13 украинских СИЗО и колоний на две тысячи человек оказались на оккупированных территориях после 24 февраля 2022 года — начала полномасштабной войны России против Украины. Украинский минюст, которому подчиняются пенитенциарные учреждения, не успел эвакуировать заключенных, пишет Deutsche Welle.
«Мы готовились к эвакуации учреждений, но не к такому количеству. Мы не ожидали настолько широкого фронта», — объясняет DW Елена Высоцкая, заместительница министра юстиции, ответственная за систему исполнения уголовных наказаний. По ее словам, минюст планировал эвакуировать колонии и СИЗО, расположенные неподалеку от оккупированных с 2014 года территорий Донецкой и Луганской областей. Однако сделать это помешали формальности.
Эвакуация из СИЗО и колоний — миссия (не) выполнима
«Как министерство мы не можем самостоятельно принимать такие решения и обеспечивать их выполнение, — говорит Высоцкая. — Задействованы несколько органов. Решение об эвакуации принимают военно-гражданские администрации (ВГА). Перевозкой занимается Нацгвардия — это министерство внутренних дел».
Высоцкая напоминает, что ВГА, например, не приняла решения об эвакуации СИЗО из Старобельска, хотя минюст мог это сделать, ведь там содержали относительно мало подсудимых — около 300 человек.
Впрочем, как говорит представительница минюста, безопасно эвакуировать людей из режимных объектов сложно с организационной точки зрения. По ее информации, на оккупированных еще в 2014 году территориях осталось 20 учреждений отбывания наказаний, где находились 29 тысяч заключенных. Удалась тогда только одна эвакуация — женской колонии в Луганской области.
«Также была попытка эвакуации Чернухинской колонии на границе Луганской и Донецкой областей, — рассказывает Олег Цвилый, председатель общественной организации „Альянс украинского единства“, которая занимается правами осужденных и заключенных. — Однако во время эвакуации начался минометный обстрел, пострадали около 300 осужденных. Остальные попытались самостоятельно выйти из колонии. Очень многие погибли на растяжках, минных полях и под обстрелами».
«Так что возникает вопрос о целесообразности эвакуации, — рассуждает Высоцкая. — Сейчас говорят о вероятности нападения из Беларуси. Должны ли мы организовать эвакуацию учреждений с севера? Куда? Где не будет наступления? И есть ли у нас там надлежащие условия?»
Изменение меры пресечения и помилования — альтернатива эвакуации?
Представительница минюста говорит, что и до 24 февраля можно было, и по-прежнему возможно, задействовать другие механизмы для освобождения удерживаемых в СИЗО лиц — изменение меры пресечения на домашний арест или личное обязательство. Для этого адвокат или прокурор должны подать соответствующее ходатайство в суд, обосновывая его тем, что подсудимый хочет эвакуироваться или защищать страну. Впрочем, как говорит Высоцкая, до 24 февраля судебных решений по таким ходатайствам было мало.
В свою очередь осужденные, отбывающие наказание в колониях, могли и могут обратиться к президенту с просьбой о помиловании. По информации минюста, с начала полномасштабной войны было помиловано 385 человек — тех, у кого есть боевой опыт, и кто не совершал тяжких или особо тяжких преступлений.
Впрочем, убежден правозащитник Цвилый, именно Минюст имел возможность прибегнуть к альтернативе эвакуации. «Министерство могло хотя бы вовремя вывезти добровольцев, которые были готовы защищать Украину и написали заявления о помиловании, — возмущается Цвилый. — Например, накануне оккупации в одной из херсонских колоний эти заявления принимал чиновник, сотрудничающий сейчас с россиянами. И теперь добровольцы оказались в ловушке».
Он отмечает, что перед войной «Альянс украинского единства» обращался в министерство юстиции с запросами. «Мы спрашивали, есть ли у министерства план эвакуации учреждений по отбыванию наказаний. Нам ответили, что план есть, но он секретный», — отмечает Цвилый.
Россия не пошла на переговоры об эвакуации заключенных
Информация о том, какие учреждения эвакуировали и куда именно, имеет ограниченный доступ, объясняет заместительница министра юстиции Елена Высоцкая. Она приводит только статистику — речь идет об 11 учреждениях на 4,5 тысячи заключенных, которые удалось эвакуировать с начала полномасштабной войны. Их вывезли из населенных пунктов вдоль линии фронта.
«Те территории, откуда мы эвакуировали учреждения, не были оккупированы. Но два здания колоний уже после эвакуации были полностью уничтожены», — отмечает Высоцкая и объясняет, что заключенные 13 учреждений попали под оккупацию в первые два-три дня полномасштабной войны.
Большинство учреждений отбывания наказаний, которые находятся на оккупированных территориях, на юге. «Если бы мы заранее перевезли учреждения с юга, нам бы было некуда перевозить те учреждения, которые были эвакуированы в марте-апреле. Система следственных изоляторов и тюрем на относительно безопасной территории страны не безгранична. Кроме того, там должны быть надлежащие условия. Статус осужденного и заключенного накладывает совсем другую ответственность», — говорит Высоцкая.
Она добавляет, что были надежды на возможность эвакуации учреждений исполнения наказаний уже после оккупации — через переговоры с Россией. «Ведь заключенные являются частью гражданского населения. Однако, к сожалению, Россия не пошла на такие переговоры. Не было эвакуировано ни одно из учреждений», — объясняет Высоцкая.
Оккупированные РФ колонии используются как военная база
На оккупированной территории Херсонской области работает только одно заведение отбывания наказаний — колония № 7 в Голой Пристани, рассказывает правозащитник Цвилый. Он поддерживает связь с заключенными, которые пользуются мобильными телефонами, несмотря на запрет со стороны администрации. По словам Цвилого, в Голопристанскую колонию оккупационные власти свезли фактически всех осужденных и заключенных из Херсона и области, а также из Снигиревской колонии № 5 в Николаевской области, здание которой пострадало от боевых действий.
«Там очень плохие условия, — отмечает правозащитник. — Здоровых держат вместе с больными. Все не помещаются, поэтому часть заключенных, по нашим данным, вывозят в Симферополь, в Крым. Часть — в Россию».
При этом российские военные полностью заняли две колонии в Херсонской области — Дарьевскую № 10, в которой ранее содержали больных осужденных, и Белозерскую № 105, которую еще перед войной закрыли и планировали выставить на продажу.
«Россияне используют эти две колонии для ремонта техники и содержат там свой личный состав, в том числе военнослужащих ЧВК „Вагнер“. Также их используют в качестве временных тюрем для военнопленных и гражданских. Их там содержат недолгий период и потом куда-то вывозят», — говорит Цвилый.
Принудительная паспортизация и «добровольное раскаяние» на поле боя
По информации Цвилого, оказавшихся в оккупации заключенных заставляют получать российские паспорта. Правозащитнику также известно о случаях, когда заключенных привлекали к участию в «референдуме».
«Говорили, что всех, кто не проголосует, будут отправлять в Крым и Россию, — рассказывает со ссылкой на арестованных Цвилий. — Те, кто не получили паспорта, не приняли участия в „референдуме“ и, очевидно, не пошли на уступки, в дальнейшем исчезли. Я так понимаю, что их вывезли в Крым или вглубь России, и они там сейчас без связи. Это в лучшем случае. В худшем — их уже нет в живых».
Принудительной мобилизации заключенных, оставшихся на оккупированных территориях, нет, говорит DW работник следственного изолятора в Мариуполе, который попросил не называть его имя по соображениям безопасности.
«Всем, кого содержат под стражей, предложили искупить свою вину на поле боя. На что 90 процентов написали добровольные заявления. На сегодняшний день никого к мобилизации не привлекли. Сейчас арестованные лояльны к россиянам. Они надеются, что их отпустят или уменьшат срок», — объясняет работник следственного изолятора.
В то же время он рассказывает, что во время захвата учреждения россиянами заключенные подняли бунт, однако «силовики» «ДНР» подавили беспорядки.
Наркотики, насилие, показательные убийства, отсутствие адвокатов
Оккупировав тюрьмы, россияне пытались подкупить заключенных, чтобы заручиться их поддержкой, говорит Олег Цвилый из «Альянса украинского единства». Ему известно, что в колонию № 90 в Херсоне заводили «положенца» (уголовный авторитет, «ответственный» за колонию — Прим. ред.) из российского Краснодара.
«Он привозил осужденным „гуманитарную помощь“, в том числе легкие наркотики. Подкупал, скажем так. Призывал не вмешиваться, говорил, что это все политика. Поскольку среди осужденных есть немало наркозависимых людей, они на это повелись», — рассказывает правозащитник.
Оккупационная администрация тюрем также прибегает к запугиваниям. Со слов заключенных Цвиллому известно о двух показательных убийствах — в мариупольском СИЗО и 61-й херсонской колонии.
«В Мариуполе это был „смотрящий“ (уголовный авторитет, ответственный за камеру или корпус — Прим. ред.). Он возмутился из-за неоправданного насилия со стороны „кадыровцев“, которые забежали в колонию, забросили туда светошумовые гранаты, стреляли в воздух, повредили водопроводные трубы. Он пытался объяснить, что в этом нет необходимости, ведь никто не сопротивляется. Однако его застрелили», — рассказывает Цвилый.
Стрельбу в херсонской колонии, в результате которой погиб один заключенный, россияне впоследствии объяснили якобы подавлением бунта. «На самом деле никакого бунта не было, заключенные сидели в своих камерах, и этого осужденного убили именно в камере. Он обратился к россиянам, и они застрелили его через окошко. Это было показательное убийство — чтобы нагнать страх на остальных осужденных, — считает правозащитник. — Затем на пропагандистских каналах показали „раскаяние“ руководителя 61-й колонии и некоторых „смотрящих“, которые сказали, что бунт действительно был и его организовала Служба безопасности Украины».
Право осужденных и заключенных в защиту не соблюдается — им не дают возможности связаться с адвокатами, хотя бы российскими, говорит Цвилый.
«Формально каждый арестованный имеет адвоката, но фактически связи с ним нет. Отношение к жалобам — тоже формальное», — подтверждает DW на условиях анонимности работник следственного изолятора в Мариуполе.
Тем, у кого истекает срок содержания под стражей, его автоматически продлевают. Следственные и судебные действия не проводят. Известно о случаях, когда осужденных, у которых истек срок заключения, отпускали. Из колонии № 90 в Херсоне так освободили около 60 человек, отмечает Цвилый.
Коллаборанты в системе
У украинского министерства юстиции сейчас нет связей с учреждениями отбывания наказаний на оккупированной территории, говорит заместительница министра Елена Высоцкая.
«Первый месяц оккупанты еще не вводили свои порядки в колонии, и работники могли безопасно с нами говорить. Затем часть из них уехала, часть — спряталась. Остальные остались и продолжают работать — по разным причинам. С одной стороны, персонал не может покинуть свои рабочие места, потому что это подвергает опасности и заключенных, и людей на свободе. С другой стороны, если они работают по правилам оккупационной власти, то это подозрение в коллаборации», — считает Высоцкая.
По мнению Олега Цвилого из «Альянса украинского единства», значительная часть работников системы исполнения наказаний отнеслась к российским оккупационным властям с расположением.
«Эта система — наследие Советского Союза, где была модель ГУЛАГа. В России она такой и осталась, а в Украине начала постепенно меняться, европеизироваться, — считает правозащитник. — Однако большинству тюремщиков удобно „работать“ именно в условиях ГУЛАГа. Когда тотальный контроль, когда у осужденного нет связи с внешним миром, когда на него можно давить лишением передач и свиданий, чтобы он был в постоянных лишениях и, соответственно, более сговорчив».