За долгие годы своего правления Александр Лукашенко и его сторонники в парламенте выиграли все выборы — во всяком случае, об этом каждый раз заявлял полностью подконтрольный политику Центризбирком. В реальности (если исключать первые президентские выборы 1994 года) результаты всегда фальсифицировались, прогосударственные СМИ лгали, а на независимых кандидатов оказывалось давление. Чтобы не дать об этом забыть, мы рассказываем о каждой избирательной кампании эпохи Лукашенко в проекте «Без выбора». В этом тексте «Зеркало» вспоминает референдум 1996 года — возможно, ключевой момент в современной истории Беларуси, ведь именно тогда политик фактически осуществил государственный переворот и получил абсолютную власть.
Лояльный парламент, оказавшийся ненужным
В 1996 год Беларусь вступила, имея два ключевых органа власти: президента и парламент (речь о Верховном Совете XIII созыва, начавшем работу в январе). Избрание последнего проходило с огромными сложностями в несколько этапов и сопровождалось многочисленными нарушениями (о них мы рассказывали в прошлом тексте цикла). Однако в итоге общее число депутатов все же было доведено до 198 (всего в парламенте было 260 мест). Этого было достаточно для начала его работы.
По сравнению с парламентом предыдущего созыва новый был более левым: в нем преобладали коммунисты, аграрии и сторонники политики Лукашенко. Как минимум частично эта ситуация отражала политические взгляды избирателей того времени: поворот влево в том году происходил по всей Восточной Европе (многие разочарованные рыночными реформами люди голосовали за выходцев из коммунистических партий в Польше, Венгрии и многих других странах бывшего соцблока). Однако в результате фальсификаций в ВС XIII созыва удивительным образом не попал ни один представитель национально ориентированного Беларусского народного фронта (БНФ), хотя за год до этого лидер БНФ Зенон Позняк набрал более 700 тысяч голосов на президентских выборах.
В результате, как писал исследователь Валерий Карбалевич, «примерно 2/3 депутатов [Верховного Совета] были политическими единомышленниками Лукашенко, их представления о внутренней и внешней политике в целом совпадали. С самого начала работы нового парламента все фракции, кроме „Гражданского действия“ (фракция, в которую входили представители либеральной Объединенной гражданской партии. — Прим. ред.), проводили политику умиротворения по отношению к президенту, назойливо заявляли о желании конструктивно сотрудничать с исполнительной властью».
Например, спикер, представитель аграрной партии Семен Шарецкий отозвал из Конституционного суда все документы, направленные туда руководством предыдущего состава парламента. Они свидетельствовали, что Лукашенко систематически нарушает Конституцию.
Правда, это миролюбие парламенту не помогло. В феврале 1996 года Конституционный суд признал неконституционными (полностью или частично) 17 новых нормативных актов, подписанных Лукашенко, но тот просто проигнорировал это решение. То есть на протяжении значительной части 1996 года новый парламент поддерживал политику президента, хотя тот уже тогда шел по пути узурпации власти.
И даже в таком лояльном виде парламент этому политику был не нужен. Как вспоминал тогдашний лидер Коммунистической партии Сергей Калякин, еще до открытия первой сессии состоялась встреча представителей фракций с Лукашенко: «Мы ожидали, что речь пойдет о каком-то эффективном взаимодействии, о сотрудничестве, но разговор президент повел по-другому: „Я вам готов дать все, что вы хотите: пускай у депутатов будет зарплата министров, у членов президиума будет зарплата вице-премьера. Мы вам всем купим по автомашине „вольво“ — получите от управления делами. Мы вам оборудуем рабочие места. Мы вам все сделаем. Только вы не мешайте мне работать. Я вас буду собирать два раза в год: в начале года и в конце. Вы только не мешайте мне работать“».
Забегая вперед, скажем, что Лукашенко хорошо знал, чего хотел, и позже реализовал свои мечты: работа Национального собрания — современного беларусского парламента — выглядит схожим образом.
Тогда же, в 1996-м, депутаты все же не хотели отказываться от реальной работы и не собирались потакать абсолютно всем планам Лукашенко. Например, пропрезидентская фракция «Согласие» пыталась выдвинуть на пост спикера Вячеслава Кебича (экс-премьера, занявшего второе место на президентских выборах — 1994), а коммунисты и аграрии договорились между собой и назначили главой парламента Шарецкого. Но главное, что Верховный Совет мешал Лукашенко установить диктатуру и был для него угрозой, ведь парламент вместе с Конституционным судом был частью политической системы, при которой существовало реальное разделение ветвей власти. Признание неконституционными нормативных актов, подписанных Лукашенко (об этом мы писали выше), могло стать поводом для его импичмента. Для начала этой процедуры требовались подписи не менее 70 депутатов парламента.
К тому же в начале 1996 года — 25 марта, 2 и 26 апреля — в столице прошли крупные оппозиционные митинги (их объединяют общим названием «Минская весна»). Их участники протестовали против усиления власти Лукашенко и угрозы объединения с Россией (политик как раз взял курс на интеграцию с Москвой). Лукашенко испугался: не только «Минской весны», но и возможного союза улицы и парламента, а потому пошел ва-банк.
Новая Конституция и демагогия в формулировках вопроса
8 августа 1996-го Лукашенко обратился к Верховному Совету и предложил назначить референдум. На него политик хотел вынести четыре вопроса. О новой Конституции (официально — о ее новой редакции, хотя на самом деле речь шла о радикальных переменах в Основном Законе), о переносе Дня независимости с 27 июля (день принятия Декларации о суверенитете в 1990 году) на 3 июля (день освобождения Минска от нацистов во время Второй мировой войны), о сохранении или отмене смертной казни и о возможности свободной продажи земли.
Главным из этих вопросов было, конечно, принятие новой редакции Конституции (положительные ответы на остальные должны были лишь помочь в продвижении решающего вопроса). Мы подробно рассказывали об отличиях между двумя документами в одном из наших текстов.
Если кратко, то в исходном варианте Основного Закона 1994 года существовало разделение властей — то есть законодательная, исполнительная и судебная ветви контролировали друг друга. По варианту 1996-го, предложенному Лукашенко, президент вместо парламента теперь мог назначать референдумы, а также высших должностных лиц в стране: генпрокурора, главу и членов правления Нацбанка, половину состава и председателя Центральной избирательной комиссии, Конституционного суда, весь состав и председателей Верховного и Высшего хозяйственного судов, председателя Комитета госконтроля (до 1996 года — Контрольная палата). Последний орган контролировал республиканский бюджет, использование государственной собственности, исполнение актов Верховного Совета и так далее. Лукашенко хотел сделать его подотчетным себе. В новой редакции глава государства больше не был обязан согласовывать с парламентом назначение ключевых министров (обороны, внутренних дел, финансов, иностранных дел и так далее).
Все это фактически давало Лукашенко абсолютную власть в стране. «Если этот проект завтра станет Основным Законом нашей страны, мы будем иметь в центре Европы государство с тоталитарным режимом правления со всеми его атрибутами: у нас будет „кастрированный“ парламент, карманный Конституционный суд и т.п.», — заявил глава Конституционного суда Валерий Тихиня — ему еще предстоит сыграть важную роль в этой истории.
Главный вопрос, который Лукашенко хотел вынести на референдум, был сформулирован так: «Принять Конституцию Республики Беларусь 1994 года с изменениями и дополнениями (новая редакция Конституции Республики Беларусь), предложенными Президентом Республики Беларусь?». Как отмечал Валерий Карбалевич, «правовой нонсенс этого вопроса состоял в том, что отрицательный ответ на него означал бы, что население отвергает не только новую редакцию, но и всю Конституцию 1994 года. Никто не мог объяснить, что это означало бы на практике: то ли страна оставалась бы вовсе без Основного Закона, то ли возвращалась к Конституции БССР, которая не предусматривала поста президента».
По словам исследователя, существовала еще одна проблема. Один из вопросов власти звучал так: «Выступаете ли Вы за свободную, без ограничений, куплю и продажу земли?». «В этом предложении был элемент демагогии, ибо даже в странах с развитой рыночной экономикой имелись определенные ограничения при продаже земли», — отмечал Карбалевич.
Лукашенко хотел назначить дату референдума на 7 ноября — день Октябрьской революции, чтобы сыграть на настроениях избирателей, ностальгировавших по СССР. Парламент — в начале сентября — утвердил свою дату: 24 ноября. Пытаясь помешать Лукашенко, депутаты, объединившиеся в попытках остановить диктатуру, вынесли на референдум три своих вопроса. Они предложили принять собственный вариант Конституции, в котором пост президента вообще упразднялся. Также на голосование выносились два вопроса, которые были сформулированы следующим образом: «Выступаете ли Вы за то, чтобы руководители местных органов исполнительной власти избирались непосредственно жителями соответствующей административно-территориальной единицы?» и «Согласны ли Вы, что финансирование всех ветвей власти должно осуществляться публично и только из государственного бюджета?».
Логично, что беларусы должны были ответить на эти два вопроса положительно. Кроме того, как отмечал Карбалевич, Лукашенко уже тогда имел свой президентский бюджет, который контролировался им лично. Положительный ответ на последний вопрос сильно ударил бы по этому политику.
Спикер парламента Семен Шарецкий также обратился в Конституционный суд с вопросом, согласуется ли с беларусским законодательством вынесение на референдум проекта Конституции Лукашенко. В то же время главой Центральной избирательной комиссии депутаты назначили оппозиционного политика Виктора Гончара, который должен был обеспечить честный подсчет голосов.
Отстранение главы ЦИК и досрочное голосование
В октябре 1996 года власти перешли к массированной пропагандистской кампании. Как писал Карбалевич, «вся проблема для президентской команды состояла в том, как мобилизовать своих потенциальных сторонников для участия в референдуме. Ведь среди них значительная часть — люди социально и политически пассивные. И они готовы были прийти на избирательные участки только в случае неких чрезвычайных обстоятельств. Похоже, Лукашенко это понимал и все делал для того, чтобы искусственно создать в обществе атмосферу осажденной крепости, чрезвычайщины, накалить ее до непримиримой конфронтации».
Исследователь приводил конкретные примеры: Лукашенко и «официальные СМИ настойчиво формировали в массовом сознании ситуацию загнанного в угол и обложенного со всех сторон президента. ЦРУ, западные послы, Совет Европы, зарубежные СМИ, в том числе российские, создали внешний фронт. На внутреннем, по версии команды Лукашенко, действовала тесно связанная с заграницей оппозиция, к которой присоединились Верховный Совет, Конституционный суд, почти все партии, желтая пресса и т.д.». Политик обвинял депутатов в том, что они мешают ему бороться с преступностью, требуют себе пенсии в 35 лет, каждому по автомобилю и благоустроенной квартире в Минске. Вся эта информация была ложью.
4 ноября Конституционный суд принял решение по запросу Семена Шарецкого. Орган признал, что вынесение на референдум новых проектов Основного Закона страны не соответствует Конституции. Логика была в следующем: согласно самому документу, в него можно было вносить изменения и дополнения через референдум. Но проекты, которые предложили Лукашенко и Верховный Совет, представляли собой новые варианты Конституции. Поэтому КС решил, что итоговые решения по обоим проектам могут носить только консультативный характер.
Верховный Совет и Центризбирком подтвердили этот факт в своих постановлениях. На бюллетенях для голосования, выпущенных ЦИК, было напечатано примечание об этом решении Конституционного суда. Но Лукашенко издал два указа, в которых отменил заключение КС (хотя, согласно Конституции, они не подлежали обжалованию) и постановления ВС и ЦИК. Политик объявил, что решения по вопросам Конституции будут иметь обязательный характер и вступят в силу через 10 дней после голосования. Уже на основании одного этого референдум 1996 года не имел юридической силы.
Но это оказалось не единственным нарушением. Как писал Карбалевич, вопреки закону, финансирование кампании шло не из бюджета, а из других источников (в том числе из фонда, созданного в «добровольно-принудительном» порядке из денежных перечислений трудовых коллективов). Бюллетени для голосования печатало Управление делами президента и распространяло в регионы через президентскую вертикаль (на них не было упоминания о консультативном характере вопросов). ЦИК не контролировал этот процесс, а точное количество напечатанных бюллетеней в итоге осталось неизвестным — это давало Лукашенко огромные возможности для фальсификаций.
14 ноября Виктор Гончар выступил на заседании Верховного Совета и привел примеры нарушений, о которых мы писали в предыдущем абзаце. После этого он предложил и вовсе отменить референдум, заявив, что «в соответствии с действующим законодательством голосование может быть приостановлено в случае введения чрезвычайного положения. От вас, Верховного Совета, зависит, есть ли у нас элементы чрезвычайного положения или нет». Намек был более чем понятен: депутаты могли отменить собственное решение о назначении плебисцита. Но они даже не попытались это сделать и, более того, решили собраться на следующую сессию только 20 ноября — всего за несколько дней до референдума, хотя ситуация менялась каждый день. Это была ужасающая ошибка.
Лукашенко ждать не стал. Он понял, от кого исходит главная опасность, и в тот же день подписал указ об отстранении Гончара от обязанностей председателя избирательной комиссии. «Служба охраны президента осуществляет вооруженный захват помещений ЦИК и выдворяет Гончара из его служебного кабинета. Председателя Верховного Совета Семена Шарецкого и генерального прокурора Василия Капитана, пытавшихся воспрепятствовать произволу, просто-напросто вышвыривают вместе с Гончаром. Вступившихся за Гончара рядовых депутатов и вовсе избивают», — писал исследователь Александр Федута.
Увольнение Гончара было прямым нарушением Конституции: назначать и снимать с должности главу ЦИК мог только парламент. На следующий день, 15 ноября, Конституционный суд признал указ о смещении главы ЦИК неконституционным. Но Лукашенко это не интересовало. На место Гончара была назначена Лидия Ермошина — тогда председатель юридической службы Бобруйского горисполкома и рядовой член ЦИК.
Параллельно с этими событиями на полную катушку работала государственная пропаганда. С 9 по 24 ноября беларусское телевидение в передачах, посвященных референдуму, 90% времени агитировало в пользу Лукашенко, радио — 92%.
Также власти впервые опробовали практику массового досрочного голосования. В результате с 9 по 23 ноября якобы проголосовало 20% избирателей, а в некоторых районах — около 50%. Но окончательный вариант Конституции от Лукашенко был опубликован лишь 12 ноября, проект Верховного Совета — 19 ноября, на участки они попали еще позже. Выходит, что часть избирателей голосовала, не зная, за что именно.
Государственный переворот и «фантастические результаты»
Было очевидно, что в стране шла подготовка к государственному перевороту. Поэтому 18 ноября в Конституционный суд поступило обращение с подписями более 70 депутатов Верховного Совета о нарушениях Лукашенко Конституции, что давало основание начать дело об импичменте Лукашенко. На следующий день Конституционный суд принял его к рассмотрению и назначил заседание на 22 ноября. Но уже упоминавшийся председатель КС Валерий Тихиня — тот самый, который предупреждал об опасности тоталитаризма, — после «разговора» в Администрации президента передал команде Лукашенко имена депутатов, которые подписались за импичмент. После этого их начали по одному обрабатывать, чтобы те отозвали свои подписи. Одним угрожали проблемами для детей, другим — тюрьмой.
Но главную роль в спасении Лукашенко сыграла российская делегация. 21 ноября из Москвы прилетели премьер-министр РФ Виктор Черномырдин, председатель Госдумы Геннадий Селезнев и председатель Совета Федерации Егор Строев. Они стали посредниками в переговорах между Лукашенко и Шарецким, которые шли всю ночь. В 6.30 утра 22 ноября было утверждено соглашение «Об общественно-политической ситуации и конституционной реформе в Републике Беларусь». Его подписали Лукашенко и Шарецкий, один пункт завизировал Тихиня, поддержавший первого. Черномырдин заявил, что Россия выступает гарантом документа. Противники договорились, что референдум все же будет иметь лишь консультативный характер, а Конституционный суд взамен отзовет вопрос об импичменте. Вот только ни Шарецкий, ни Тихиня не имели права подписывать такой документ без решений парламента и Конституционного суда.
А уже в тот же день, как только процедура импичмента была отозвана, сторонники Лукашенко в парламенте сорвали ратификацию заключенного соглашения Верховным Советом. После этого политик заявил, что вина в неисполнении документа лежит на депутатах, а потому референдум будет иметь обязательный характер. Шарецкий официально попросил Конституционный суд возобновить прерванную процедуру импичмента. Но было уже поздно.
После этого голосование, проходившее 24 ноября, превратилось в формальность. По официальным данным, озвученным ЦИК под началом Ермошиной, за перенос Дня независимости на 3 июля высказались 88,18%. За принятие новой редакции Конституции — 70,45%; против свободной, без ограничений, покупки и продажи земли — 82,88%; против отмены смертной казни — 80,44%.
Выходило, что беларусы якобы не поддержали все предложения депутатов парламента. Против проекта Конституции Верховного Совета проголосовали 71,2%; против выборов местных органов власти непосредственно местными жителями — 69,92%. Наиболее шокирует последний ответ: 65,85% якобы ответили отрицательно на вопрос «Согласны ли вы, что финансирование всех ветвей власти должно осуществляться гласно и только из государственного бюджета?».
Это уже само по себе вызывает сомнения в достоверности результатов плебисцита — сложно себе представить, чтобы граждане напрямую дали возможность властям брать деньги не только из госбюджета и никак не отчитываться о своих тратах. Но даже если предположить, что этот вопрос просто был неактуален для беларусов, то существует и ряд других факторов, заставляющих серьезно сомневаться в победе Лукашенко и честном подсчете голосов.
«Начиная с 1990 года в РБ была низкая явка избирателей, из-за чего многие выборы срывались, — писал Карбалевич. — На референдуме 1995 года, например, проголосовали 65% беларусов». Похожие цифры наблюдались и в 1996-м. Официально было объявлено, что на 18.00 24 ноября на участки пришли 59% избирателей. Но затем произошло «чудо» — и поздним ноябрьским вечером на участки якобы повалил народ. К 20.00, концу голосования, общая явка неожиданно подскочила до 84%. Причем, например, в Ветковском районе якобы проголосовали целых 99,3% избирателей, 98,5% из них поддержали Лукашенко. Еще в четырех районах страны явка составила около 98%. Хотя, как пишет Карбалевич, на все предыдущие выборы в это вечернее время приходили голосовать только 7−9% граждан, а не четверть населения.
Поэтому реальные цифры результатов того референдума мы, скорее всего, никогда не узнаем. Но с учетом массовых нарушений закона и тотальной пропаганды они не имеют значения: какими бы они ни были, голосование не имело никакой юридической силы.
И даже после референдума власти не перестали нарушать законы. 27 ноября ЦИК во главе с Ермошиной утвердил итоги голосования, хотя не мог этого делать: для этого требовалось присутствие 2/3 членов ЦИК (то есть 12 из 18 человек), а на заседание пришли лишь 10. Новый вариант Конституции (а фактически совершенно новый документ) вступил в силу, хотя по закону это могло произойти лишь спустя 10 дней.
Так Лукашенко получил неограниченную власть. Все это сопровождалось таким огромным количеством нарушений, что ряд государств и международных органов, включая ОБСЕ, Совет Европы и Европейский союз, не признали его из-за серьезных процедурных нарушений. Можно предположить, что в будущем принятые на референдуме 1996 года решения придется отменить как несоответствующие закону и волеизъявлению граждан.
Читайте также
