Участие чеченцев в украинской войне обычно ассоциируют с «TikTok-войсками» Кадырова, знаменитыми своими постановочными роликами. Но несколько чеченских батальонов воюют и на стороне Украины, причем на передовой: недавно представители одного из них устроили засаду в Белгородской области, уничтожив военную технику и убив нескольких российских военных. Несмотря на угрозы со стороны Кадырова, чеченцы продолжают вступать в ряды ВСУ, их численность в украинских войсках растет. The Insider поговорил с чеченскими бойцами в ВСУ об их мотивации, отношении к Кадырову и ситуации на фронте.
«Я приехал отомстить за убитых детей, женщин и стариков в Чечне, Ингушетии, Сирии и Украине»
Фатхи, батальон ОБОН, подразделение «Борз», участник вылазки в Белгородскую область:
— Я приехал в Украину по двум причинам: чтобы отомстить за свой народ и чтобы помочь украинцам. Россия оккупировала всю мою страну — Чечню, и убила очень много людей из моей семьи — отца, братьев, тетю, дядю. Я воспринимаю россиян не только как врагов украинцев и чеченцев, но и как врагов всего человечества. Они будут брать все, что хотят, и никогда не остановятся. Если мы позволим им победить на украинской земле, то они пойдут дальше. Поэтому я приехал сюда, чтобы отомстить за убитых детей, женщин и стариков в Чечне, Ингушетии, Сирии, а сейчас еще и в Украине.
Я приехал в мае 2022 года. Сначала был в батальоне «Крым». Меня здесь обучали больше двух месяцев. Потом нам сказали, что обучение может продлиться до полугода, а я не хотел ждать так долго, поэтому через друга решил попасть в ОБОН — отдельный батальон особого назначения, где на тот момент было только несколько человек. У нас больше серьезных ребят, которые воевали в Чечне и в Сирии.
У меня с детства была мечта стать либо военным, либо полицейским. Я хотел быть похожим на своего отца. Мне нравится быть здесь, и, даже когда война закончится, я пойду воевать за справедливость в другое место.
Когда была чеченская война, мне было восемь или девять, но я многое помню. Мама с нами покинула Чечню — нас хотели убить кадыровцы. Это была кровная месть. Мой отец был бригадным генералом и убивал оккупантов и предателей-кадыровцев (Арби Бараев — полевой командир, убитый во время второй чеченской войны, один из самых известных эмиров сопротивления в войне с российскими войсками в Чечне. — Прим. The Insider), которые делали зачистки по ночам и избивали людей на улице. Особенно пацанов лет 15−16. У одного кровь была повсюду, они его били, потому что у него не было паспорта, а потом забрали в тюрьму и сказали, что он террорист.
Мою мать тоже много раз забирали и допрашивали. После таких допросов она всегда находилась в шоке и не могла говорить. Сейчас из-за того, что я воюю за Украину, ее тоже пугают и задерживают, но уезжать она не хочет. Ее не трогают, потому что мои двоюродные братья служат в российской армии.
Отца одного из этих моих братьев тоже убили кадыровцы, но он все равно служит у них. Я с ним поэтому не общаюсь — как может человек носить ту же форму, что и люди, которые убили твою семью? Он в ответ называл меня террористом, потому что я поддерживаю ЛГБТ и живу в Европе — на тот момент я жил в Дании, а он в Чечне. Я могу сказать откровенно, что если встречу его здесь, в Украине, то убью.
Я жил в Европе с семнадцати лет как политический беженец. Моя мать нас бросила, когда мне было десять, и вернулась в Чечню. Я не виню в этом ни ее, ни отца, я виню только Путина и ту часть часть российского народа, который поддерживает все, что делает их президент. Я оставил все, чтобы приехать в Украину, — друзей, знакомых и работу и надеюсь, что скоро мы победим и вернемся в Чечню, чтобы освободить весь Кавказ.
В Чечне сейчас остаются только те, у кого нет возможности покинуть республику. Люди боятся — боятся говорить, высказывать свое мнение и даже просто думать. Они боятся идти против системы, потому что за это тебя в Чечне либо посадят в тюрьму, либо будут пытать, либо убьют. Людей насилуют и убивают просто за комментарии в Facebook. Если ты где-то напишешь, что тебе не нравится Кадыров, то на следующий день ни тебя, ни всей твоей семьи уже не будет в живых.
Двадцать пять лет народ живет в страхе. Когда будет возможность, то сами кадыровцы восстанут против Кадырова. Во времена СССР, когда чеченцев отправляли воевать в Афганистан, они сталкивали одних мусульман с другими, но после развала Союза все чеченцы, кто служил в советской армии, пошли против России — погибали во время первой и второй чеченских войн. Конечно, есть чеченцы, которые искренне поддерживают Кадырова, — они любят его за деньги и власть, но есть и те, у кого просто нет другого выбора. Очень много молодежи сидит без работы, а вступить в ряды армии — прибыльное дело. Они ненавидят Кадырова, но идут к нему за деньги.
Я бросал вызов Кадырову, когда он плохо говорил о моем отце: «Приезжай в Бахмут и покажи, кто ты». После этого моим родственникам по отцовской линии пришлось покинуть Чечню. Родственники, которые живут в Европе, просили, чтобы я больше так не делал. Сказали: «Воюй, сколько хочешь, но носи маску и не делай обращений против кадыровцев — твоих родных в Чечне будут избивать и насиловать».
Если бы я боялся Кадырова, я бы не приехал сюда воевать. Конечно, у меня есть чувство страха, как и у всех остальных людей, но я могу его контролировать. Если военный говорит, что он ничего не боится, то он либо врет, либо психически ненормальный. Мы все боимся, но это не мешает. Если бы мешало, я бы не поехал в Бахмут, не зашел бы в Белгородскую область, чтобы устроить засаду. Я умолял командира, чтобы он взял меня с собой на это задание, хотя и понимал, что нас могли окружить, мы могли попасть в ловушку. Я горжусь тем, что сделал, и психологически это на меня никак не влияет. Я слышал, как они кричали, видел, как умирали. Один из них, кстати, был кадыровцем.
Но кадыровцы в бою не очень подготовлены, они, скорее, просто для показухи существуют. Есть чеченцы, которые служат в российской армии и не подчиняются Кадырову, а именно кадыровцы — они как полиция, они воевать не умеют. Они «воевали» только против партизан на Кавказе. Например, окружали один дом, в котором только пацан с автоматом. Двести человек на операции по окружению одного пацана. Они не умеют воевать против авиации, артиллерии, не умеют штурмовать. Они — бандиты, рабы Путина, могут только пытать, насиловать и гоняться за пацанами в горах, которые делали диверсии.
Мы не сидим в окопах все время. Обычно наши задачи — захватить кого-то, разбить технику, убить. Мы живем в городе, ходим на учебку, но на операции иногда приходится спать в лесах. Ранений у меня не было, но была небольшая контузия. 120-й миномет ударил в семи-восьми метрах от меня, я успел отпрыгнуть в окоп. Я участвовал во многих тяжелых штурмах. Были и ситуации, когда нас очень плотно бомбили: взрывались мины, «Грады», кассеты. Был с нами как-то «Альфа» — спецназ, у них много людей погибло, и они нас бросили, нас осталось буквально пять чеченцев.
Недавно нам пришлось пройти 19 километров, а у меня был пулемет, за спиной — рюкзак весом до 50 килограмм. Я так сильно устал, что думал — сейчас умру. Но все равно продолжал идти, понимая, что если я остановлюсь, то группа остановится и я буду грузом для них. Помню, как по дороге обратно я пару раз упал из-за того, что ноги не держали. Это сложно, очень сложно, но что поделать — это война.
«Через победу в Украине мы сможем вернуться домой и отвоевать свою родину»
Бертан, батальон ОБОН, подразделение «Борз»:
— С началом полномасштабной войны росла сильная античеченская пропаганда. Весь мир видел в нас демонов, которые пришли убивать украинцев вместе с российской армией. Особенно такое отношение начало усиливаться после событий в Буче и зверств, совершенных там россиянами. Это сильно сказалось на чеченцах — наш народ начали представлять отдельной страной, которая вместе с Россией напала на Украину. И тогда я принял для себя решение, что не могу не находиться в Украине, не могу не помочь.
Я приехал в Украину в апреле 2022-го, и, когда стало известно, что наконец заключена договоренность между ВСУ и вооруженными силами Чеченской Республики Ичкерия, мы начали искать пути выхода на Министерство обороны ЧРИ, чтобы попасть в батальон ОБОН.
На тот момент наши руководители приняли решение о формировании батальонов, которые будут оказывать помощь Украине. Мы все ждали официальной информации, но, когда весь мир облетели новости о событиях в Буче и Ирпене, я решил выехать в Украину, чтобы хоть что-то сделать. Я просто вспомнил свое детство, первую чеченскую и потом вторую, где были массовые убийства гражданского населения в Алдах, мне было 16−17 лет, и я ничем не мог помочь дома, а сейчас, спустя много лет, наблюдая за произволом, который творят русские в Украине, ни я, ни мои знакомые не можем стоять в стороне. Мы помним, как они разрушали Грозный, помним про Самашки и видим, как это переносится в Украину — только уже в бо́льших масштабах. Лично я могу сказать, что для меня война никогда не заканчивалась.
Поскольку до этого у меня не было боевого опыта, в батальоне меня подготовили, как и всех остальных ребят. Здесь все очень хорошо организовано. Почти каждые три месяца у нас проводятся обучение, пополнение. В Чечне только РПГ были, а здесь современное натовское вооружение, с которым бо́льшая часть наших бойцов не знакома. Мы постоянно что-то изучаем, меняем вооружение и полигоны, отрабатываем маневры, которые могут меняться буквально за секунды во время боя. Физическая подготовка тоже обязательна. Человек должен действовать на автомате, чтобы не подвести не только себя, но и ребят, которые находятся рядом.
Поскольку я уже видел войну — не раз был под бомбежками и обстрелами, хотя и был маленький, — я достаточно быстро здесь освоился. Буквально все ребята уже спустя две недели хорошо владели оружием.
Первые мои задания были в основном связаны с разведкой. Командование никогда не забрасывает новичков сразу в опасные места. Но по мере роста опыта усложняются и задачи. Вначале было, конечно, страшно, но этот страх пропадает буквально через две минуты, по-другому ты просто не сможешь работать.
Все операции, которые выполняет наш батальон, согласовываются с ВСУ. Наш батальон находится в составе Иностранного легиона, и, помимо украинских специалистов, мы работаем с иностранцами — канадцами, американцами и грузинскими ребятами.
Украинцы понимают, что у нас с ними общий враг. Это понимание есть на всех уровнях — от руководства до рядовых бойцов ОБОНа. Сейчас мы защищаем не только Украину, но и нашу честь, которая была запятнана кадыровцами. Самое главное, что во всем мире уже понимают, что не все чеченцы стоят на стороне России. Для нас те чеченцы, которые входят в состав российской армии, уже чеченцами не являются. Чеченцы не приезжают и не насилуют людей, не грабят. Это не чеченцы, это — кадыровцы, орки.
У кадыровцев совершенно нет никакой мотивации, и что бы они ни говорили на камеру: «Ахмат — сила!» или «Слава России!» — они не сила. Кадыровцы и те, кто сейчас их представляет, не будут рваться в город, близко подходить к полю боя или даже линии фронта, потому что знают, что они агрессоры. Они снимают эти ролики, чтобы просто оправдаться перед Кадыровым или показать свою смелость, но смелость так не показывают. Кадыров — просто идиот, у него нет никакого понимания ислама. Он не может говорить, что война с Украиной — это джихад. Мы прекрасно знаем, что представляет из себя кадыровская «армия».
Мы, в отличие от них, действительно мотивированы, потому что только через победу в Украине мы сможем вернуться домой и отвоевать свою родину, показав миру, что чеченцы не равны кадыровцам.
У нас в батальоне есть ребята, которые проходили и первую, и вторую чеченские войны. Они находились в Чечне вплоть до 2014 года и продолжали сопротивление, но уже на исходе сил, приходилось ждать, когда ситуация изменится. И сейчас она в корне изменилась. Если десять лет назад нас [чеченцев] воспринимали как террористов, то сейчас мнение о нашем народе изменилось.
В Чечне воевать было гораздо сложнее. Ребята, с которыми я общался, рассказывали, что воевать приходилось практически вслепую. Сейчас есть оснащение, которое помогает и на поле боя, и в небе, а в то время у Чечни не было ничего, что можно было противопоставить российской авиации, — самолетов, вертолетов, артиллерии. Каждый день был борьбой за выживание. Сейчас ты можешь уйти на задание, провести время на передовой, а потом прийти и отдохнуть. Ребята рассказывали, что бывали дни, когда они не ели ничего. И нужно было проверять, не отравлена ли еда или одежда. По интенсивности, конечно, украинская война сложнее. Потому что идет очень плотный огонь, но, с другой стороны, здесь всегда есть надежный тыл, благодаря которому ты можешь передохнуть, а потом опять идти вперед.
«Если убрать Кадырова, ничего не изменится, наша цель — разрушить Кремль»
Мансур, батальон шейха Мансура:
— Я наблюдал за ситуацией в Украине еще в 2014 году, когда начались массовые беспорядки, а в 2015-м приехал в Украину. Уже тогда я понимал, что Россия под видом миротворца оккупирует территории, как это было с Грузией и Осетией. Когда россияне оккупировали Крым, Донецкую и Луганскую области, в СМИ начали появляться сообщения, что это чеченцы напали на Украину. Тогда я жил в Турции, и мне было очень обидно слышать такие слова про свой народ. Такое мнение сложилось, конечно же, из-за предателей-кадыровцев, которых кремлевские вельможи направили в Украину.
Недолго думая, я отправился сюда, чтобы каждому украинцу, в том числе и СМИ, донести, что чеченский народ отличается от этих предателей. Второй причиной, почему я приехал сюда, стало желание набить морду общему врагу. С 99-го года я взялся за оружие и с того момента иду против системы.
У меня большой боевой опыт после чеченской войны, поэтому сейчас я сам тренирую новобранцев и обучаю их военному искусству. Для меня, как и для многих моих товарищей, ничего нового в этой войне нет. Мы воюем с теми же самыми российскими войсками и с той же самой российской артиллерией. Все вранье и пропаганда, которая льется сейчас, нам также знакома.
Каждый боец нашего батальона имеет колоссальные навыки и опыт в военной сфере. Мы владеем любым видом оружия. Самый маленький опыт бойца в наших рядах — десять лет, но в основном у всех по двадцать и тридцать лет. Из Чечни молодых бойцов мы не забираем, потому что готовимся к освобождению своей территории. И люди нам там нужны, потому что в Чечне они принесут гораздо больше пользы.
Первое ранение здесь я получил еще в самом начале, в марте 2022 года, когда мы делали первое контрнаступление. Это было под Броварами. Там было 17 единиц техники. Ночью мы в составе 14 человек заходили в населенный пункт Великая Дымерка и уничтожили четыре танка.
В строй я вернулся уже на пятый день. Ранение оказалось сквозным. До этого у меня тоже были ранения, поэтому к такому мне не привыкать. На войне практически все моменты тяжелые, потому что близкие люди гибнут, получают ранения и пропадают без вести. Война — это холод, голод и тяжесть. Человек находится постоянно в психически напряженном состоянии. Самое тяжелое — сообщать родителям и семьям бойцов, что их сына или отца больше нет.
Поскольку у нас добровольческое подразделение, мы не числимся в регулярной армии, но работаем только согласованно. В основном мы сотрудничаем с СБУ. Наша задача — диверсионно-разведывательные работа, «тактика пчелы»: налетел, ужалил и ушел. Методы партизанской войны у нас сохранились еще со времен первой и второй чеченских войн.
Каждый наш выход координируется с украинскими войсками, чтобы в случае непредвиденных ситуаций нас могла прикрыть артиллерия. Аэроразведка нас всегда контролирует и наблюдает за нами.
Наш покойный президент Джохар Дудаев еще в 90-м году четко сказал, что из себя представляет Россия и какое зло она в себе несет. Сегодня мы все стали свидетелями подтверждения его слов. Я думаю, что если бы Чечне, как сейчас Украине, помогли в то время, то мы бы уже давно разрушили эту российскую империю до основания. Тогда бы украинский народ жил в мире и угрозы балтийским странам и НАТО просто бы не существовало. Наша первостепенная задача — закрыть вопрос с Украиной в нашу пользу. Мы уверены, что добьемся этого с божьей помощью, вернемся в Чечню и Украина поможет нам.
Если бы в Чечне была свобода выбора, то более 90% чеченского народа не поддерживало бы нынешний режим, но люди у нас очень угнетенные. Мы тридцать лет находимся в состоянии войны. С двух лет у нас начинается воспитание, и с этого момента нам объясняют, что происходит и происходило. Чечня стоит на первом месте по количеству психических заболеваний. Убийством наш народ не испугать. Люди боятся публичных оскорблений, издевательств, поэтому Кадыров бьет по самым больным местам: они забирают матерей, сестер, жен, дочерей и манипулируют людьми. Женщина для нас неприкосновенна, и люди в основном молчат, а покинуть Чечню у многих просто нет возможности, да и не все любят находиться на чужбине.
Мы понимаем, что сейчас силы у нас не равны, и если мы начнем восстание, то Россия под каким-нибудь хитрым предлогом заморозит войну в Украине и направит все силы на Чечню. И мы останемся с этим монстром один на один. Если даже убрать Кадырова, то ничего у нас на родине не изменится, поэтому наша цель — разрушить Кремль, который является логовом всех зол.
Молодежь сейчас под сильным влиянием пропаганды, и, когда их отправляют на войну, у них отбирают телефоны. Но когда им удается связаться с родственниками, нам поступают просьбы помочь им сдаться, но чтобы их не обменяли потом и не вернули обратно в систему Кадырова. Таких сотни. Мы отправляем их координаты либо в центральный аппарат СБУ, либо в ГКР, и уже они занимаются ими.
Кадыров очень тщательно отслеживает тех, кто борется на стороне Украины. Он пытается нам навредить, отправляет киллеров, но мы тоже не просто так живем и свои меры принимаем. У всех, кто открыто показывает свое лицо, все родственники либо погибли, либо покинули Чечню. И я в том числе — у меня нет никого.