Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Зарабатываю 500 долларов в месяц». Интервью блога «Люди» с одной из главных надежд беларусского хоккея, великолепно играющего в Канаде
  2. Лукашенко перед выборами обрушился на все сферы: кругом «бардак». Кажется, критике не подвергалась только одна группа людей — вот какая
  3. Башар Асад отстранен, повстанцы захватили Дамаск. Премьер Сирии готов передавать им власть
  4. Российские власти тестируют отключение иностранных сайтов, которыми пользуются все (включая и беларусов)
  5. Катастрофа библейских масштабов. Вспоминаем самое крупное наводнение в истории человечества — тогда погибли миллионы
  6. Когда династия Асадов пришла к власти, кто из них правил (а кто не смог) и что теперь пошло не так. Кратко рассказываем
  7. «У нас хоть министром дерьма стань, заведовать дерьмом не будешь. У нас один глаўный министр». Интервью с лидером РСП о родине и эмиграции
  8. «Три-пять раз перевернулись». Александр Солодуха с сыновьями попали в жуткое ДТП
  9. СМИ: Самолет с Асадом на борту могла сбить ракета
  10. Размещение «Орешника» в Беларуси сильно повысит угрозу для Украины и НАТО? Эксперты сомневаются — и на это есть причины
  11. «Самый большой внешнеполитический удар за всю карьеру». Эксперт — о том, как крах режима в Сирии скажется на Путине (и заодно Лукашенко)


Из медиков в айтишники, а потом — снова в медики. Бывает и так! Хирург Никита (фамилию он просил не указывать) стал бизнес-аналитиком, чтобы переехать в Польшу. И о чудо — нашел стажировку и работу, даже не успев закончить курсы. Но в ИТ не задержался — уже в Польше вернулся в медицину, потому что скучал по работе врача. Dev.by выслушал его историю.

Фото: Reuters
Фото: Reuters

«Видел отношение к отцу в обществе: труд врачей ценился»

— Мой отец — доктор, еще с детского садика мне все вокруг говорили: вырастешь — возможно, станешь как папа. К нам в гости приходили друзья семьи, папины коллеги-медики, — я слушал их разговоры и уже к восьмому классу созрел сам для такого же выбора. Отец спросил меня, когда мы беседовали о будущем: «А хочешь быть врачом?» — «Да, хочу».

О том, как врачебный труд оплачивается, я в тот момент не думал. Да, мы не жили богато, но и не нуждались — все как у всех. При этом я видел отношение к отцу и его друзьям в обществе: труд врачей ценился, их уважали — и гораздо больше, чем сейчас.

Я поступил в витебский мед, с третьего курса, когда пошли клинические дисциплины, учился с таким удовольствием — оценок ниже 9 у меня просто не было. С каждым днем я все больше убеждался, что это — мое, вдохновлялся примерами: у нас преподавали хирурги, которых признают во всем мире. Я смотрел, как работает на операциях наш ректор Анатолий Тадеушевич Щастный, и думал: класс, мне бы так!

Начиная с третьего же курса все летние практики я проходил за границей, в частности — в России и Казахстане.

Очень-очень впечатлила меня практика в Назарбаевской клинике в Астане. Она сотрудничала с университетом Токио — и там я впервые увидел VR-операционную, а также как врачи печатают на 3D-принтере протезы для аутотрансплантации, фрагменты тканей и все, что им понадобится на операции.

Очень мотивирующий пример для меня — профессор той самой клиники: он работал в Астане, научный руководитель у него был в Нью-Йорке, а сама научная база — в Токио. И он жил на 3 города. Я слушал его и думал: круто, вот так хотелось бы!

«Поедешь в столицу — ничему не научишься, там свои звезды. А вышло наоборот»

— Интернатура и отработка после универа у меня были уже в Минске. Я был одним из первых на курсе, поэтому смог попасть интерном в Центр трансплантологии.

Я хотел работать в отделении трансплантации органов, но меня закрепили за отделением кардиохирургии. Сначала я был не очень этому рад, но там оказался такой крутой коллектив — и я почерпнул много из того, чему не научился бы больше нигде.

Позже я работал и в отделении трансплантации — ассистировал на операциях по трансплантации печени и почек, ездил на заборы органов по всей стране.

В Витебске меня все пугали: вот поедешь в столицу — ничему не научишься, там свои «звезды», они не дадут тебе оперировать. А вышло наоборот: мне и ребятам, которые уехали в Минск, как раз-таки давали делать все — мы много ассистировали, нас учили, «носились» с нами.

Собственно участвовать в операциях я стал уже на второй день интернатуры — мне очень импонирует, как построена в этом плане система обучения в больницах. Я только-только пришел и уже ассистировал при аортокоронарном шунтировании на работающем сердце.

Помню, на первой операции мне говорят, что делать, — я выполняю, а в голове у меня: боже, я ничего не понимаю… Вокруг столько разных трубок, мониторов. Оборудование, которое я не то что никогда не видел, только краем уха слышал про такое. И я помогаю забирать с ноги вену, которую дальше сошьют в аорту и в сердце, чтобы заменить ею нерабочий сосуд.

Спустя 2 недели я уже самостоятельно забирал шунт с нижней конечности. Но это нормальная практика: молодых докторов всегда быстро «вкатывают» в рабочий процесс.

Фото: Reuters
Фото: Reuters

«Получил первую зарплату — началась депрессия. 650 рублей!»

С точки зрения профессионального развития у меня все было хорошо, но когда я получил первую зарплату в интернатуре, началась депрессия. 650 рублей! Я снимал жилье с другом на двоих — и этого хватало бы только на аренду и коммуналку. А ведь я приехал в Минск не только, чтобы работать, платить за квартиру и есть гречку. Хотелось еще что-то себе позволить — иногда ходить на Зыбицкую, одеваться, покупать что-то. А на это денег уже не было.

Я стал зарабатывать еще в студенчестве: был репетитором по английскому, час занятий стоил 15 — и у меня всегда было 4−5 активных учеников. Еще время от времени подрабатывал в грузоперевозках — там в зависимости от заказа можно было сделать от 20 до 200 рублей за раз.

Поэтому я и тут нашел выход — стал брать часы на языковых курсах, зарегистрировался на сайтах-агрегаторах репетиторов. Работал в комфортном для себя режиме и в принципе зарабатывал так, что на жизнь более-менее стало хватать — за месяц добирал ещё одну зарплату интерна или чуть больше.

«Как безошибочно оценивать ситуацию, когда твоя смена длится уже 24 часа?»

Так прошла интернатура. А дальше — работа. Я пришёл во 2-ю больницу Минска в отделение экстренной хирургии.

Естественно, меня как «молодого» заведующий тут же поставил дежурить в «приемник». В первый же день я вышел на 24 часа — и они прошли как 24 минуты, такой был стресс. Я даже ни разу не присел за эти сутки. Объективно, нужно двух докторов на дежурство ставить — такой там поток пациентов, и все в угрожающем жизни состоянии.

График дежурств в больнице согласовывается заново каждый месяц — я мог работать в дневную смену + иметь еще от 5 до 13 дежурств.

Объясню, как это: ты приходишь в больницу к 8.30 и отрабатываешь 8 часов, в 16.30 заступаешь на дежурство и отрабатываешь до 8.30 следующего дня — и потом все еще остаешься у себя в отделении и работаешь до 16.30.

Я работал в среднем на 1,5 ставки (медики вообще меньше не работают — врачей, которым хватало бы одной ставки, я лично не знаю), почти жил на работе. Но что приятно: врачам тогда доплачивали «за ковид», поэтому зарабатывал я неплохо — не менее 3000 рублей в месяц, почти как миддл-разработчик.

Конечно, работать так тяжело. От этого выгораешь! Врач ведь должен быстро принимать решения — а как можно безошибочно оценивать ситуацию, когда твоя смена уже длится 24 или 32 часа? А еще не спать — в таком режиме можно проработать неделю, ну месяц… А потом все. Я видел, как люди не справлялись — плакали на работе, уходили из медицины, хотя мечтали быть врачами.

Плюс пациенты разные бывают. Сколько раз наблюдал, как больные кидались на уважаемого доктора с кулаками, чуть ли не плевали ему в лицо или матерились так, что уши вяли. И это тоже не добавляло уверенности в том, что ты пошел по правильному пути, выбрав медицину.

Тот же коронавирус наложил свой отпечаток на всех: люди болели, люди умирали… А никого из нас в университете не готовили к тому, что они будут умирать просто так и в таком количестве. И когда ты сутками это видишь, пропускаешь через себя, — да, конечно, морально это тебя истощает.

«А ведь айтишнику не нужно сдавать экзамены, подтверждать диплом»

О том, чтобы уйти из медицины, я задумался еще интерном, когда получил первую зарплату — об этом я уже упоминал. Было обидно, что ребята, с которыми я общался, многое могли себе позволить. А я, который до интернатуры чувствовал себя не хуже, — не мог себе позволить не только то же самое, но и даже отдаленно напоминающее ту жизнь, о которой мечтал.

Хотя казалось бы: я же прилагал столько усилий, учился не меньше, а может и больше, развивался — и все это было зря? И если бы впереди виднелась перспектива! Но я смотрел на взрослых опытных докторов и понимал: их жизнь тоже не соотвествует картинке, которую я нарисовал у себя в голове.

Когда в коллективе начинались разговоры про деньги, коллеги постарше всегда возражали: «Какая зарплата? Мы здесь за идею — мы жизни спасаем!» Но я думаю так: это все же работа — да, я готов работать много и тяжело, но я хочу зарабатывать так, чтобы обеспечивать всем себя и свою семью.

Еще в интернатуре я начал изучать, кем бы я мог быть в ИТ. Мы с другом даже прошли какой-то бесплатный курс по HTML и CSS, но я быстро понял, что верстальщиком не стану работать, программистом — тоже. Это не мое!

Я стал общаться с айтишниками более предметно, и мне сказали: попробуй проектный менеджмент либо бизнес-анализ — возможно, будет интересно.

Фото: John Schnobrich, Unsplash
Фото: John Schnobrich, Unsplash

Но тут как раз закончилась интернатура, началась работа в больнице. А там — пандемия, все силы брошены на борьбу с ковидом, врачи появляются дома, только чтобы поспать… Когда пандемия пошла на убыль, с работой стало попроще, но и с зарплатой — похуже. Ковидных доплат не стало.

К концу отработки я женился. Моя жена учила польский — хотела переехать в Польшу, мы решили, что реализуем ее мечту, как только завершим двухлетнюю отработку. Я пошел к репетитору — и через 6 месяцев сдал экзамены в Варшаве, у меня в сертификате написано, что я могу работать врачом в Польше.

И вот тогда же после экзаменов я сидел в кафе в Варшаве, листал новостную ленту на телефоне — и на экране появилась реклама ИТ-курсов.

Я понимал: шансов, что сразу по приезде я смогу работать врачом — никаких.

Значит, мне нужна профессия, которая позволит зарабатывать, пока я не подтвержу свой диплом врача. И я подумал: а ведь айтишнику не нужно сдавать экзамены, не нужно ничего подтверждать.

Ну и чем черт не шутит — вдруг мне так понравится, что я не захочу даже возвращаться в медицину. Ведь про ИТ всегда так сладко рассказывают: удаленка, огромные зарплаты.

Окей — я заплатил за курсы по бизнес-анализу и с головой ушел в учебу.

«Сначала кайфовал от удаленки, но потом стал скучать по живому общению»

Я закончил курсы в августе — а работу нашел даже раньше, еще пока учился. Меня взяли после первого же собеседования.

Не скажу, что я прикладывал усилия к поиску, — случайно натолкнулся на объявление о наборе на стажировку, выслал резюме. Со мной связалась эйчар, дала тестовое задание — я выполнил. Потом была проверка уровня английского (что не проблема, так как у меня уровень C1 academic) и еще техсобес. Ну и все. Мы договорились: как только я перееду в Польшу — начнем работать.

Я видел у вас статью про парня, который 15 лет пытается попасть в EPAM — туда меня тоже звали после курсов. Но в этот момент я уже принял оффер другой компании.

Что сказали мне в больнице — поддержали. Коллеги говорили: «Конечно, езжай! Вернуться всегда успеешь — а такой опыт дорогого стоит», — я не слышал ни одного плохого слова ни от кого.

Три недели спустя мы уже были в Польше — и я сразу вышел на новую работу.

Сначала я кайфовал от удаленки, мне нравилось, что никуда не нужно идти: проснулся, сел за компьютер — и работай. Но потом я стал скучать по живому общению, по тому чувству, которое испытываешь, работая в экстренном отделении, — будто под тобой земля горит. Я привык жить «под адреналином» в постоянном потоке событий, а тут этого не было — все очень чинно.

Я скучал по операциям. Говорил жене: «Я так больше не могу — поеду домой в Беларусь». Она успокаивала: «Скоро привыкнешь». Знакомые восхищались: «Круто! Ты так поменял жизнь…» А я думал: да, вроде бы поменял, вроде бы все круто, но я так хочу обратно к пациентам, в операционную.

И вот я должен был выйти на проект. Накануне созвона с его координатором я лег спать с тяжелым сердцем, а проснулся с легким — я для себя все решил: откажусь. Сказал это жене. Она удивилась: «Как так?» Я ответил, что не хочу обманывать ни себя, ни людей. По-человечески это будет правильно: уйти, пока не начался онбординг.

Мы созвонились с командой. Я все им объяснил. Конечно, все расстроились: «Очень жаль!» Но когда спросили: «А чем ты планируешь заниматься?» — я ответил: «Хирургом буду» — и вот тогда все стали говорить по-другому: «Круто, знаешь! Молодец, правильно! Удачи тебе!»

«Все, по чему я скучал, вернулось в мою жизнь. Но… в адекватной пропорции»

Потом я сел и стал думать: я нахожусь в чужой стране, работы у меня уже нет — а значит, и дохода. Надо что-то делать, ведь экзамен, который позволит подвердить диплом врача, — только в марте.

И как раз в это время жена созвонилась со своей одногруппницей, которая уже год как переехала в Польшу, — и работает тут ассистенткой врача. Ее экзамен — еще через год, но больница взяла ее на работу с условием, что потом она будет работать у них.

Мы с женой решили попробовать сделать так же, составили CV — и просто заспамили авторассылкой «шпитали» Польши. Мы ожидали, что кто-нибудь точно позвонит, но звонков было очень много — и условия в том числе очень хорошие.

Мы прошли около десятка собеседований и остановились на больнице в окрестностях Вроцлава. Поехали на личную встречу — и убедились: то, что нам нужно.

Что нас подкупило: тут нет иерархии, все друг другу коллеги, завотделения и даже главврач берет дежурства в больнице, при встрече здоровается с тобой за руку и интересуется делами — это почти как в ИТ.

А еще примечательно, что у нас в больнице работают и белорусы, и украинцы, и казахи, и индусы — полный «интернационал». Поляки даже шутят: «Мы в меньшинстве».

Все, по чему я так скучал, снова вернулось в мою жизнь. Но… в адекватной пропорции — больше и не надо. В Беларуси считалось нормой, если три доктора работают в отделении на 50 коек — и при этом консультируют всю больницу по хирургии. А здесь отделение на 25 коек, в котором работают 8 хирургов, и они считают, что врачей надо бы и побольше — тяжело. И я говорю им: «Ребята, вы у нас не бывали».

В моем контракте ассистента врача прописана почти такая же сумма, какую я получал, когда платили ковидные надбавки. И да, я уже вижу: если хочешь много зарабатывать, то и здесь нужно много работать — сидя на ставку, горы золотые не получишь. Но здесь это возможно: устраиваешься в несколько больниц, ведешь частную практику — а на выходе получаешь то, о чем мечтал.