В середине мая 1933 года жители деревни Назино в Нарымском округе Западно-Сибирского края (сейчас это Томская область России) увидели на небольшом речном острове напротив своей деревни множество горожан в потрепанной одежде. Власти доставили сюда более 6,5 тысячи нарушителей паспортного режима, которых «забыли» обеспечить едой. После этого на глазах у изумленных сельчан разворачивалась страшная трагедия: оголодавшие люди сотнями умирали, а оказавшиеся среди «спецпереселенцев» уголовники начали есть других людей — предпочитая среди них женщин. Рассказываем, как маленький участок суши на реке Обь получил у местных жителей название Смерть-Остров.
Каких людей и почему власти сослали на остров?
В 1932 году в СССР возродили паспортную систему, которая была уничтожена советской властью в 1917 году. Отказ от паспортов, которые в Российской империи использовали для частичного контроля за населением, был одним из популистских решений большевиков. Еще в 1903 году один из лидеров Российской социал-демократической рабочей партии и будущий руководитель Советской России Владимир Ленин критиковал паспортную систему и приравнивал ее к крепостному праву:
«Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Что это значит: свобода передвижения? Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта (в других государствах давно уже нет паспортов), чтобы ни один урядник, ни один земской начальник не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно. Русский мужик настолько еще закрепощен чиновником, что не может свободно перевестись в город, не может свободно уйти на новые земли. Министр распоряжается, чтобы губернаторы не допускали самовольных переселений: губернатор лучше мужика знает, куда мужику идти! Мужик — дитя малое, без начальства и двинуться не смеет! Разве это не крепостная зависимость? Разве это не надругательство над народом, когда всякий промотавшийся дворянчик командует взрослыми хозяевами-земледельцами?»
На первых порах Советская Россия, а затем и СССР действительно обходились без паспортов. С конца 1918 года главным удостоверением личности в стране формально была трудовая книжка — правда, в реальности ее могли получить только жители Москвы, Петрограда (нынешнего Санкт-Петербурга) и нескольких промышленно развитых губерний. В 1923 году в СССР ввели новый основной документ — удостоверение личности. Граждане могли по своему желанию получать его сроком на три года.
В январе 1924 года Ленин умер. После смерти главного инициатора отказа от паспортной системы СССР довольно быстро начал расставаться с последними иллюзиями о свободе рабочих и крестьян. В декабре 1932 года удобные для установления контроля за перемещением граждан паспорта, которые Ленин называл «надругательством над народом», вернулись — и были дополнены обязательной системой прописки (каждый человек закреплялся за каким-то адресом).
Власти особо не скрывали своих намерений. Официально заявлялось, что паспортизация вводится «в целях лучшего учета населения городов, рабочих поселков, новостроек и разгрузки этих населенных мест от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах», а также «в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких <…> и иных антиобщественных элементов».
При этом в сталинском СССР получить паспорт могли не все граждане. «Вне» паспортизации осталось подавляющее число крестьян-колхозников (члены совхозов должны были иметь паспорта), а также военные, получившие особые удостоверения. Если колхозник хотел покинуть свою деревню, его ждала долгая и мучительная процедура получения паспорта. Для этого ему нужно было заручиться приглашением от предприятия, взявшего его на работу (примерно так же сейчас требуется приглашение для получения рабочей визы для работы за границей), и согласием правления колхоза его отпустить. В итоге паспортная система сталинского СССР фактически превратила крестьян в тех самых крепостных, о которых в 1903 году рассказывал Ленин.
Процесс паспортизации огромной страны не был одномоментным. Поскольку одной из главных ее целей была очистка крупных городов от лишних (по мнению властей) людей, в первую очередь паспорта получили жители Москвы, Ленинграда и Харькова (тогдашней столицы Украинской СССР), а также их пригородных зон. Эти территории объявили режимными — здесь вообще запрещалось выдавать паспорта (а значит, и проживать) людям, в которых советская власть видела прямую или косвенную угрозу своему существованию:
- «не занятым общественно-полезным трудом» на производстве, в учреждениях, школах (за исключением инвалидов и пенсионеров);
- убежавшим из деревень крестьянам-«кулакам» и «раскулаченным» (даже если бы они «работали на предприятиях или состояли на службе в советских учреждениях»);
- «перебежчикам из-за границы»;
- прибывшим из других городов и сел страны после 1 января 1931 года «без приглашения на работу учреждением или предприятием»;
- «лишенцам» — людям, лишенным советским законом избирательных прав;
- представителям «бывших эксплуататорских классов»;
- бывшим заключенным и ссыльным;
- членам семей граждан всех вышеперечисленных групп.
Такие люди подлежали выдворению в другие местности страны в течение десяти дней, где они в теории получали «право беспрепятственного проживания» с выдачей паспорта.
Отметим, что даже для граждан, которым посчастливилось получить паспорт в крупном городе, действовали очень жесткие правила прописки: не позднее 24 часов после прибытия на новое место жительства гражданин был обязан прописаться в органах милиции. Обязательной была и выписка: если человек покидал свой населенный пункт на срок более двух месяцев, он должен был сначала выписаться.
Итак, в декабре 1932 года в СССР появилась крайне жесткая паспортная система, от которой люди за 15 лет успели полностью отвыкнуть. Практически сразу сталинские силовики взялись энергично устанавливать паспортный режим в крупных городах, «очищая» их от «нарушителей паспортного режима».
Попутно тогдашний главный чекист, председатель Объединенного государственного политического управления (ОГПУ, организации — предшественницы КГБ) Генрих Ягода придумал, как использовать этот новый инструмент для решения другой амбициозной задачи. А именно — для заселения огромных безлюдных пространств Сибири. За одну пятилетку он планировал увеличить население региона на несколько миллионов человек. Но поскольку добровольцев для выполнения этой затеи ему явно не хватало, Ягода распорядился отправлять в Сибирь задержанных «нарушителей паспортного режима».
«Очистка» советских городов от нежелательных элементов с их дальнейшей отправкой в Сибирь приобрела настолько гротескную форму, что чекистское руководство было вынуждено осаживать особо ретивых исполнителей. Полномочный представитель ОГПУ по Западносибирскому краю Николай Алексеев на краевом совещании рассказывал, что для переселения в Сибирь в других регионах страны арестовывали «кому не лень столько, сколько влезет и даже больше того, что влезет в тюрьму. Забили все тюрьмы, начали импровизировать, устраивать подвалы, загонять туда людей». Особенно его возмутило, что для заселения сибирских трудовых поселков с Северного Кавказа прислали 103-летнего мужчину-«кулака» и 86-летнюю женщину, которую обвинили в занятии проституцией.
Среди людей, задержанных за нарушение паспортного режима в советской столице, были, например:
- шофер из Москвы, который собирался идти с женой в кино — но вышел без паспорта за папиросами;
- пожилая женщина из Мурома, жена старого коммуниста, которая приехала в Москву купить мужу костюм и белого хлеба;
- пожилой мужчина, который ехал к сыну на поезде через Москву, — его взяли на вокзале;
- помощник начальника пожарной охраны Большого тетра, которого взяли на улице без паспорта — и ему не помог даже бывший при нем пропуск в Кремль.
«Спецколонизация» Сибири не ограничивалась только гостями и неосторожными жителями больших городов, схваченными на их улицах. ОГПУ отправляло в азиатскую часть СССР и заключенных-уголовников из переполненных мест заключения. Это обстоятельство сыграло свою роль в страшных событиях на острове у деревни Назино.
Пункт назначения — Смерть-Остров
В конце апреля 1933 года из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь на поселение отправили тысячи нарушителей паспортного режима из числа «деклассированных элементов», а также некоторое количество уголовников-рецидивистов. Сначала они прибывали в Томскую пересыльную комендатуру ОГПУ. Когда та переполнилась, чекисты взялись за ее «разгрузку». Людей погрузили на баржи и отправили вниз по течению Оби. Плыть им предстояло три недели.
В мае 1933 года власти Александровского района Нарымского округа вдруг узнали, что ОГПУ хочет поселить на берегах Оби 2,5 тысячи «спецпереселенцев». Для сравнения, сейчас в Александровском районе Томской области живет около 7,5 тысячи человек.
Районное руководство не понимало, что делать с таким большим количеством людей — для них не было не только даже какого-то самого примитивного жилья, но и достаточных запасов пищи. А за несколько дней до отправки «деклассированных элементов» из Томска пришла телеграмма, сообщавшая, что число спецпереселенцев увеличилось до 3,5 тысячи. Когда же спецпереселенцев уже отправили баржами вниз по Оби, Сиблаг ОГПУ телеграфировал, что их 4900 человек (на самом деле их было 4917). Этих людей высадили на речном острове Назино 18 мая, а 25 мая из Томска к ним добавили еще 1174 человека, доведя общее число до более чем 6 тысяч.
Власти Александровского района распорядились высадить массу людей на речном острове, поскольку считали, что, если их разместить на берегу, они смогут нанести местным сельчанам «полнейшее хозяйственное разорение». А уже отсюда их планировалось развозить по Оби по мере обустройства поселков.
Таким образом, на небольшом речном острове в середине мая 1933 года оказалось 6091 человек. Это примерно соответствует современной численности населения таких беларусских городов и поселков, как Мядель, Плещеницы, Зельва, Кореличи или Шарковщина.
Привезли сюда не только «кулаков». В основном это были ни в чем не повинные люди, случайно задержанные милицией без документов. Так, 22-летнего шахтера Кузьму Сальникова из Новокузнецка милицейская облава задержала на центральном рынке Новосибирска, куда он поехал за покупками. Еще один молодой человек, студент одного из московских вузов, оказался на сибирском острове после того, как в выходные пошел в гости к тете-москвичке, не взяв с собой паспорт. По словам местных жителей, которые общались с выжившими, на остров попали даже двое сыновей томского прокурора, которые вышли на улицу своего города без документа. Прокурор этот, как вспоминал житель Назино Алексей Вогулькин, успел приехать на остров до того, как его дети погибли, и вывез их.
Из 4917 людей, прибывших на остров 18 мая, 332 были женщинами и 4556 — мужчинами. Массу фактически невиновных людей разбавляло некоторое число настоящих уголовников.
Со «спецпереселенцами» особо не церемонились еще в пути — 33 человека вынесли из барж на берег уже мертвыми. 1500 человек из числа 4917 прибывших на остров 18 мая были очень слабыми и истощенными, на берег их пришлось выносить или выводить под руки. Более 2500 человек были одеты в сильно изношенную одежду, которую местные чиновники в документах сравнивали с ветошью и тряпьем. Многие не имели обуви и даже носков, не говоря уже о теплой одежде.
Выгрузившись из тесных барж после тяжелого трехнедельного сплава по реке, люди, вероятно, вздохнули с облегчением. Хотя на низменном острове недавно растаял снег и он был покрыт лужами талой воды, в первый день стояла теплая, ясная погода. Можно было размяться и погреться под солнцем.
Но 19 мая все резко изменилось. Вместо тепла пришел мороз, пошел снег, задул холодный ветер. Плохо одетые люди в попытке согреться разжигали костры и придвигались к ним вплотную. Пытаясь таким образом не замерзнуть насмерть, многие получали страшные ожоги, от которых умирали. Выжившие описывали случай, что один из замерзших спецпоселенцев «спрятался» от мороза прямо в дупле горевшего дерева — где и погиб.
Привередливые каннибалы острова Назино
К холоду очень быстро добавился и страшный голод. Первые несколько дней оголодавших людей вообще не кормили. Уже за первые сутки после высадки бригада могильщиков похоронила 295 трупов — но умерших было больше, закопать всех не было сил. Как вспоминали выжившие, только на четвертый или пятый день на остров привезли ржаную муку плохого качества, которую начали раздавать людям по нескольку сотен грамм на человека (в документах утверждалось, что муку выдавали и 19−20 мая, причем по килограмму на человека).
Но на острове не было ни печей, ни посуды. Люди получали муку кто в шапку, кто в карманы. Многие пытались ее есть прямо в таком виде — часть этих ослабевших людей задохнулась такой пылеобразной «едой» и умерла от удушья. Другие бежали к реке и разводили муку в речной воде — в тех же шапках, портянках, пиджаках и штанах. И пытались наесться такой «болтушкой».
Впрочем, по данным чиновников, около половины спецпоселенцев не получали даже муки и «оставались совершенно голодными», потому что «произвести правильную выдачу при таком ведении дела не было никакой возможности». Неудивительно, что у местных жителей, которые хорошо знали, что происходит на Оби, место высадки людей вскоре прозвали Смерть-Островом.
Как упоминалось выше, среди множества ни в чем не повинных людей без документов было немало уголовников-рецидивистов. Более выносливые и менее щепетильные, они были первыми, кто решил в таких условиях попробовать человеческое мясо.
Позднее врачи, обследовавшие выживших, установили, что людоедством на острове стали заниматься люди, не бывшие в состоянии полного истощения. Побудил их к этому уже имевшийся опыт людоедства в прошлом. Что и неудивительно — как раз в это время часть регионов СССР переживала страшный голод, спровоцированный действиями властей, и случаи каннибализма в отдельных регионах были массовыми.
Каннибалы острова Назино были привередливыми. Они не ели мертвых людей, чье мясо считали «падалью», а предпочитали живых. Некоторых женщин живыми привязывали к деревьям, отрезали у них груди и икроножные мышцы, которые затем жарили на кострах и ели.
Судя по сохранившимся воспоминаниям, некоторые такие жертвы с изуродованными телами даже смогли выжить. «В нашей избе был в то время заезжий двор, — вспоминала позднее жительница Назино Феофила Былина. — Колхоз обязывал нас принимать проезжих. На квартиру к нам попадали и высланные. Однажды побывала у нас и старушка со Смерть-Острова. Ее везли этапом. У нас в избе была прихожая, комната и две спальни. Женщину провели в дальнюю комнату на ночлег, и я увидела, что у старушки на ногах срезаны икры. На мой вопрос она ответила: „Это мне на Смерть-Острове отрезали и зажарили“. Вся мякоть на икрах была срезана. Ноги от этого мерзли, и женщина обертывала их тряпками. Она самостоятельно двигалась. Выглядела старухой, но в действительности ей было 40 с небольшим лет».
Других людоеды убивали — причем во время более поздних допросов даже умудрялись выдавать эти убийства за благое дело. Кроме человеческого мяса, обессиленные люди привлекали преступников как легкий источник наживы.
Один из таких допросов по памяти записал сотрудник Александровско-Ваховской комендатуры НКВД Андрей Карагодин:
«В соседней комнате разместилась комиссия из Сиблага. Солидный голос сказал: „Садитесь!“ и начался допрос. Я сразу же понял, что допрашивают кого-то из тех, кто жил на острове.
— Скажите, Гвоздев, это правда, что вы выбивали зубы больным и умирающим?
— Правда.
— Зачем?
— Чтобы добыть золотые коронки.
— Зачем?
— Поменять на махру. Курить же хочется. А у вахтеров за каждую коронку можно было бы получить спичечную коробку или целых две газеты, шоб цигарки крутить.
— Так… И много вы выбивали зубов?
— Сколько надо, столько и выбивал. В заначку не складывал. Все менял на махру, сам курил и друзей угощал.
— Ясно. А теперь вы, Углов. Это правда, что вы ели человечье мясо?
— Не, неправда. Я ел только печенку и сердце.
— Расскажите, как вы это делали, подробно.
— Очень просто. Как шашлык делают. Из ивовых прутиков делал шампурчики, нарезал кусочками, нанизывал на шампурчики, поджаривал на костерке.
— А у каких людей вы добывали себе мясо? У живых или у мертвых?
— Зачем же у мертвых. Это ж падаль. Я выбирал таких, которые уже не живые, но еще и не мертвые. Видно же, что доходит, через день-два все равно дуба даст. Так ему ж легче умереть будет… Сейчас, сразу, не мучиться еще два-три дня».
Ближе к концу мая власти наладили какое-то подобие быта на Смерть-Острове. Здесь появились несколько палаток и шалаши, на остров доставили врача и фельдшера — правда, без достаточного объема медикаментов. Появилась здесь и другая пища помимо муки. Правда, далеко не вся она доходила по назначению. Партийный инструктор Василий Величко, раскрывший Назинскую трагедию и сообщивший о ней советскому руководству, в своем письме Иосифу Сталину рассказывал: «Комендант Сулейманов кроме того, что избивал людей, при выдаче трудпоселенцам сахара поедал его (на глазах у всех) в невероятно больших количествах и теперь, по его собственному заявлению, „потерял всякий вкус“».
Люди на острове продолжали страдать и умирать, а власти продолжали отправлять туда все новые и новые партии заключенных. К 6091 человеку, прибывшему на остров смерти в мае 1933 года, за несколько следующих месяцев добавились еще от 500 до 700 «спецпереселенцев». При этом к 20 августа в живых осталось только 2200 человек.
В конце лета ОГПУ распределило выживших узников острова по другим лагерям. На остров отправились крестьяне села Назино — кто за ягодами, кто косить траву на сено. И обнаружили там множество шалашей, в которых лежали полуразложившиеся трупы и скелеты. По воспоминаниям местных жителей, некоторые из них не гнушались «добывать» золотые зубы из черепов умерших людей, которые затем обменяли в райцентре Александровское на одежду, макароны и другие продукты питания.
Были ли на Смерть-Острове беларусы?
Историк Игорь Кузнецов в 2020 году на основании документов ФСБ России по Томской области составил неполный список из 1261 уроженца Беларуси, репрессированного в Западной Сибири в 1920–1950-е годы. Речь здесь идет только о людях, которые до 1933 года переселились по разным причинам из Беларуси на территорию современной Томской области. 854 беларуса из этого числа, по официальной информации, были расстреляны, другие получили различные сроки от 1 года до 20 лет. Часть из них умерла во время следствия, некоторые дожили до освобождения.
Среди них мы нашли около 40 человек, арестованных в 1933 году и осужденных либо на высылку, либо на исправительно-трудовые работы. У двоих из них в качестве места высылки указывается непосредственно Нарымский округ. Вполне возможно, что кто-то из этих людей весной-летом 1933 года оказался на острове смерти у деревни Назино. Это:
Казимир Мартынович Казак, родившийся в деревне Загородня Слуцкого уезда. Мужчину арестовали как крестьянина-единоличника и отправили на пять лет ссылки в Нарымский округ;
Иван Карлович Куксинский, крестьянин-единоличник, родившийся в 1878 году в деревне Городок Витебской губернии. Его тоже арестовали в 1933 году и отправили в Нарымский округ на пять лет.
Читайте также
