Высокие потолки, кирпичные стены, виды на центр города, а иногда даже лепнина, колонны и арки в качестве элементов декора — сталинкам в Минске уже более 70 лет, но при всех нюансах они остаются элитным жильем, доступным далеко не каждому. Вспоминаем, как в Беларуси и в целом в СССР появилась сталинская архитектура, в чем заключались ее особенности, когда от нее отказались и почему некоторые об этом жалеют.
Как появился «сталинский ампир»: отказ от экспериментов
Иосиф Сталин стал генеральным секретарем партии большевиков в 1922-м, приобрел ограниченную власть спустя два года после смерти Владимира Ленина, а затем утвердился как полноценный диктатор СССР и правил вплоть до своей смерти в 1953-м. Но переход к новой, сталинской архитектуре (в отношении нее часто используется термин «сталинский ампир», но об этом ниже) не совпадает с этими датами. Она появилась в 1931—1933 годах и оставалась главным направлением до 1955-го — то есть потеряла свой статус уже после смерти диктатора.
Почему же у советских властей возникла необходимость в новой архитектуре? Революция 1917 года совершилась под лозунгом социального равенства. Поэтому модным стал аскетизм. Роскошные дома в центре города превращали в коммуналки или же занимались «уплотнением» — к хозяевам большой квартиры могли подселить еще несколько семей (это хорошо описано в повести «Собачье сердце» Михаила Булгакова).
Разумеется, партийная элита уже тогда предпочитала жить с удобствами. Например, в Минске некоторые недавние революционеры разместились в доме банкира Обромпальского, благодаря чему здание назвали «первым домом Советов». Теперь его адрес Советская, 17, он входит в ансамбль площади Независимости. Относительно недалеко, на пересечении улиц Маркса и Ленина, в особняке начала ХХ века разместился «второй дом Советов» (улица Карла Маркса, 30).
Но вообще двадцатые годы даже при постепенном закручивании гаек в политической жизни были временем экспериментов. Причем буквально во всех сферах: от секса (где царила свобода) до образования (применялся Дальтон-план, при котором школьные классы были заменены на лаборатории и мастерские, а объяснение материала и традиционные уроки отменены).
Не была исключением и архитектура, где царил модный в Европе авангардный конструктивизм. Например, представитель этого течения архитектор Георгий Лавров спроектировал в Минске здание Государственной библиотеки (после того как ее перенесли, в нем находятся структуры Совета Республики), университетского городка БГУ (те здания сохранились частично), клинического городка (теперь они вместе с послевоенными постройками входят в комплекс первой клинической больницы).
Период экспериментов закончился на рубеже двадцатых — тридцатых годов. Тогда послереволюционная романтика сошла на нет — начались тяжелые будни: коллективизация, индустриализация и усиление репрессий. Советское руководство стало ужесточать контроль во всех сферах жизни: ввели паспортную систему, начали борьбу с «остатками буржуазии». В рамках семейной политики советская власть пришла к пуританству, в образовании — к знакомой нам классно-урочной системе.
Не меньшие изменения происходили и в культуре. В 1932 году вышло постановление ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций», которое редактировалось лично Сталиным. По его решению ликвидировался целый ряд писательских организаций. Все лояльные власти авторы должны были войти в единый Союз писателей. Было решено также «провести аналогичное изменение по линии других видов искусства объединение музыкантов, композиторов, художников, архитекторов и т.п. организаций». Выделенные курсивом слова Сталин добавил в текст, перечеркнутые — зачеркнул.
Это была лишь стилистическая правка. На практике с многоголосием взглядов и суждений, с экспериментами во всех сферах культуры было покончено. Отныне вся творческая деятельность подчинялась генеральной линии партии и контролировалась лично Сталиным. Это привело к установлению какой-то одной выбранной модели (жанра, направления) в каждом виде искусств и игнорированию всех остальных (например, в литературе ставка была сделана на метод социалистического реализма). В архитектуре же произошел поворот к неоклассицизму,
Почему в качестве единственно верного выбрали именно его? Причина как в личных вкусах Сталина, так и в целом в политике того времени. Для советского диктатора был характерен консервативный, достаточно традиционный взгляд на искусство: его личное культурное развитие остановилось на ХІХ веке. Он ценил классическую русскую литературу, музыку той же эпохи, но совершенно не понимал экспериментов ХХ века. Поэтому, к примеру, к искусству поэтов Серебряного века он остался равнодушным.
Вполне логично, что классическая архитектура, которой было характерно обращение к античному идеалу, была Сталину понятна. Вот только если бы он оставался обычным гражданином, то это было бы его личное дело. Но в случае с СССР его вкусы стали нормой для всей страны.
Во внутренней политике советский диктатор стал отходить от революционного наследия и в отдельных аспектах возвращаться к тому, с чем так боролись большевики в 1917-м. Например, с упоминавшейся выше классно-урочной системой в образовании. Или же — более поздний пример — с погонами военнослужащих, которые считались признаками «старого мира», но Сталин вернул их в армию.
В этой связи и возврат к классическим формам в архитектуре в виде неоклассицизма выглядел абсолютно логично.
Как выглядел довоенный неоклассицизм в Беларуси
В Минске неоклассицизм в первую очередь олицетворял архитектор Иосиф Лангбард. По его проектам были построены одни из самых значимых зданий 1930-х годов, которые сохранились и по сей день: Дом правительства, Дом Красной Армии (теперь Дом офицеров), Театр оперы и балета, главный корпус Академии наук.
Любопытно, что в последнем случае Лангбард переделывал первоначальный проект Лаврова. Конструктивистский план здания почти не поменялся, были изменены только наружные фасады и добавлена массивная колоннада, связывающая два крыла здания, — она должна была придать ему черты неоклассицизма.
Лангбард строил общественные объекты. Но в это время началось и возведение элитного жилья. Образцом и примером для беларусов стал знаменитый московский 505-квартирный «Дом на набережной», позже получивший свое название по одноименному роману Юрия Трифонова. В этом здании были газ и горячая вода, в каждой из квартир имелся телефон, ванная и туалет. При этом большинство москвичей тогда жили в коммуналках, а мыться ходили в баню. Здание возвели в 1931-м, еще до всех постановлений, а потому оно успело остаться конструктивистским.
А вот в Минске аналогичное жилье строилось немного позже. В 1934-м «Дом специалистов» появился в районе перекрестка современных улицы Козлова и проспекта Независимости. До войны это место было далекой городской окраиной. В шестиэтажном доме было 100 квартир, там имелись лифты и обширные подвальные помещения. Жилье в нем давали как работникам промышленности, так и культурной элите — например, писателю Змитроку Бядуле.
По планам архитекторов вокруг «Дома специалистов» должен был вырасти целый район аналогичных зданий. Но уже в первые дни войны здание сгорело. После освобождения на его месте появилось новое жилое сооружение — восстанавливать было уже нечего.
Не посчастливилось и «Третьему дому Советов», построенному в 1936 году. В первые дни войны в нем начался пожар. Люди, спрятавшиеся в подвале, не смогли выбраться и сгорели заживо. Сам дом пострадал лишь частично, после войны его восстановили (сейчас он находится по адресу Максима Богдановича, 23 — напротив Оперного театра и около Троицкого предместья).
До войны речи о строительстве в Минске большого комплекса новых зданий еще не шло. Конструктивистские, а затем неоклассицистические строения зачастую возводились посреди частной застройки (обычно деревянной) и недалеко от зданий XIX—XX веков. Поэтому несмотря на огромные разрушения, восстановить столицу в прежнем виде после войны было вполне реально. Но сохранение «старого Минска» даже не планировалось.
Был или не был «сталинский ампир»?
В 1946 году появился новый генеральный план беларусской столицы. Разрушение города во время войны, отмечалось в документе, было шансом преодолеть исторически возникшие недостатки (узкие и кривые улицы, плачевное состояние деревянных домов) благодаря новой открытой застройке, прокладке проспектов и площадей с зелеными насаждениями. Именно этот план (а также его «улучшенная» версия 1951 года) и стал реализовываться на практике. В 1940 — 1950-е годы современный проспект Независимости расширили. Вдоль него начали возводить современные здания КГБ, ГУМа, Дворца профсоюзов и другие.
Именно с этими зданиями связано появление такого понятия, как «сталинский ампир», который используют для характеристики стиля, доминировавшего в архитектуре с середины 1940-х и до середины 1950-х.
Вообще ампир — это художественный стиль, возникший во Франции во времена первой империи (1804−1814). Его появление было вызвано желанием Наполеона создать направление, вдохновленное величием Древнего Египта и императорского Рима — собственное, само название означает «имперский». Хотя ампир зародился во Франции, он быстро распространился по всей Европе. Причем каждая страна адаптировала его к своим национальным традициям.
Из Второй мировой войны Советский Союз вышел победителем и настоящей сверхдержавой. Зона влияния СССР распространилась на Восточную Европу и на отдельные страны Азии. То есть его вполне можно было назвать советской империей. Потому соотнесение имперского стиля ХIХ века со сталинскими временами вроде бы кажется логичным.
Но в реальности все было не так. «Понятие „сталинский ампир“ получило распространение в 1970-е годы. Отношение к нему было неоднозначным. А для многих советских архитекторов модернистского плана — остро негативным. Оно подразумевало избыточность, „переусложненность“ деталями», — объяснял исследователь Игорь Духан, который старается не использовать этот термин в своих исследованиях.
Понятие «сталинский ампир» критиковал не только он. «Это неуклюжее понятие порой укладывает почти противоположные вещи. Так и неоклассицизм (который продолжили в своих работах такие мастера старой школы, как И. В. Жолтовский), и интернациональный art déco не являлись ни „сталинским“, ни „ампиром“», — отмечал искусствовед и журналист Владислав Латош.
Здесь нужны два уточнения. Ар-деко — это художественный стиль первой половины ХХ века, которому были характерны синтез неоклассицизма и модерна. А Иван Жолтовский — это знаменитый архитектор, беларус по национальности, родившийся в современном Столинском районе Брестской области. Жолтовский был одним из основателей советской архитектурной школы. Среди его учеников — Михаил Парусников и Михаил Барщ, которые участвовали в застройке и планировании центрального минского проспекта (тогда Сталина, теперь — Независимости).
«На определенном этапе центральными фигурами формирования облика [центрального минского] проспекта стали Михаил Парусников и Владимир Король (еще один знаменитый советский архитектор. — Прим. ред.). Выдающиеся градостроители, которых отличало замечательное чувство масштаба. Было найдено верное решение по соотношению высоты зданий к ширине магистрали, очень точно определена горизонталь. Между отдельными зданиями, конечно, есть диссонанс, но это небольшие конфликты. Важно, что архитекторам удалось создать ансамбль. В зодчестве это высшее выражение творчества», — считал Игорь Духан.
По его словам, «магистральным архитектором минского проспекта был определен Михаил Парусников», который «поступил удивительно изящно со зданием бывшего Минского земледельческого Общества взаимного страхования, построенного по проекту известного зодчего Генриха Гая в 1915 году (сегодня это здание МВД по адресу: пр. Независимости, 15. — Прим. ред.). Эта выразительная неоклассическая архитектура была близка ему. И он взял произведение Гая за высотную основу проспекта. Тем самым не только сохранил здание, но и продолжил его».
К сожалению, многие другие здания были уничтожены в процессе строительства нового комплекса.
Но вернемся к понятию «сталинский ампир». Таким образом, многие профессионалы считают этот термин не совсем корректным. Но вот в массовое сознание он уже вошел и используется повсеместно.
Богатство, которое и погубило сталинки
В целом зданиям, построенным в стиле неоклассицизма, были характерны монументальность, роскошь, в чем-то имперскость. Еще одна важная деталь — элементы декора: центральные башенки, портики, барельефы, колонны, государственная символика, гербы, мозаичные панно, отделка мрамором и гранитом.
После Второй мировой войны в сталинской архитектуре усилились триумфальные, патриотические черты. А еще она стала более единой. «Стиль 1930-х был очень разнообразен, и это еще одно его существенное отличие от сцементированного духа послевоенной архитектуры, созданной, как кажется, одной рукой», — писал исследователь Андрей Бархин.
Особенностью застройки стал комплексный подход — здания задумывались в сочетании друг с другом и окружающей средой. Недаром застройка минского проспекта Независимости долгое время воспринималась как единое целое.
Сталинки были разными. Среди них можно найти как известные образцы архитектуры (например, здание МИДа и высотки на Котельнической набережной в Москве, Дом Советов в Санкт-Петербурге, «ворота Минска» — здания на Привокзальной площади, Дворец культуры и науки в Варшаве), так и более простые здания.
Например, в 1953-м на Карла Маркса, 36 построили пятиэтажный «писательский дом» (сейчас на его первом этаже находится книжный магазин «Веды», а рядом — вход на станцию метро «Купаловская»). Два подъезда из трех отдали представителям творческой интеллигенции. В том числе писателям: на одной лестничной площадке с Иваном Шамякиным жил Иван Мележ, ниже — Василь Витка и Петро Глебка, выше — Янка Брыль и Ян Скрыган. В этих двух подъездах насчитывалось всего 24 квартиры, в каждой из которых было две, три или четыре комнаты.
Для писателя Якуба Коласа после войны даже построили отдельный двухэтажный особняк, вокруг которого находился сад площадью 40 соток. Общая площадь дома составила 319 м². На первом этаже были размещены спальни сыновей писателя, гостиная, столовая, веранда и кухня. На втором — кабинеты детей, кабинет и спальня самого Коласа, а также еще одна гостиная. Особняк располагался за Академией наук — классик беларусской литературы был ее вице-президентом. После смерти писателя в этом доме находится его мемориальный музей.
Под новый стиль приспосабливали и старые здания. Например, после Второй мировой войны конструктивистский главный корпус БГУ восстановили в измененном виде, добавив колонны, пилястры и лепнину (сейчас часть этого довоенного здания можно увидеть во внутреннем дворе педагогического университета имени Максима Танка).
Для жилых сталинок были характерны высокие потолки (зачастую трехметровые), каменные стены, что обеспечивало звукоизоляцию, просторные комнаты. Например, площадь четырехкомнатной квартиры, расположенной в Минске в доме напротив цирка (и наискосок от парка Янки Купалы), составляла почти 106 квадратных метров, а все комнаты были изолированными. Для послевоенной страны это было невероятное богатство — но оно, собственно, и сгубило сталинки.
Ходили слухи, что Никиту Хрущева, преемника Сталина, возмутила стоимость очередного московского многоквартирного дома, который оказался дороже станции метро. Но дороговизна была не единственной проблемой этого жилья. Строительство шло основательно, но медленно, ведь дома были индивидуальной, а не типовой застройки. Если утрировать, то в городах по сути существовало жилье двух типов: немногочисленные дома в стиле неоклассицизма, в которых жила элита, а также жилье для всех остальных.
В то же время к 1952 году по всей стране около 4 миллионов человек проживало в бараках (при общей численности населения в 185 миллионов). 54% городского населения Советского Союза жило в домах без водопровода, а 59% — без канализации. При этом продолжалась индустриализация, и численность населения советских городов очень быстро росла — с 55 миллионов в 1940 году до почти 90 миллионов в 1956-м. Жилья нужно было строить много, быстро и дешево — и дома позднесталинских проектов для этого не годились.
Призывы к экономии, борьбе с излишествами, уменьшению доли индивидуальных проектов и использованию типовых жилых секций стали раздаваться еще в последние сталинские годы. Но диктатор понимал это по-своему. По мнению исследователя Дмитрия Хмельницкого, с точки зрения Сталина, «советские ансамбли не должны были принципиально отличаться друг от друга ни эмоциональным содержанием, ни формальной стилистикой, ни зависимостью от природных условий». Как считал Хмельницкий, «проживи Сталин еще несколько лет, и типовые сталинские ансамбли стали бы в Советском Союзе нормой».
Но в марте 1953 года диктатор скончался. Постепенно критика «украшательства» и излишеств стала нарастать. В 1954-м вышло специальное постановление ЦК КПСС и Совмина СССР. В нем уже имевшийся опыт постройки панельных домов был признан удачным, и по всей стране власти решили создать 402 завода по производству железобетонных конструкций для массового жилищного строительства. Одним из них стал завод сборного железобетона № 8 — предшественник хорошо известного многим минчанам ОАО «МАПИД».
Окончательной точкой стало постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», вышедшее в ноябре 1955-го. Ее главным итогом стало строительство многофункциональных хрущевок, до сих пор разбросанных по Минску. Позже, в 1970-е, появились более просторные архитектурные проекты, называемые в народе брежневками. Идея массового доступного жилья окончательно победила.
Ностальгия по сталинкам присуща, пожалуй, двум категориям людей: жившим там в детстве или юности, а также архитекторам, которые относятся к ним как к предметам искусства и понимающим их ценность (в отличие от хрущевок, которые такой ценности не имеют). Но важно понимать, что для подавляющего большинства людей отказ от сталинок ознаменовал собой возможность получить первое, пускай маленькое, но собственное жилье с ванной и туалетом (без очередей в коммунальные санузлы).
Возможно, вы много раз видели «сталинские» дома, но только сейчас узнали, какая история стоит за этим стилем. «Зеркало» объясняет самые разные аспекты беларусской действительности и показывает понятный контекст привычных вещей.
Поддержите «Зеркало», чтобы мы публиковали больше таких текстов 👇
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Это безопасно?
Если вы не в Беларуси — да. Этот сервис используют более 80 тысяч организаций из 96 стран. Он действительно надежный: в основе — платежная система Stripe, сертифицированная по международному стандарту безопасности PCI DSS. А еще банк не увидит, что платеж сделан в адрес «Зеркала».
Вы можете сделать разовое пожертвование или оформить регулярный платеж. Любая помощь, особенно если она регулярная, поможет нам работать. Пять, десять, 25 евро — это наша возможность планировать работу.
Важно: не донатьте с карточек беларусских и российских банков. Это вопрос вашей безопасности.
Если для вас более удобен сервис Patreon — вы можете поддержать нас с помощью него. Однако Donorbox возьмет меньшую комиссию и сейчас является для нас приоритетом.
Читайте также
