У 31-летнего волейболиста Артура Удриса за плечами насыщенная карьера: играл в Беларуси, Польше, России, Южной Корее, Китае, Катаре, Франции. Сейчас выступает за греческий ПАОК из Салоников, с которым уже успел победить в Кубке страны. После выборов-2020 Удрис отказался играть за национальную сборную, осудив насилие. Да и сейчас не скрывает своих взглядов по отношению к войне в Украине. Мы поговорили не только о спортсменах-молчунах, но и вспомнили самые примечательные моменты из биографии волейболиста, который сейчас получает третье высшее образование.
За последние полтора года вы наверняка слышали высказывания чиновников и о том, что «спорт вне политики». Но жизнь показывает, что это не так: после 9 августа 2020-го сотни атлетов подписали письмо против жестокости силовиков и за новые выборы. После многие из них подверглись давлению: были вынуждены уехать из страны, оказывались на сутках, получили сроки по уголовным делам. В проекте «Спорт в политике» мы беседуем с атлетами, которые не побоялись говорить о том, что важно для очень многих белорусов.
Пропаганда, Буча, Красневский
— Почему даже сейчас, когда в Украине идет война и атакуют страну в том числе с территории Беларуси, многие наши спортсмены молчат?
— Все, кто хотел высказаться, у кого была такая моральная потребность, сделали это еще после выборов в августе 2020 года. Поэтому ничего удивительного, что войну в Украине осуждают именно спортсмены, выступившие против насилия и за новые выборы в Беларуси.
— Но мы ведь так воспитаны, что война — самое страшное.
— Пропаганда ее и называет спецоперацией. Это делается, чтобы избежать всем известной фразы «главное, чтобы не было войны». Таким образом, спортсмены и обычные люди успокаивают себя, мол, нет же ее. Зачем высказываться? Пропаганда работает как своего рода психотерапия. Она примиряет совесть людей с происходящим и дает иллюзию. В Украине никого не убивают — значит, не нужно мучиться, что молчишь или поддерживаешь не ту сторону.
— Что должно случиться, чтобы такие люди все-таки заговорили?
— Не знаю. Чуть что найдут, как окрестить по-другому и ядерное оружие. Только, чтобы не называть вещи своими именами и скрыть ужас от происходящего. Даже резня в Буче не побудила кого-то высказаться. Многие просто не хотят знать правду. Не хотят жертвовать своим благополучием. Они лишь верят, что являются неплохими людьми.
— Как отреагировали на инцидент с автобусом, который угнал белорусский волейболист Красневский?
— Если честно, не сильно удивился. Кирилл — своеобразный парень. Возможно, он боялся больше остальных. Но сложно оправдать подобный поступок. Человек поступил крайне эгоистично. И довольно глупо: на блокпосте его могли и не отпустить просто так.
Глубокое, Эдгар, диагональный
— Вы родились в Риге, о чем говорит и ваша фамилия. Что связывает Удриса с Латвией?
— Мой отец наполовину латыш. Но о Риге ничего не помню. Мне было три года, когда родители развелись. Мама переехала со мной и братом в Беларусь — в Глубокое. Вот фактически и вся история. В Латвии был больше проездом, поэтому не считаю ее своей родиной. Просто место рождения. Отец потом тоже уехал из Риги.
— Ваш старший брат Эдгар ведь играл в волейбол?
— Да, выступал в чемпионате Беларуси. Мы с ним даже вместе играли в Солигорске. Но в один момент Эдгар понял, что ему не нравится это дело. Вот и решил закончить карьеру в 27 лет. Я, кстати, благодаря брату познакомился с женой. Пошли поиграть в пляжный волейбол на Комсомольском озере. Все выходили тройками, в основном непрофессионалы. А тут мы такие два профи. Думали, что вдвоем справимся. Но нас стали «выносить». Разругались с Эдгаром. Я ему сказал, что больше не будем играть вместе. Это в последний раз. Подошла наша очередь. Взяли третьего человека — как раз была свободна моя будущая жена. Катя нам пасовала, нормально поиграли. Потом практически все лето ходил с ней на пляжный волейбол. Так все и завертелось. Профессионально жена не играла, но выступала за свой университет.
— Каким достижением в карьере гордитесь больше всего?
— Для меня был знаменательный момент, когда подписал контракт с южнокорейским клубом «КБ Старс». Предложили хорошие финансовые условия, хотя предстоял всего второй сезон в новом для меня амплуа. Перед этим провел год в воронежском «Кристалле» именно для того, чтобы попробовать себя в роли диагонального — на месте центрального блокирующего исчерпал себя, не видел перспектив. Хотелось больше влиять на игру, атаковать. Поэтому соглашение с корейским клубом принесло и большое моральное удовлетворение. Не зря много работал и пошел на риск, сменив позицию. А так выделю третье место на клубном чемпионате мира и «бронзу» в чемпионате России с «Факелом» из Нового Уренгоя. У нас был сплоченный коллектив, и показали хороший результат. Вспоминаю тот сезон с теплотой.
— Верно ли предположить, что в волейболе диагональный, который чаще всего атакует и набирает много очков, зарабатывает больше всех? Как нападающий в футболе.
— Примерно так и есть. Например, либеро обычно получают меньше. Как и блокирующие, если, конечно, это не игрок топ-уровня. Доигровщики и диагональные котируются выше. Обычно легионеров приглашают именно на эти позиции. Редчайший случай, когда либеро в команде — иностранец.
Коммунисты, слезы, Кира
— Где вам было комфортнее всего с точки зрения быта?
— В Южной Корее. Жили в Сувоне. Это пригород Сеула, полчаса езды до мегаполиса. Там очень высокий уровень жизни. Корея — супертехнологичная страна. Все автоматизировано. Двери, например, открывались по отпечатку пальцев. Было дорого, но максимально удобно. А жене больше всего понравилось в Китае. Мы обосновались в центре Гуанчжоу. Это третий по величине город в стране. У нас был хороший район: рядом парк, торговые центры. Тогда только родилась дочка. Катя брала коляску и везде гуляла с Кирой. Но вообще мне нравятся не очень большие города. Все-таки провел детство и отрочество в Глубоком — думаю, это сказалось. Не люблю спешку, скопления людей. В Беларуси мы живем в Минске, но не в центре.
— Разница в менталитете между европейцами и азиатами чувствовалась?
— Да, очень. Вначале показалось, что корейцы — люди с другой планеты. Это касается привычек, движений, мимики. У них все гипертрофированное. Если они, например, смеются, то могут начать прыгать и хлопать в ладоши. Я был единственным легионером в команде — и мне сильно помогали. Организация дела находилась на высоком уровне. В отличие от Китая — там было просто ужасно. Колоссальная разница, если сравнивать с Кореей. У нас, к слову, распространено мнение, что китайцы — работяги. Неправда. Они показались такими прожженными коммунистами, которые без хорошего пинка ничего не начинают делать. Мне это еще напомнило Россию, где нет среднего класса. Уровень жизни обычного китайца очень низкий. Как правило, у них нет, например, ванн в квартирах, потому что жилье маленькое. Детей купают в тазиках. В моей команде некоторые местные волейболисты играли буквально за еду — зарплата была меньше белорусской. Хотя мы заняли пятое место в чемпионате. Самый высокооплачиваемый китаец зарабатывал 1,5 тысячи долларов. Для сравнения, один из корейцев, с которым играл, ездил на Lamborghini. Там свои иногда получали не меньше легионеров. Еще мне показалось, что в этих странах никто не говорит по-английски. Особенно в Китае — думал, единственный там, кто знает «инглиш», — Джеки Чан (смеется).
— Где из этих азиатских стран волейбол популярнее?
— В Корее. У нас была, правда, не самая топовая команда, но на домашние матчи «КБ Старс» стабильно приходило несколько тысяч. Все болели, кричали. Причем иногда люди плакали, что для меня было дикостью. Может, только на футболе раньше видел слезы. Жена часто посещала матчи. После каждой игры мы минут 15 раздавали автографы, фотографировались — это прямо обязательная программа. Причем вне зависимости от результата. Помню, был случай. Какая-то девочка стояла в заднем ряду. Я прошел и не заметил ее. Катя увидела, что та готова заплакать и позвонила мне. Вернулся и расписался — счастью девочки не было предела. В Китае же на наши матчи ходили пару десятков человек и сидели молча.
— Читал, в Гуанчжоу многие пытались дотронуться до вашей маленькой дочери.
— Да, там, в отличие от Кореи, европейская внешность, похоже, — экзотика. К тому же, Кира светловолосая. И вот картина: подходит незнакомый человек, наклоняется, машет ребенку в коляске и что-то говорит. А потом идет дальше. Некоторые даже не спрашивали разрешение. Со мной тоже делали селфи. Наверное, и из-за роста. Часто фотографировали украдкой — для них это в порядке вещей. Порой, конечно, напрягало такое поведение, но их же не изменишь. Кстати, слышал, что в Китае европейцам платят только за то, чтобы сидели в каком-то баре и выпивали. Дескать, для местных это показатель качества заведения.
— А как вы оказались в Катаре?
— Я был там дважды. В первый раз две недели, а во второй — полтора месяца. У них раньше приглашали легионеров за хорошие деньги на концовку чемпионата и Кубок страны. В Катаре все очень расслаблены. Люди никуда не спешили, работали медленно, в том числе в спортивных клубах. Помню, в разгар тренировки доигровщик куда-то отлучился — оказалось, увидел знакомого. Пожал ему руку и вернулся на площадку. Другой случай: у нас был товарищеский матч. Игра начиналась в 13.00, а в 12.00 была разминка. И основной пасующий команды пришел в 12.50. Тренер спросил: «Чего ты так поздно?» А игрок такой: «Я раньше 12.00 не могу просыпаться». Это Катар.
Кальянная, мороз, нагрузки
— Вы выступали и за «Факел» из Нового Уренгоя. Чем запомнился город?
— Команда базировалась в Московской области — в Серпухове. Иначе мало кто бы согласился выступать за клуб. Все-таки в Новом Уренгое очень тяжелые климатические условия. И это небольшой город. Проводили там только домашние матчи. Вылетали за два дня до игры. На дорогу уходило очень много времени. С досугом в Новом Уренгое так себе. Один раз после матча захотелось немного расслабиться и нас свозили в местный клуб. Но там был чуть ли актовый зал и сельская дискотека — в таком антураже не захотели оставаться. Поехали в кальянную, которая тоже не впечатлила. Но для местных главное — работа, обеспечить семью. Люди, с кем общался, показались довольно позитивными, несмотря на климат.
— Самый сильный мороз, который застали?
— Минус 40 градусов, но это был явно не пик. Один раз, помню, собрались в магазин. Он находился метрах в 200 от отеля. Со мной пошли два человека, игравшие, как и я, за «Факел» первый год. И тут видим, что за нами бежит одноклубник, который провел в клубе уже несколько лет. Мы думаем: «Да ладно, еще не так холодно». Но секунд через 30 побежали за ним. Холод ощущается не сразу, а потом накрывает.
— А как вам Воронеж, где играли за «Кристалл»?
— Поначалу было угнетающее впечатление. Через пару дней после приезда один ненормальный носился с ножом и кричал кому-то: «Я тебя зарежу!» Вскоре у одного парня во дворе сожгли машину. Я такой: «Весело у вас тут, в Воронеже». Но потом все затихло, и такого трэша больше не было. А так типичный российский город-миллионник, в котором нет среднего класса. По маркам машин это очень бросалось в глаза. Убитые дороги, постоянные пробки. Мне было некомфортно.
— В последние 10 лет вы проводили каждый сезон в новой команде. Почему?
— Это стечение обстоятельств. В Китае думал продолжить выступления, но у них были проблемы с деньгами. Мне предлагали остаться в Корее, но там были очень жесткие тренировки — не потянул бы еще год. Нигде за всю карьеру не приходилось так тяжело, причем нагрузки порой бессмысленные. После сезона чувствовал, что обострились все болячки. Колоссальная разница в подходах в корейском спорте и офисной работе, где, как рассказывали, лояльное отношение к сотрудникам.
— А дочери тяжело от постоянной смены обстановки?
— Она это почувствовала только недавно. В прошлом году, когда играл в «Туре», Кира пошла во французский детский садик. Там не говорили по-английски. Дочке не хотелось туда ходить, хотя в Беларуси было иначе. Сейчас в Греции в садике общение на английском, Кира может немного коммуницировать. Но все равно ей нужно русскоговорящее окружение.
— Где бы хотели остаться после карьеры, если ситуация в Беларуси не поменяется?
— Не знаю. В Греции, например, отлично себя чувствую, но все зависит от моей будущей профессии. Сейчас учусь на психолога. Это опять же, русскоязычные клиенты. Я неплохо говорю по-английски, но важно не только знание языка, но и культуры. Причем лучше взаимодействие офлайн. При такой работе сложно жить за границей на постоянной основе.
Психология, силовики, Кочанова
— Почему мужская сборная Беларуси до сих пор не добилась успехов? Максимум — выход в финальную стадию чемпионата Европы.
— У меня всегда было ощущение, что наши выступления не соответствовали потенциалу команды. Могли показывать результаты гораздо лучше. У нас хватало игроков, представлявших клубы высокого уровня. Но вот стать одним целым в сборной не получалось. Не могли играть под давлением. Когда надо было непременно побеждать, то уступали. Чистая психология.
— За власть из волейболистов никто публично вроде не высказывался, но были люди, которые подписали так называемое провластное письмо.
— Да, капитан сборной Алексей Кураш даже поучаствовал в ВНС. Что сказать… Знаю случаи, когда действительно не было выхода, кроме как подписывать письмо. А кто-то решился из меркантильных соображений, чтобы сохранить ставку в сборной. Ситуативные личности. Сделают то, что им велят.
— Расскажите историю этого фото, которое у вас сейчас в профиле в Instagram.
— Мне написали, что к дому в Минске приехали силовики. Это был сентябрь 2020 года. Сосед увидел их на нашем этаже. Спрашивали: «Куда идешь?» Видно, не знали, как я выгляжу. Потом стучались в квартиру, но не вошли. А у команды во Франции в тот день была фотосессия. Вот и получился такой характерный снимок через 10 минут после сообщения из Беларуси.
— У вас уже есть диплом спортивного тренера и экономическое образование. Почему решили учиться на психолога?
— Лет пять назад у меня был сильный кризис. Это влияло на профессиональную карьеру. Пошел к психотерапевту — помогло. Стал много читать, интересоваться темой. Учусь дистанционно в Восточно-Европейском институте психоанализа в Санкт-Петербурге. Вначале, правда, сильно идеализировал психологию. Сейчас более трезво смотрю на вещи. Но всем бы рекомендовал хотя бы несколько сеансов. К сожалению, для многих людей из бывшего СССР стыдно не только говорить о проблемах, но и признавать их. Пойти к психологу — словно расписаться в собственном бессилии.
— В каком-то клубе у вас был специалист этого профиля?
— Во французском «Туре». У команды был кризис по ходу чемпионата, и стали практиковать групповые занятия с психологом. Мне понравилось — коллектив больше сплотился. Хотя спорт — это больше о преодолении, достижениях, работе через не могу. Неважно, нравится или нет, — ради результата надо терпеть. Обычная психология все-таки нацелена на иное: желания, чувства, поиск счастья.
— Если условная Наталья Кочанова запишется к вам на сеанс через несколько лет, примете?
— Я бы с ней не работал. Сказал бы, что не смогу быть объективным по личным причинам. Это уже профессиональная этика. Клиенту надо помочь, а я не горю желанием. Порекомендовал бы Кочановой обратиться к другому специалисту. Хотя, конечно, любопытно узнать, что происходит с такими людьми, какие слова, оправдания они находят для себя в течение всех репрессий и насилия над народом.