В феврале следующего года в Беларуси должен пройти референдум по изменениям в Конституцию. Среди них и «закрепление роли Всебелорусского народного собрания». Юрий Дракохруст считает, что появление такого органа вернет Беларусь в 90-ые годы, когда в стране существовало фактическое двоевластие.
Встреча Александра Лукашенко с рабочей группой по доработке проекта Конституции не внесла ясности в вопрос, какая же модель государственного устройства будет предложена в новой Конституции.
Накануне предыдущих конституционных референдумов — в 1996 и 2004 годах — было ясно, чего хочет на них и от них получить их инициатор. В 1996 году — сконцентрировать власть в руках главы государства, в 2004 году — дать возможность действующему президенту переизбираться вновь и вновь.
Цели не всеми и тогда, и теперь одобряемые, но ясные и внятные. И сформулированные задолго до дня референдума.
Теперь меньше чем за четыре месяца до референдума ничего не ясно.
4 ноября Лукашенко сформулировал главные задачи конституционных изменений — «закрепление роли Всебелорусского народного собрания, перераспределение полномочий между органами государственной власти, сохранение сбалансированности госаппарата». При этом он подчеркнул, что нельзя «ни в коем случае разрушать существующую в Беларуси систему власти».
Ну так если роль ВНС меняется, и существенно, то система власти сильно меняется, в каком-то смысле разрушается.
Предполагается ли, что после референдума состоятся президентские выборы и Лукашенко на них не пойдет? Если да, то собирается ли он в таком случае возглавить ВНС?
Ответов на эти вопросы не прозвучало. Прозвучало лишь застенчивое «Всебелорусское народное собрание вводится не потому, что кто-то из присутствующих или действующий президент прямо рвется на эту должность». Так там, оказывается, и некая должность предусмотрена.
А что не рвется — так, по словам Лукашенко, он и на пост президента в 2020 году не рвался, просто «любимую не отдавал».
Если предлагается схема: Лукашенко — глава ВНС, а президентом становится некое иное лицо, то стоит заметить, что она до боли напоминает политическое устройство страны в начале «лихих девяностых», когда высшим должностным лицом государства был спикер парламента (тогда Станислав Шушкевич), и был глава правительства, премьер (тогда Вячеслав Кебич).
Очень похоже: есть глава некоего коллективного многолюдного органа власти и глава исполнительного аппарата.
Такая петля времени, возвращение Лукашенко в дни политической молодости.
Тогдашняя система власти и тогда не считалась оптимальной и эффективной. Она была несуразным реликтом советской системы. Несуразным потому, что в СССР стержнем политической системы была КПСС, и реальными механизмами власти были партийные механизмы. И там наличие формального главы государства — председателя Верховного Совета — и премьера никаких особых дисфункций не создавало.
Конституция постсоветской Беларуси 1994 года эту систему изменила, констатировав ее неэффективность в новых условиях. С этой констатацией тогда был согласен и депутат Александр Лукашенко.
Вряд ли такое возвращение в прошлое станет эликсиром молодости для него теперь.
Для протестной части общества это будет совсем не то, чего бы оно хотело. Но и для сторонников Лукашенко это не станет исполнением их желаний.
Власть все время пугает общество возвращением «лихих девяностых», воспоминания о которых и правда амбивалентные, а у лоялистов почти поголовно весьма сумрачные.
А тут сама власть предлагает это возвращение.
Возможно, она и сама осознает эту зловещую для нее историческую аналогию. Поэтому конституционная реформа на этот раз и проводится в режиме спецоперации, под покровом тайны, в тумане противоречивых заявлений и недоговоренностей.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции