Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Приехал с цветами и сказал: „Где у вас тут ЗАГС?“» Поговорили с известной спортсменкой и женой командира полка Калиновского
  2. Беларуску уволили из «Беларусбанка» после проверки на полиграфе по «политическим» вопросам. Узнали, что спрашивали
  3. В Минске появилась хоккейная команда, где большинство игроков — бывшие охранники Лукашенко. Узнали, где они работают
  4. BELPOL рассказал о содержании секретного договора между Беларусью и Россией
  5. «Сдать почти 20% своей территории и миллионы людей». Китай помогает Кремлю распространять его требования, касающиеся Украины
  6. С 1 января 2025 года выгуливать животных можно будет только с пакетиками
  7. Чиновники собираются отменить некоторые налоговые льготы для населения. В Минфине рассказали подробности
  8. В темные времена сложно верить в хорошее, но оно случается. Причем нередко — собрали доказательства
  9. Чиновников предупреждали, что грядут проблемы с популярным товаром. Они отрицали, пропаганда — злорадствовала. Похоже, опасения сбылись
  10. «Зеркало» выбрало людей 2024 года — это команда BYSOL
  11. Главный тренер сборной Беларуси по футболу согласился поговорить с «Зеркалом», но лишь строго о спорте. Вот что из этого получилось
  12. Демаркационная линия и 40 тысяч иностранных военных: стали известны подробности плана по гарантиям для Украины после прекращения огня
  13. В Витебске горел торговый центр. 12 человек — в больнице, из них двое — в реанимации
  14. Картину с изображением Лукашенко в детстве продали на одном из самых известных аукционов. Что?!


Если загуглить словосочетание «типичный белорус», то на большинстве картинок, которые выдаст поиск, будут изображены в основном светлокожие люди. Но среди наших соотечественников есть те, чья внешность отличается от этого устоявшегося образа. «Зеркало» поговорило с такими белорусами и белорусками о буллинге, ксенофобии, толерантности в нашей стране.

Минск. Фото: TUT.BY
Минск. Фото: TUT.BY

Имена всех героев изменены в целях безопасности.

Мэриэм: «Люди просто утомительно бестактны»

Мэриэм чуть старше 20, она из небольшого белорусского города. Ее отец приехал в Беларусь из Эфиопии на учебу. Однажды в студенческом общежитии мужчина увидел девушку и влюбился в нее с первого взгляда.

Мэриэм говорит, что всегда ощущала себя белоруской, хоть и немного другой. Она не знает родного языка своего отца — слышала его, только когда тот разговаривал с родственниками по телефону. Ее воспитывали в белорусских традициях. Как и остальные дети, ходила в детский сад в дутом комбинезоне, а зимой каталась на санках.

— Кожа другая, волосы другие, и стригли под мальчика, ну и что? В детстве я об этом не думала. Вообще в маленьких городах своя замкнутая социальная среда, поэтому все привыкли ко мне, всем было нормально, — объясняет собеседница. —  Но иногда, в детстве, я мысленно злилась на маму, что она выбрала такого мужа и теперь я не совсем обычная. Хотя потом ругала себя за это и вспоминала, что папу я, вообще-то, люблю, да и родилась бы тогда совсем не я, и успокаивалась.

Говоря о папе, Мэриэм вспоминает, что он был очень добрый и постоянно задаривал ее подарками. Особенно когда возвращался из поездок на родину — тогда в доме появлялось множество украшений, сувениров и «великолепный манго». Есть и не совсем приятные воспоминания. Однажды маленькая Мэриэм играла на детской площадке, куда ее привел отец. Там было много детей, и один из них спросил у девочки, почему она такая темная. Она решила соврать и ответила, что провела месяц на море.

— Кажется, мне не очень поверили и спросили, негр ли мой папа. И я ответила, что да. Факт ведь? Я не знала тогда, что это слово оскорбительное. Этот разговор слышал папа. И мне досталось в тот вечер впервые скакалкой, я очень плакала и не понимала, что не так, а он потом очень сильно извинялся. Так я узнала, что мой папа необычный, я необычная, но это вроде как надо скрывать. И что n-word (эвфемизм, который употребляют вместо слова «негр». — Прим. ред.) — это плохо.

Слова «негр», «нига» и их производные являются некорректными по отношению к темнокожим людям. В русском языке лучше использовать именно вторую формулировку (не «чернокожие»), хотя есть мнения, что неправильны вообще любые отсылки к цвету кожи человека. Также можно говорить «афроамериканец», «афробелорус» и так далее. А n-word («слово на н»), которое упомянула Мэриэм, означает в английском языке эвфемизм к некорректному термину, когда все же необходимо как-то о нем упомянуть. Например: «Думаю, он сказал n-word не умышленно, а из-за неграмотности».

Мэриэм не помнит, чтобы в детстве сталкивалась с сильным буллингом, в том числе в школе. Возможно, на это повлияло и то, что в ее классе учились дети из хороших семей. Учителя и родители одноклассников также относились к девочке хорошо — это был маленький город, и многие знали лично кто маму, кто папу Мэриэм.

Однако на улице бывали случаи, когда дети кричали оскорбления вслед, и это сильно цепляло. Девушка вспоминает, как какие-то мальчишки ходили за ней по торговому центру и кричали: «май нига, май нига». Признается, что было очень неприятно.

— Еще один случай был с девочками со двора, которые были старше меня на пару лет. Я их считала знакомыми, но как-то они остановили меня по пути из музыкальной школы, отобрали шапку, назвали страшилой и не давали пройти. Шапку я вернула, одной из девочек стало меня жалко, прорвалась и ушла в слезах не оборачиваясь, — вспоминает белоруска.

Сейчас Мэриэм живет в большом городе, и здесь гораздо меньше обращают внимания на ее внешность. Она отмечает, что сказать что-то мерзкое красивой и молодой смуглой девушке не так-то и просто. Но вот ее отцу в свое время доставалось. Белоруска вспоминает, как в детстве помогала папе работать на рынке и за ними ходил какой-то мужчина, который, не переставая, кричал различные оскорбления. То же самое он делал и с другими предпринимателями, которые выглядели не как типичные белорусы.

Говоря о взрослой жизни в большом городе, Мэриэм отмечает, что на работе клиенты часто достают вопросами — спрашивают ее о происхождении, родителях, и о том, бросил ли отец семью, когда та родилась.

Нередко люди, пытаясь понравиться Мэриэм, дают ей прозвища, связанные с цветом кожи. Например, ее бывший парень назвал девушку «молочной шоколадкой». Белоруске пришлось прочитать целую «лекцию» о том, почему это было плохой идеей.

— Да, люди просто утомительно бестактны. Вообще, как я заметила по опыту других мулатов из СНГ, вопросы про всю твою родословную от тех, кого ты не знаешь или едва знаешь, не редкость. Даже тот, кто хочет подружиться, выбирает такие вопросы, — объясняет девушка. — До недавнего времени у меня были вспышки какой-то деперсонализации, когда хотелось вылезти из своего тела. Казалось, что все вокруг воспринимают меня только как «темнокожую девушку», а не как человека, не как личность.

Но Мэриэм говорит, что уже это исправила. Среди того, что ей помогло, женщина назвала антидепрессанты и социальные сети.

— Там я увидела других очаровательных смуглых и темнокожих женщин, англоязычных или на просторах СНГ, и это дало понимание, что я обычный нормальный человек, а не белая ворона, — признается собеседница. — Да и само взросление, общение с людьми позволили избавиться от подростковой «загнанности».

Ольга: «Есть ощущение, что память как будто вытесняет весь негатив, который был тогда»

Ольге около 30. Она родилась и провела детство в белорусской деревне, вдалеке от больших городов. Ее папа наполовину белорус, а мама наполовину русская. «Вторая половина» обоих родителей — кавказская и тюркская.

— Не то чтобы мои родители очень сильно отличались от «типичных белорусов», но я в семье самая темненькая получилась, — начинает рассказ женщина и добавляет, что ее нередко принимают за грузинку, таджичку и даже латиноамериканку.

Ольга всегда себя считала белоруской, хотя каких-то разговоров в семье о национальной принадлежности не было. Также дома не соблюдали каких-то кавказских или тюркских традиций.

О том, что отличается от остальных, она поняла, когда пошла в школу. Сверстники-мальчики стали дразнить девочку и обзывать обидными словами. Ольга уточняет, что одноклассники к ней относились нормально, в том числе и из-за того, что она была отличницей и давала списывать. А вот от ребят из параллельных классов «прилетало».

— Какого-то физического насилия не было. Его вообще у нас в школе не было, насколько я помню, — говорит собеседница. — Но все эти дразнилки были неприятны для меня. В младших классах были дни, когда мне не хотелось идти в школу. Я была ребенком, к тому же застенчивым. До конца школы у меня было прямо отвращение к тем ребятам из параллели. И, наверное, даже сейчас оно осталось.

Дразнили Ольгу до начала средней школы, позже это сошло на нет. Женщина говорит, что «дети в принципе злые», но ей было неприятно, что к ней цеплялись именно из-за внешнего отличия от других.

— Наверное, я рассказывала родителям о том, что меня дразнят. Но, насколько помню, особо мы об этом не говорили. Вообще есть ощущение, что память как будто вытесняет весь негатив, который был тогда. Потому что сейчас я вспоминаю школу, и кажется, что все было нормально. Но вот я начала рассказывать и поняла, что не все.

Взрослые и учителя не позволяли себе каких-то обидных высказываний в сторону Ольги. Но и разговоров по поводу «дразнилок» с ней тоже не проводили. Говоря о взрослых, Ольга вспоминает ситуацию в поликлинике, когда мужчина-врач спрашивал, откуда она родом. Не верил, что девочка из белорусской деревни, и пытался выяснить, откуда она «по-настоящему»: «И что, ты вот прямо отсюда?»

После школы Ольга переехала в большой город. Она говорит, что здесь уже никому не было и дела до ее внешности. Девушка не встречала ни негатива, ни даже надоедливого любопытства. Просто обычное отношение.

— Конечно, попадались люди, которые могли поинтересоваться, откуда я, белоруска ли я, откуда мои родители, — рассказывает девушка. — Были и забавные случаи, когда со мной пытались говорить иранцы на фарси. Или вот: я шла мимо стройки, и иностранные рабочие начали говорить мне что-то на своем языке. Или на большом рынке ко мне продавец обратился по-узбекски. Я спросила, неужели я так похожа на узбечку. Он ответил: «На узбечку, может, и нет, но на таджичку вполне». Еще я как-то закупалась у венесуэльцев и говорила с ними по-испански (этот язык Ольга учила в школе. — Прим. ред.), так мне сказали, что я похожа на латиноамериканку.

Ольга считает, что проблема ксенофобии в Беларуси есть. Из детства у нее сохранился четкий образ того, что в тот момент, когда она узнала, что не похожа на остальных, появилось и понимание, что «на основании этого могут дразнить». С недавних пор женщина переехала в одну из кавказских стран. Говорит, что здесь чувствует себя менее выделяющейся. Когда она идет по улице одна, то местные нередко к ней обращаются на своем языке.

Тидиан: «Когда я начал заниматься спортом, то уже никто не рисковал и слова сказать в мою сторону»

Изображение носит иллюстративный характер. Фото: stock.adobe.com
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: stock.adobe.com

Тидиану около 30 лет. Он рослый темнокожий мужчина, который родился в большом белорусском городе. В 1990-е его отец приехал туда из Гвинеи и познакомился с местной девушкой.

Тидиан отмечает, что всегда ощущал себя именно белорусом, а в семье особо и не разговаривали о происхождении мальчика. Он добавляет, что каких-то больших проблем из-за своей внешности у него не было. Он легко сходился со сверстниками и заводил новых друзей.

— Конечно, в детстве всегда кто-то мог ко мне прицепиться, сказать что-то по поводу моей внешности, оскорбить как-то. Но когда я начал заниматься спортом, то уже никто не рисковал и слова сказать в мою сторону, — смеется Тидиан.

Мужчина говорит, что рос в сплоченном дворе, в котором все дети «дружили и общались одной большой бригадой». Доходило и до драк, но цвет кожи Тидиана далеко не всегда был тому причиной. Обычно насмешки могли быть со стороны ребят из соседних дворов, но такие конфликты быстро решались.

— Те, кто меня задирал, я думаю, просто плохо были воспитаны, неграмотны. Из-за этого они могли так себя вести, — считает мужчина.

В младших классах дети дразнили Тидиана из-за внешности, но со временем издевки прекратились.

— На самом деле я в школьные годы со всеми дружил, — уточняет белорус. — Лично для меня не было разницы, какой у кого цвет кожи, хотя у меня есть достаточно много темнокожих друзей. И у всех у них похожие истории: по детству что-то было неприятное, а потом все нормально стало. В какой-то момент я начал болеть за один футбольный клуб, и там была антифашистская движуха. Ну и мы тоже бегали и гоняли всяких дураков. Когда встречались с ультраправыми противниками, то, конечно, у них реакция на меня была не самая лучшая. Они всегда хотели меня словить и побить, — вспоминает мужчина.

Несмотря на все это, Тидиан считает, что в Беларуси в целом нормально относятся к людям, которые не похожи на остальных. Хотя, по рассказам отца, в 1990-е тому доставалось от белорусов: его не раз избивали из-за цвета кожи и обманывали. Однако сейчас все по-другому, уверен мужчина. Он уже и не припомнит, когда в последний раз сталкивался с чем-то неприятным.

— Наверное, в детстве это все и закончилось. А в целом мне моя внешность никогда не мешала и сейчас не мешает. Со мной все дружили. Мне нравится моя внешность. И девочкам нравится. Это как плюс, по сути, — с улыбкой говорит белорус.