Он был депутатом российской Госдумы и одним из богатейших жителей Беларуси: владел имениями, заводами, фабрикой, работал на военную промышленность всей огромной империи. Но когда наша страна провозгласила независимость, без сомнений поддержал этот проект и даже стал премьер-министром молодой республики. А затем оказался еще и в парламенте восстановленного польского государства. Речь о Романе Скирмунте — политике и бизнесмене, прожившем яркую жизнь и убитом за свои идеалы — причем теми самыми людьми, о благе которых он так заботился. Рассказываем его историю.
Беларусские власти и пропагандисты делают все возможное, чтобы беларусы не знали своей истории: переписывают учебники в школах, создают псевдоисторические пособия для идеологов и нападают на национальных героев через подконтрольные СМИ. Они пытаются доказать, что наша история якобы начинается с СССР, своей независимостью мы обязаны Александру Лукашенко, а наша страна является частью «русского мира».
В реальности Беларусь представляет собой часть большой европейской семьи и была ею очень долгое время. В нашем проекте «Общая история» мы рассказываем о людях и явлениях, которые на протяжении многих лет связывают Беларусь с Украиной, Польшей, Литвой и Латвией и которые объединяли наши страны в борьбе за демократию и свободу.
Депутат Госдумы и просто очень богатый человек
Роман Скирмунт родился в 1868 году в имении Поречье (теперь это деревня Пинского района) Российской империи. Он принадлежал к богатому и влиятельному роду. Сам политик писал об этом так: «Я сам ураджэнец беларускага Палесся, нашчадак літоўскай сям'і, са старажытных часоў, спакон вякоў аселай у гэтым краі, і мае продкі да 17 стагоддзя карысталіся беларускай мовай як хатняй». Это, кстати, свидетельствует и о том, что для Романа беларусский уже не был языком повседневного общения. Но, как вспоминали современники, он «добра ўладаў беларускай мовай (трохі з палескім акцэнтам: „шо, шчо“)».
Скирмунты действительно с давних времен жили в этих краях. Несколько лет назад в Беларуси нашли одно из первых упоминаний о массовой вакцинации на территории нашей страны: это список прихожан костела в Пинске с отметками о перенесенной оспе или наличии прививки против этого заболевания. Он был датирован 1834 годом. Среди привитых — внуки владельца имения Молодово Сымона Скирмунта, одного из предков Романа.
Сейчас Молодово — агрогородок, расположенный в 10 км от Поречья. Под властью Скирмунтов имение превратилось в центр края. Украшением этих мест был дворец, который гости сравнивали с Малым Трианоном в Версале. Забегая вперед, скажем, что в 1939-м там нашли свою смерть племянники Романа. В 1944-м дворец взорвали по приказу советских властей. Из всего ансамбля до наших дней сохранилась лишь часовня-усыпальница.
Но вернемся к Роману. В наследство от родных он получил значительное состояние. В 2010-м издание «Ежедневник» провело специальное исследование и составило топ-50 богатейших бизнесменов Беларуси 1913-го — последнего мирного года перед началом Первой мировой войны. На девятом месте был как раз Скирмунт. В числе его активов были имения Поречье и Молодово, винокуренный завод, недвижимость в Москве, акции Виленского земельного банка, а также Пореченская суконная фабрика — крупнейшая в Беларуси, которая продавала свои ткани через собственный магазин в Москве на шинели офицерам российской армии. Вдобавок Скирмунт был вице-председателем Минского товарищества сельского хозяйства.
Одновременно Роман интересовался политикой. Еще в 1906-м его избрали депутатом Государственной думы (первого российского парламента) от Минской губернии. Вместе с несколькими соратниками он создал там так называемое «Тэрытарыяльнае кола» — объединение депутатов, которое отстаивало интересы беларусско-литовского края.
Дело в том, что в то время Скирмунт стоял на позициях краевости. Сущностью этой идеологии было утверждение приоритета общерегиональных интересов над интересами отдельных этносов и социальных групп — то есть непосредственно беларусский национальный проект еще не был для ее сторонников ключевым. Хотя краевцы работали и для Беларуси. В целом Роман высказывался за демократизацию политической жизни, равенство граждан перед законом, национальное равноправие и возможность получать образование на родном языке. Сам он считал себя поляком из бывшей Речи Посполитой (федерации, в которой жили предки беларусов, литовцев и поляков), но одновременно литвином — гражданином бывшего Великого княжества Литовского (входило в состав РП) и беларусом — хозяином земли, на которой родился.
Но первую российскую Думу быстро распустили, во вторую Роман не попал. В 1907–1908 годах Скирмунт попытался создать Краевый Союз, который должен был объединить беларусскую, польскую и литовскую национальные партии. Однако ведущей политической организацией беларусов тогда была Беларусская социалистическая грамада (БСГ), созданная еще в начале ХХ века. Ее социальный радикализм (например, требование ликвидировать частную собственность на землю) пугал многих состоятельных людей и не способствовал политическим контактам с краевцами.
Да и сам Роман на заседаниях Думы настаивал на сохранении частной собственности. Его попытка создать либеральную партию потерпела неудачу. К этому конфликту — между левыми (социалистами) и правыми (как либералами, так и консерваторами) — мы еще вернемся, он сыграет важную роль в истории Скирмунта и будущего всей Беларуси.
В тот, еще дореволюционный, период Роман некоторое время (1910−1911) был членом Государственного Совета Российской империи (от Минской губернии) — речь о верхней палате парламента (Дума была нижней). Он встречался с братьями Луцкевичами (основателями БСГ и издателями газеты «Наша Ніва») и их соратниками, что содействовало их взаимопониманию — как минимум в сфере культуры. Как пишут историки, эти контакты «забяспечылі фінансавую падтрымку беларускіх культурных ініцыятываў з боку прадстаўнікоў арыстакратычных колаў Беларусі». Можно предположить, что такую поддержку оказывал и Скирмунт.
Переговоры с Россией и противостояние левым
В 1914 году началась Первая мировая война. Против Российской империи среди прочих выступила Германия — и вскоре ее войска начали вытеснять русскую армию на восток. В 1915-м российско-германский фронт остановился на линии Двинск (современный Даугавпилс) — Поставы — Барановичи — Пинск и оставался в таком виде практически неизменным на протяжении трех лет. Имения Скирмунта оказались на оккупированных немцами территориях. Оборудование Пореченской суконной фабрики, действовавшей с 1835 года, захватчики вывезли в Германию, а хозяйственные постройки сожгли. Эта же судьба ждала и имения Альбрехта Радзивилла — вместе со Скирмунтом одного из немногочисленных представителей финансовой элиты, поддерживавшей идею независимости Беларуси. По злой иронии судьбы, оба в нужный момент остались без значительной части имущества.
В результате тех событий беларусское национальное движение оказалось расколотым. Братья Луцкевичи, вокруг которых зарождался проект независимой Беларуси, остались в Вильно, Скирмунт — в восточной части Беларуси, все еще бывшей под контролем России. Ядром беларусского национального движения на востоке стал Минский отдел Беларусского товарищества помощи потерпевшим от войны — его в конце 1916-го и возглавил Роман.
Из-за вызванного войной кризиса в начале 1917 года в Российской империи случилась Февральская революция. Монархия пала, к власти пришло Временное правительство, объявившее о гражданских свободах для населения. Это вызвало оживление в национальных движениях во всех регионах бывшей империи.
Не стала исключением и Беларусь. Самыми активными были участники возрожденной БСГ. В марте-апреле ее отделения появились в Витебске, Орше, Гомеле, Борисове, Бобруйске. Уже 25 марта 1917 года в Минске с участием членов Грамады прошел Съезд беларусских организаций. Его участники приветствовали Временное правительство и впервые высказались за автономию Беларуси в составе демократической России (это был максимум, на который тогда можно было рассчитывать). На съезде была создана и политическая организация для представительства национального движения — Беларусский национальный комитет (БНК). Сторонники БСГ составляли в нем большинство. Но руководителем органа все же стал Скирмунт.
Эволюция его собственных взглядов была чрезвычайно важной. Во время Первой мировой войны большая часть беларусских и литовских краевцев выбрала польское национальное движение. К беларусскому же присоединились единицы — одним из них как раз был Роман (по словам современников, чрезвычайно талантливый оратор).
Почему главной БНК сделали его? В первую очередь потому, что Скирмунт, несмотря на идеологические разногласия с БСГ, пользовался большим авторитетом в своем кругу. Еще до съезда многие представители аристократии (Эдуард Вайнилович, Магдалена Радзивилл) перечислили ему деньги и выразили готовность его поддержать. Но еще одна причина видится в другом. Романа отправили в Петроград (так тогда назывался Санкт-Петербург) договариваться об автономии, которую считали главной целью на тот момент. И это было логично, ведь именно у него было множество контактов и связей в тогдашней российской столице.
В Петрограде Скирмунт встретился с князем Георгием Львовым, главой Временного правительства. У него просили автономии для Беларуси, демократизации местных органов власти и самоуправления, возможности преподавать в школах беларусский язык, отечественную географию и историю. Но ни о чем договориться не получилось — позиция правительства об «окраинах» не слишком отличалась от царской. В итоге в июне 1917-го Временное правительство создало лишь Западную область, в состав которой вошли неоккупированные территории Беларуси. То есть даже для названия критерий был выбран географический, а не национальный.
Главная миссия Скирмунта не была выполнена. К тому же члены БСГ не доверяли «богачам». Поэтому когда в июле прошел новый Съезд беларусских организаций, то вместо БНК они создали Центральную раду беларусских организаций (ЦРБО), оставив Скирмунта не у дел. Именно тогда, летом 1917-го, представителей национального движения правых взглядов на время отодвинули с политической сцены. Инициативу взяли на себя левые. Именно с ними связаны последующие события.
Перескажем их максимально сжато. ЦРБО вскоре переформатировалась в Великую беларусскую раду. Последняя выступила инициатором Первого Всебеларусского съезда, прошедшего в конце 1917 года в Минске уже при новой власти — в Петрограде Временное правительство свергли большевики. Делегатов на тот съезд выбирали по всей стране и среди национальных беларусских организаций. Часть из них выступала за автономию и даже независимость Беларуси, другие — за связь с Россией. Участники съезда успели признать право беларусов на самоопределение и установление демократической формы правления, после чего большевики разогнали съезд. Вскоре делегаты встретились нелегально и избрали Раду Всебеларусского съезда (105 человек).
Тем временем большевики понимали, что народ устал воевать, поэтому стремились выйти из Первой мировой. Начались переговоры с Германией в Бресте, но в какой-то момент они были сорваны. Тогда немцы перешли в наступление. В ночь на 19 февраля 1918 года большевики эвакуировались из Минска. В этих условиях Рада вышла из подполья и 21-го числа в Первой Уставной грамоте провозгласила себя высшей временной властью в Беларуси (до созыва Всебеларусского Учредительного собрания, которое должно было решить судьбу страны), а также сформировала правительство — Народный секретариат.
В тот же день Минск заняли немцы. Они признали Секретариат не правительством, а лишь представительством беларусского населения. Тогда 9 марта Исполком Рады провозгласил Беларусскую Народную Республику (Второй уставной грамотой), а в ночь с 24 на 25 марта 1918 года после десятичасовых споров была принята Третья уставная грамота, которая провозгласила независимость БНР.
Вот только Скирмунта и его соратников среди людей, объявлявших независимость Беларуси, не было. Не потому, что они были против самостоятельности страны, — в Раду их попросту не пригласили. Поэтому они создали свою организацию — Минское беларусское представительство, которое боролось за поддержку среди жителей страны.
На старте команда БНР была почти полностью социалистической, тон в ней задавали члены все той же БСГ — они выступали с лозунгами свободы, равенства и братства, еще не дискредитированными большевиками. Вдобавок они ориентировались на крестьян, а потому не видели необходимости обозначать преемственность нового государства с Великим княжеством Литовским. Неудивительно, что на первой печати Народного секретариата можно было увидеть герб со снопом, граблями и косой. Но другие представители беларусского национального движения (среди них Антон Луцкевич и Роман Скирмунт) настаивали на возвращении к традициям. Позже, 15 мая 1918-го, Рада БНР утвердила герб «Погоня» в качестве государственного символа республики.
Премьер, оказавшийся в изоляции
Однако мы забежали вперед. Вернемся к моменту провозглашения БНР и ее независимости — тогда команда Скирмунта старалась держаться от социалистов в стороне. Провозглашенную самостоятельность страны требовалось защитить. Это можно было сделать двумя способами. Один из них — с оружием в руках. Увы, но БНР так и не смогла создать свою армию (хотя такие попытки неоднократно предпринимались).
Оставался второй способ — получить признание и защиту со стороны Запада (впрочем, та же Советская Россия прекрасно существовала и без него, ведь у большевиков имелась Красная армия). Для решения новых целей в очередной раз понадобилась команда Скирмунта.
7 апреля 1918 года Антон Луцкевич писал Скирмунту и его соратникам: «Вы як людзі сьвядомыя <…> можаце ўнесьці новы дух у Раду Рэспублікі — дух эўрапейскай дыпляматыі. А ён цяпер асабліва патрэбен». В итоге в середине апреля в Раду БНР включили всех членов Минского беларусского представительства.
Одной из первых ее инициатив стала попытка заручиться поддержкой Берлина (напомним, все эти события происходили в условиях немецкой оккупации). 25 апреля — спустя месяц после провозглашения независимости — часть Рады БНР (в том числе и Скирмунт) подписали телеграмму немецкому императору Вильгельму II. «Рада Беларускае Народнае Рэспублікі дэкляравала незалежнасьць цэлае і непадзельнае Беларусі і просіць Вашую Імпэратарскую Вялікасьць аб абароне ў яе кіраваньнях дзеля ўмацаваньня дзяржаўнае незалежнасьці і непадзельнасьці краю ў сувязі з Германскай Імпэрыяй. Толькі пад абаронай Германскай Імпэрыі бачыць край сваю добрую долю ў будучыні», — отмечалось в том документе.
Стараниями пропаганды (сперва советской, а затем современной беларусской) этот документ превратился в якобы неоспоримое свидетельство сотрудничества БНР с захватчиками. В реальности же немцы времен Первой мировой ничуть не напоминали нацистов времен Второй мировой с их ужасающими преступлениями против беларусов — они были обычными оккупантами: не меньше, но и не больше. Да и ход с телеграммой по-своему выглядит оправданным. В условиях немецкой оккупации Германия поддержала независимость Литвы, Латвии и Украины. Было логичным попробовать эту же комбинацию в отношении Беларуси.
Увы, но идея не сработала. В немецких верхах — как и в целом на Западе — почти ничего не знали о нашей стране, а времени рассказать об этом не было. Так что никакого ответа авторы обращения не получили. Телеграмма лишь привела к конфликту в беларусском национальном движении (в частности, это стало предпосылкой к расколу БСГ).
А ситуация с признанием БНР никак не сдвигалась с мертвой точки. Поэтому 14 мая Скирмунт получил мандат на формирование нового состава Народного секретариата — то есть стал фактическим премьером республики. Он пригласил в правительство генерала Киприана Кондратовича, бывшего минского городского главу Станислава Хржанстовского и других.
Новый премьер хотел наладить отношения с немецкими оккупационными властями, видел в качестве важнейших стратегических партнеров Литву и Украину. Он выступал за развитие образования на беларусском языке и признавал необходимость аграрной реформы. Скирмунт предлагал уменьшить крупные хозяйства и наделить крестьян частью этой земли. Однако подчеркивал, что это должно происходить мирным путем, а частная собственность должна быть сохранена.
Скирмунт предлагал левым войти в его правительство, однако те отказались. Так и не получив поддержки большинства, через десять дней после назначения он сдал мандат. Тогда политика назначили чрезвычайным послом в Украине с полномочиями вести переговоры с правительством этой страны. В отъезде он был месяц и вернулся в Минск в конце июня — вновь, к сожалению, ничего не достигнув.
Вторая попытка сформировать правительство была сделана 9−11 июля того же 1918 года. Как писал исследователь Сергей Шупа, «з розных прычынаў (службовыя справы, культурная праца на месцах, сямейныя абставіны) да Менску не даехаў зь дзясятак радных ад левага крыла Рады [БНР]. Правыя на чале са Скірмунтам, карыстаючыся колькаснай перавагай, прынялі яшчэ чатырох новых радных, якія папоўнілі іхныя шэрагі. Скірмунт узяў назад сваю адмову сфармаваць кабінэт».
Это фактически означало возвращение политика на пост премьера. Но, как справедливо отмечали современники Скирмунта, трагедия заключалась в том, что ему по-прежнему не было на кого опереться: выходцы из социальных низов не хотели идти за богатым предпринимателем, а большинство людей из более обеспеченных слоев населения не осознавали себя беларусами.
Левые отказывались передать Скирмунту архив, печать БНР, а также почти все дела. В итоге уже 20 июля правительство Романа ушло в отставку. В этом видится огромный неиспользованный шанс для беларусов.
«Была пахаваная ідэя пошуку прыхільнікаў незалежніцкай праграмы сярод прадстаўнікоў вышэйшага сацыяльнага класа, — писала историк Дорота Михалюк. — І гэта былі менавіта апошнія тыдні для распрацоўкі дзяржаўнай праграмы, якая б задаволіла ўсе сацыяльныя і нацыяльныя групы, а не канцэнтравалася б на гарантыі выканання інтарэсаў аднаго сацыяльнага слоя — сялянскага».
Как добавляет историк Александр Пашкевич, если бы предлагавшиеся деятелями левых взглядов «радикальные программы были реализованы, элита потеряла бы все, что имела. Поэтому все люди с деньгами видели в беларусском движении не союзника, а врага. В результате [отставки Скирмунта] даже вероятные шансы на успех [БНР] оказались потерянными».
Борьба за единство страны
После новой отставки Скирмунт не отошел от политики. В октябре 1918 года он в составе беларусской делегации пытался попасть на разговор к канцлеру Германии Максимилиану Баденскому, но тот не принял их. Затем миссия отправилась в Швейцарию, где передала ноты Рады БНР швейцарскому правительству, а также послам Англии, США, Франции и Италии — победителям в Первой мировой войне. Есть сведения, что Скирмунт в конце 1918 года посетил и Лондон.
В марте 1919 года Рада БНР включила его в состав делегации на Парижскую мирную конференцию, на которой должна была решаться судьба послевоенного мира. Однако туда Скирмунт так и не добрался. Возможно, он уже не верил в успех дела, ведь элиты западных стран по-прежнему попросту не знали о существовании Беларуси. К тому же Восточная Европа попала в сферу интересов Франции: та надеялась вернуть огромные деньги, которые ей оставалась должна Россия, поэтому не была заинтересована в распаде этой страны. В одной из ситуаций французский президент Жорж Клемансо ударил по карте на том месте, где находилась Беларусь, и произнес: «Тут будет Россия!» Не имея армии, с таким аргументом было сложно спорить. Участие в Парижской конференции завершилось для БНР ничем.
По словам историка Станислава Рудовича, перед Скирмунтом к тому моменту возникла следующая дилемма: присоединение Беларуси к Советской России со всеми последствиями или же вхождение с соседними народами во Вторую Речь Посполитую — Польшу, возродившую свою государственность. Выбор для крупного землевладельца и предпринимателя был очевиден — приход большевиков не сулил ему ничего хорошего.
В июле того же 1919 года, когда в Париже шла конференция, Роман участвовал в переговорах с самым авторитетным польским политиком Юзефом Пилсудским, однако тот не согласился на создание ни беларусского правительства, ни даже краевого представительства в Польше. В дальнейшем Скирмунт вплоть до 1920 года стремился не допустить раздела Беларуси между Москвой и Варшавой, которые вели войну, — он хотел полностью включить край в состав Польши на условиях широкой автономии.
Однако в октябре 1920-го эти страны заключили между собой перемирие, а 18 марта 1921-го — Рижский мир. При этом беларусские делегации — ни большевиков, ни представителей БНР — не допустили к переговорам (попытка пригласить туда Скирмунта как эксперта также оказалась неудачной). Граница в итоге прошла по реке Западная Двина, далее через озеро Мядель по реке Вилия, около Радошковичей и Ракова, по реке Случь до ее впадения в Припять, а затем практически по ровной линии с севера на юг до современной беларусско-украинской границы. Территории к западу от нее оказались в Польше, к востоку — в СССР.
Для Скирмунта это стало ударом. Алесь Смоленчук, автор фундаментальной биографии этого политика, цитировал его пророческое высказывание, сделанное в октябре 1920 года в Варшаве (когда появилась информация об условиях советско-польского договора): «У будучым пана Грабскага (речь о польском политике Владиславе Грабском. — Прим. ред.) назавуць бацькам беларускага супраціву ў Польшчы, бо абедзьве часткі Беларусі заўсёды будуць імкнуцца да паяднання. Польшча валодае меншай часткай. Беларускі рух, якога Грабскі так баіцца, не быў страшным, ён паварочваўся да Польшчы, шукаў у ёй апірышча, ад яе хацеў браць культуру Захаду, з ёй хацеў паяднацца. Цяпер ён стане зброяй у руках будучай Расіі, якая накіруе яго супраць Польшчы».
По мнению Смоленчука, возможно, дистанция Скирмунта в отношении беларусского национального движения, которую он сохранял все двадцатые и тридцатые годы, объяснялась следующим: убеждением, что за этим движением (или за его частью) стоит Россия.
Работа сенатором и смерть от рук местных жителей
В начале 1920-х главной задачей Скирмунта стало восстановление Поречья, оказавшегося в составе Польши. Уничтоженную промышленность имения он возрождать не стал. Возможно, причина не только в нехватке денег.
«Упэўнены, што больш, чым фабрыкі і заводы, яго заўсёды вабілі гісторыя, літаратура і музыка, — писал Алесь Смоленчук. — Літаратура і гісторыя прысутныя амаль ва ўсіх ягоных публікацыях. У выступах і тэкстах ён часта дэманстраваў блізкае знаёмства з творамі старажытных грэчаскіх і рымскіх аўтараў. Апрача таго, выдатна ведаў польскую, англійскую і нямецкую літаратуру, цытаваў вядомых расійскіх пісьменнікаў. Скірмунт быў аўтарам цікавых тэкстаў з элементамі даследавання, прысвечаных гісторыі і культуры Палесся, разважанняў-успамінаў пра жыццё і дзейнасць колішніх калегаў і сяброў па „краёвай“ палітычнай дзейнасці, нарэшце, выдаў брашуру, прысвечаную творчасці [польскага паэта] Юліуша Славацкага ды інш.».
Постепенно Скирмунт интегрировался в новую реальность: встречался с польскими чиновниками, приезжавшими в регион, участвовал в обсуждении местных проблем. В 1930-м его избрали депутатом польского Сената (до 1935-го), где он присоединился к Беспартийному блоку сотрудничества с правительством и выступал против ассимиляции национальных меньшинств (в том числе беларусов, что активно практиковалось в Польше того времени). В целом же уже немолодой Скирмунт не был активен в политике и проводил большую часть жизни в родном Поречье, где, кстати, за свой счет содержал пожарную команду.
В целом он запомнился местным жителям как «свой пан», «наш Скірмунта». По словам Смоленчука, «у вусных успамінах [сялян] паўставаў вобраз „добрага пана“, апекуна вёскі, паводзіны якога мінімізавалі тую сацыяльна-культурную дыстанцыю, што існавала паміж маёнткам і вёскай, чаго, дарэчы, не назіралася ва ўспамінах пра іншых прадстаўнікоў роду Скірмунтаў ці сваякоў гаспадара маёнтка ў Парэччы». «Людзі згадвалі, што „пан“ часта вітаўся першым, аказваў дапамогу, асабліва падчас будаўніцтва, „даваў сенакос“, рабіў падарункі на вяселле і святы, „па-гэтаму людзям вельмі падабалася ў яго працаваць, і яны ніколі ад яго не ўходзілі“», — писал исследователь.
В 1939-м началась Вторая мировая война. С запада на Польшу напала Германия, с востока немного позднее — Советский Союз. Получив сведения о втором событии, Скирмунт понял, что ему грозит опасность. С сестрой и ее мужем Болеславом Скирмунтом он выехал из Поречья в Пинск. Там их арестовали, но спустя сутки выпустили. В конце сентября Роман решил вернуться в Поречье.
Как отмечает Смоленчук, там Скирмунта очень уважали и, возможно, он рассчитывал на защиту местных жителей от советских властей. Тем более что в Пинске уже рассказывали как о «стихийных» расправах над землевладельцами, так и о случаях их защиты людьми. Роману не советовали возвращаться, поскольку местный комитет, созданный новой властью, уже начал репрессии. Но выбора у Скирмунта, судя по всему, не было. Жить ему, кроме родины, было негде.
В Поречье Роман и приехавший с ним Болеслав почти не покидали здания, где остановились. Через несколько дней один из местных крестьян разбудил их ночью и предупредил, что комитет решил расстрелять Скирмунтов. Роман, похоже, не поверил, но все же решился утром уехать из родных мест. Его опередили: утром 6 октября политика снова арестовали. Спустя сутки Скирмунтов посадили на воз и сообщили им, что везут в Пинск. В реальности их отвезли в лес в 8−10 км от Поречья.
Местные жители рассказывали, что там экс-премьеру приказали отвернуться от убийц. Он отказался: «Я ад людзей ніколі не адварочваўся. Хто да мяне звяртаўся, кожнаму дапамогу даваў».
А вот воспоминания одной из местных жительниц, пересказанные журналистом: «Аднойчы я сведкай была, як Селівестр Лукашык падвыпіў і распавядаў: „Завялі мы іх і прымусілі яму капаць. Раман адмовіўся: „Я не заслужыў сабе магілу капаць“. Баляслаў (здесь и далее — имена крестьян, участвовавших в убийстве. — Прим. ред.) маладзейшы быў, адразу збаяўся, згубіўся. Заўважыў гэта Скірмунт, абапёрся на сук — цяжка стаяць, ішлі доўга — і просіць: „Хутчэй рабіце, што вырашылі“. „Павярніся“, — кажу яму. А ён глядзіць на мяне: „Я нічога дрэннага людзям не рабіў“. Ударыў яго, а ён кажа: „Не думайце, што прашу, сваё пражыў, але вы не бярыце грэх на душу“. Цудзіла вінтоўку кінуў, Пархамчук таксама пабег. Прыйшлося мне канчаць“».
Убийство произошло 7 октября 1939 года. Тела Скирмунтов лишь присыпали землей. Один из убийц на следующий день ходил в одежде Романа и с его часами на руке. После этого усадьбу разграбили. Это сделали те самые местные жители, о которых так заботился Скирмунт. Одна из родственниц Романа в разговоре с историками отметила, что «трагедыя Беларусі не толькі ў тым, што вынішчылі найлепшых. Самым жахлівым было тое, што ролю непасрэднага ката часта выконвалі самі беларусы. Быццам забівалі ўласную будучыню».