Матерных слов в белорусском языке не существует? Такую мысль на протяжении десятилетий можно было услышать от белорусских демократических активистов (примеры: раз, два, три) и других интересующихся культурой нашей страны людей, многие из которых искренне считали, что мат к нам пришел из России. На самом деле это не так. Традиции использования нецензурной лексики в нашем языке такие же давние, как и в любом другом. Рассказываем, когда в Беларуси появился мат, какие ругательные слова использовали наши предки, кто боролся с этим явлением и с каким успехом.
Внимание! В этом тексте мы в образовательных целях используем нецензурную лексику. Если для вас это неприемлемо, то вам не стоит читать его дальше.
Откуда взялись матерные слова?
Главные слова, которые теперь воспринимаются как матерные, появились еще в догосударственный период. Например, российский лингвист Борис Успенский считает, что главной триадой обсценной лексики (табуированной лексики, частью которой является мат. — Прим. ред.) в русском языке являются три слова: существительные, обозначающие женский и мужской половые органы, и глагол, описывающий процесс полового акта. Этот же тезис применим и к белорусскому языку. Все три слова пришли из праиндоевропейского языка — к индоевропейской семье принадлежит и современный белорусский.
По мере того как праиндоевропейский разделялся на новые языки, эти слова переходили к ним (иногда заметно изменяясь по звучанию). Например, так появился праславянский язык, на котором разговаривали предки всех славян.
«Русский мат славянского происхождения. Четыре известные каждому русскому человеку корня (вероятно, речь о корнях -хуй-, -пизд-, -еб-, и -бляд-. — Прим. ред.) можно встретить и в македонском, и в словенском, и в других славянских языках», — отмечала российская исследовательница Лидия Малыгина.
Почему же в языке вообще возник мат? По мнению того же Успенского, для славян было важно поклонение детородным органам ради плодородия. Считалось, что чем чаще будут употребляться слова, теперь считающиеся матерными, тем больше будет пшеницы.
«Матерная ругань широко представлена в разного рода обрядах явно языческого происхождения — свадебных, сельскохозяйственных и т.п., — т. е. в обрядах, так или иначе связанных с плодородием: матерщина является необходимым компонентом обрядов такого рода и носит безусловно ритуальный характер; аналогичную роль играло сквернословие и в античном язычестве», — писал ученый.
В целом мат играл роль языческих молитв (чтобы спастись от домового, лешего, черта и так далее, предписывалось либо прочесть молитву, либо матерно выругаться), заговоров, заклинаний.
Аналогичной позиции придерживается и Малыгина. По ее словам, «мат был элементом языческих культов, связанных с плодородием, например, с заговором скота или призывом дождя. В литературе подробно описывается такой обычай: сербский крестьянин бросает вверх топор и произносит матерные слова, пытаясь вызвать дождь».
Представление о связи между землей и матерными словами сохранилось на тысячелетия (правда, в итоге взаимосвязь стала обратной: ругань якобы ухудшала плодородие). Например, в 1982 году во время экспедиции на белорусском Полесье записали следующее поверье: «Грэшно ругацца, сквэрняеш матэрь Божыю и мать сваю и землю. Вабшчэ нельзя ругацца — ты прасквярнил зямлю, зямля пад табой гарыть» (здесь и далее мы цитируем транскрипцию из русскоязычной публикации, но очевидно, что она передает белорусскую речь). В этом же регионе была сделана еще одна запись: «Матерна ругацца грех, ты мать-сыру землю ругаеш, патаму шта мать-сыра земля нас дэржыть, матерь Гасподня ў землю уежжае, праваливаецца ат етай ругани, крэпка скорби у ее бальшые, што мы ругаем ее — топчем, у гразь кидаем и ана шчытаецца у нышчате бальшой».
Киевская Русь и борьба с матерщиной
Похоже, что отношение к матерной лексике стало негативным в период Киевской Руси — средневекового государства, существовавшего с IX века на территории современных Беларуси, России и Украины (а также частично Польши и стран Балтии). В 988 году на ее землях приняли христианство, до этого практически все население было язычниками. Как отмечал Успенский, «матерная ругань имеет отчетливо выраженный антихристианский характер, что также связано именно с языческим ее происхождением. Соответственно, в древнерусской письменности — в условиях христианско-языческого двоеверия — матерщина закономерно рассматривается как черта бесовского поведения».
Проще говоря, лексика, использовавшаяся в древних обрядах, стала четко ассоциироваться с язычеством — а потому стала табуированной.
В качестве примера ученый приводит еще одну полесскую легенду, записанную в 1982 году в деревне Грабовка Гомельского района. «Ну, бог васкрес и пашол у пекла и стал тягнуть из пекла людей из ямы. Адин руки падае — а ўсих рук багата. Так он нестерпеў и па-руски загнул матам. И Исус Христос его не взял, и [он] зделался чортом. У его сейчас абразавались ногти такие и воласы паднялись на галаве и сделалась такое обличие,
як у чорта».
Но вернемся в конец Х века. По словам Малыгиной, после принятия христианства «церковь начала активную борьбу с языческими культами, в том числе с матерными словами как одним из проявлений культа. Отсюда такая сильная табуированность этих форм (речь о той самой триаде. — Прим. ред.). Именно это и отличает русский мат от обсценной лексики в других языках».
Последнее положение также корректно и в отношении современных белорусов. Ведь жители Киевской Руси — предки будущих белорусов, русских и украинцев — в то время разговаривали на древнерусском языке, восточнославянском диалекте праславянского.
Правда, борьба христианства с матерной лексикой шла с переменным успехом. Например, на камне, который находится у основания знаменитого Софийского собора в Полоцке (начал строиться в середине XI века) исследователи нашли слово «пизда» — ровно под словом «Петр» вверх ногами от него. Причем хвост буквы «р» являлся одновременно хвостом буквы «з».
Матерная лексика использовалась и в нескольких берестяных грамотах, найденных в Новгороде и Старой Руссе (Россия). В церковном уставе Ярослава Мудрого отмечалось, что если кто-то назовет чужую жену «блядью», а это будет жена боярина, за это придется заплатить ей пять золотых гривен и еще столько же — митрополиту. Такое же оскорбление в адрес горожанки обошлось бы в шесть серебряных гривен (по три ей самой и митрополиту), а крестьянки — в 60 резан (чуть больше гривны). Для сравнения: за избиение чужой жены (независимо от сословия) мужчине тоже пришлось бы заплатить 6 гривен.
Часто ли люди использовали мат в то время в обыденности? Похоже, что да. Епископ и богослов Кирилл Туровский, живший в белорусском Турове в XII веке, писал в своих поучениях, что в то время было распространено «срамословіе, бестудная словеса и плясаніе, еже в пиру, и на свадбах, и в павечерницах, и на игрищах и на улицах».
Матерное слово — в официальных документах середины XVI века
Древнерусский язык был общим для предков белорусов, украинцев и русских примерно до XIV века. По словам историка Олега Дерновича, «начиная с XV века мы по всем лингвистическим и историко-культурным критериям можем смело утверждать о существовании самостоятельного старобелорусского языка», который выделился из древнерусского. К тому времени уже существовало Великое княжество Литовское (ВКЛ), белорусско-литовское государство.
Как отмечал исследователь Владислав Иванов, нецензурные слова в старобелорусском есть уже в начальную эпоху его существования. Например, еще в ХV–ХVI веках лингвисты фиксируют некоторые ненормативные слова (в частности, слово «блядь» и производные от него).
Архивист Герман Брегер нашел пример употребления такой лексики — причем в официальном документе, метрике (собрании материалов канцелярии княжества. — Прим. ред.) ВКЛ 1560 года. Суть в том, что виленский наместник разбирал спор между московским купцом Иваном Скугором и ляховичским евреем Шмойлом Израелевичем. Скорее всего, они не договорились, поскольку купец прямо в правительственном учреждении назвал еврея «блядиным сыном». Шмойло оскорбился и вызвал обидчика на разбирательство, но тот не пришел.
«Увогуле аналагічнага зместу дакументаў XVI–XVIII стст. захавалася даволі шмат. Аднак у большасці выкарыстоўвалася фраза „нячыстага ложа сын“, зрэдку — „курвінага ложа сын“. А ніжэй прыведзены дакумент пакуль адзіны знойдзены і самы ранні такога кшталту судовы ліст, упісаны ва ўрадавыя кнігі дзяржаўнай установы Вялікага княства Літоўскага», — комментировал Брегер свою находку.
С этим ученым согласна и исследовательница Ольга Бобкова. По ее словам, в актовых книгах — специальных сборниках документов в судах ВКЛ — чаще чего встречались оскорбления «нечыстага ложа сын» и «неучстивое матки сын» (это синонимы). В сборниках середины XVI — начала XVII века Бобкова нашла упоминание об истории, как одну минчанку публично назвали «курвою».
В то время ВКЛ уже объединилось с Польшей в федеративное государство — Речь Посполитую (РП), это произошло в 1569 году. В княжестве одним из официальных был старобелорусский язык, на котором писались все основные документы. На нем разговаривала и значительная часть населения. Но со временем этот язык стал исчезать из официального обращения в РП. Одной из главных причин было естественное смешение польской и литовской аристократии, в процессе которого вторая все больше перенимала уклад жизни первой — в том числе и язык. В 1696 году появилось постановление о том, что государственные документы в ВКЛ должны писаться исключительно на польском и латинском языках. Это стало огромным ударом по старобелорусскому.
А в конце XVIII века Речь Посполитую разделили соседи, территория Беларуси вошла в состав России, где не признавали ни белорусов как нацию, ни отдельный белорусский язык. Полонизация сменилась русификацией. В этот период официальных документов на белорусском языке найти невозможно — а потому проследить письменную историю нецензурной ругани не получится. Остается использовать данные, собранные фольклористами и этнографами в XIX веке.
Например, исследователь Татьяна Володина цитирует в своем исследовании изучавшего белорусскую культуру польского фольклориста Михала Федеровского, жившего на рубеже XIX и XX веков. Тот записал следующие поговорки: «патрэбны, як у срацы валасы», «палічы ў срацы зубы» (последняя употреблялась, когда кто-то подсчитывал чужой возраст). Еще одно колоритное выражение, которое можно было услышать в качестве иронии над знахарями, заговаривавшими зубы (то есть лечившими зубную боль заговором): «Ой, зубы, зубы, каб не тыя зубы, была б дупа з губы».
Также в исследовании можно найти и записи, сделанные в тот же период еще одним польско-белорусским этнографом, Чеславом Петкевичем. Причем пример достаточно привычный и для современного белорусского языка: «Пацалуй мяне ў сраку». Последнее воспринималось как страшный грех, поскольку крещеный человек целует только крест. Фольклорист Владимир Добровольский, в тот же период собиравший фольклор на Смоленщине, записал такой пример, который исследователь назвал «верхом бабской брани»: «Залупилась па самыя вушы, хлопаить сябе по заднице и крычить: а во патруби мне у сраку».
В целом же, по словам Володиной, «у беларускай культуры рэдка знойдзецца ўжыванне ненарматыўнай лексікі, няма тут, як часам у расіян, і прамых найменняў органаў цялеснага нізу альбо вульгарных пазначэнняў плоцевага акту. Прынамсі ў фальклоры 19 — пачатку 20 стагоддзя». В ее же работах перечисляются считаные исключения из фольклора, например, сельскохозяйственная поговорка, распространенная в Лепельском районе: «Расціце, агурочкі, як мужчынскія хуёчкі».
В целом нецензурная лексика передавалась в основном в устной форме. Тем более что в печати при Российской империи существовала цензура. Филолог Язеп Тихинский долгие годы (во второй половине XIX — начале ХХ века) работал над рукописным белорусско-польско-российским словарем. Работа создавалась не на кириллице, а на латинке — и, поскольку книга не проходила чистку и цензуру, в ней можно найти такие примеры ругательств того времени, как «срака», «дупа» (задница), «лайнік» (бездельник), «сампітэрня» (также задница). Последнее слово уже стало историческим и сейчас не используется (как и, например, «паябешачка»).
Любопытно, что в патриархальном белорусском обществе — вернее, как минимум в некоторых регионах, в частности на Полесье, — запреты на матерную ругань распространялись исключительно на женщин, тогда как в устах мужчин матерщина не была чем-либо предосудительным. Относительно недавно, в 1980-е, фольклористы записали там следующую легенду: «Ишоў Гасподь па дарози, а жэншчына жыта жала. А ён спрасиў: „Пакажы мне дарогу“. А ана яму рукой махнула: „Мяне врэмэни нема“. И ён казаў: „Дак нехай тебе век не буде врэмэни!“ А прыйшоў ён к мушчыне — мушчына кажэ: „Садис, дедок, мы с табой пакурым, пасыдим, я тябе пакажу дарогу. Ядри яё налева, што ана тебе адказала. Хади сюды“. И Бог сказаў: „Ты — ругайса, а жэншчыне ругаца неззя“» («ядри яё налева» представляет собой замену матерного ругательства).
В том же регионе были записаны и другие объяснения такого ограничения для женщин: «Зямля ат жэншчын гарыть, ат таго, што жэншчыны ругаюца: „А идрить тваю налева“, „А ядять тваю мухи“, „Ёлки зялёные“». А также: «Як ругаецца [матом женщина], пад табой зямля гарыть, ты трогаеш з зямли мать, з таго свету мать ты трогаеш, ана ляжыть [твоя мать], а ты трогаеш, эта слава ня нужные, мужское слово».
Когда появились представления, что матерщина в устах женщин воспринимается как грех, от которого страдает земля, точно неизвестно. Но очевидно, что это произошло еще до ХХ века.
Мат в СССР и после него
В соседней России наибольшее распространение и популярность мат получил после революции 1917 года. И этому есть свое объяснение. В условиях Гражданской войны ряд представителей образованных слоев населения (дворянства, духовенства) оказался на стороне белых, которые проиграли красным. После чего многие из них были вынуждены уехать в эмиграцию либо, оставшись на родине, стали людьми второго сорта.
«Тогда говорить на литературном русском языке было не просто не модно, а даже в какой-то степени опасно. Своей речью человек мог выдать свою сословную принадлежность к дворянству или духовенству, а это считалось смертным приговором. Представители власти той эпохи всячески кичились своей народностью. Эта мода на простой народ и крепкое словцо из уст власти и укрепила мат в [русской] культуре и сделала его таким популярным», — считает филолог Михаил Осадчий.
Между тем большевики вскоре захватили территорию Беларуси и включили ее в состав создававшегося СССР. Тенденции, о которых шла речь, стали характерными и для нашей страны.
На общую картину повлияли и массовые репрессии. «На Соловках я встретил коллекционера Николая Николаевича Виноградова. Он попал [туда] по уголовному делу и вскоре стал своим человеком у начальства. И все потому, что он ругался матом. За это многое прощалось. Расстреливали чаще всего тех, кто не ругался. Они были „чужие“», — вспоминал известный ученый, академик Дмитрий Лихачев.
Но отношение к мату как к табуированному материалу в научной среде, а также общее академическое пуританство, характерное для СССР, привели к тому, что традиционная нецензурная лексика слабо изучалась белорусскими учеными в это время. Тем более массовая русификация, характерная для советских времен, приводила к тому, что люди все чаще пользовались русским, а не белорусским языком — и соответствующими ругательствами.
Уже в наши дни ученые пытаются изучать и систематизировать традиционную белорусскую нецензурную лексику. Например, уже упоминавшийся Владислав Иванов предлагал следующую классификацию:
- Ругательство в форме посылания: «ідзі ў сраку (дупу, да чорта, да ліхаматары, у балота), пайшоў ці пайшла ты ў шмоню».
- Ругательство-отрицание: «хер табе, скулля табе!».
- Сексуализм-вульгаризм или ругательство сексуального плана: «манда, шмоня, дупа драная, качалка».
- Слова-паразиты: «блямба, бляха, пярэгатак».
- Ругательные слова: «лярва падлючая, скаціна сраная, мудзіла, мазюр свінячы, кнурык сраны».
- Проклятия: «гапту на цябе, каб ты ўсраўся, каб дупай дыхаў!».
Также, как отмечает Иванов, вместе с обсценной лексикой существуют и близкие к ней слова. Например, к словам «каперус» и «піздзец» примыкают «капут, гамон, капец, юк». А к словам «хуй» и «хер» — «агрэгат, агурок, аруддзе, багацце, клін, матавіла».
Из примеров выше хорошо видно, что нецензурная лексика белорусскому языку совсем не чужда — более того, он может похвастаться и большим запасом непосредственно ругательств, и их более мягких аналогов. Вот только сохранится ли эта лексика, зависит от будущего языка в целом — наверняка если белорусы будут продолжать использовать свой язык, то и ругательства из него никуда не денутся.
Читайте также
