По его признанию, боль и смерть таких молодых ребят наблюдать было тяжелее всего: «Многим удалось помочь, но никогда не забуду «кошачьи глаза» мальчишек, которых не удалось спасти».
Это выражение — «кошачьи глаза» — он, ветеринарный доктор, услышал на спецоперации от военных медиков. Этим термином обозначают посмертное явление, когда зрачок перестает реагировать на свет.
«Ты смотришь в глаза человека, прямо в его душу, или он на тебя смотрит, в твою душу, и уходит при тебе, испускает дух — это самое сложное. Я осознал, что умру или сойду с ума, если опять буду закрывать глаза таким мальчишкам», — объясняет Алексей.
В Крыму он развернулся и полетел обратно в Хабаровск. Через двое суток добрался до части и подал рапорт об отказе участвовать в СВО. В настоящее время Асташов находится в процессе увольнения из армии.
В начале августа он вернулся к работе на ветеринарной станции в поселке Чегдомын — это почти тысяча километров от Князе-Волконского. На прошлой неделе ему позвонили из части и попросили приехать в субботу, 20 августа, будто бы для подписания обходного листа. Когда Алексей прибыл в отдел кадров, его задержали для беседы сотрудники ФСБ и военной полиции, изъяли телефон и взяли объяснительную о публикации снимка с фотографиями погибших.
Сам стенд куда-то исчез, а на двери штаба висит фотография Даниила Фролкина и написано, что против него возбуждено уголовное дело по статье о распространении заведомо ложной информации (фейков) о Вооруженных силах РФ.