В конце прошлого года мы много рассказывали о том, как белорусов увольняли с работы по политическим причинам. Пока мы искали медиков, попавших под эти недавние массовые «уходы по собственному желанию», нам удалось найти двух врачей, которые решили не дожидаться репрессий и ушли сами. Наши герои сделали такой выбор еще летом и осенью 2021-го. Оба они рассказывают, что не хотели больше жить и работать в стране, когда нет возможности открыто говорить о своей позиции и поддерживать тех, кто лишь за эту позицию попал за решетку. Оба медика теперь трудятся в соседних странах, но попросили изменить их имена и не называть учреждения, в которых они работали.
«Читаешь новости и думаешь: а почему ты не можешь быть следующим задержанным?»
«Представьте: у тебя стабильный заработок, карьера, есть уважение в коллективе, перспективы, тебя советуют как хорошего специалиста пациентам, есть жилье, хобби, друзья, родители рядом, любимая страна. Все было бы хорошо! Но в какой-то момент приоритеты поменялись — и ты уезжаешь», — рассказывает Алексей — опытный белорусский врач. Почти 9 лет он отработал в одном из ведущих республиканских центров, его жена — тоже медик, принимала пациентов в частном учреждении.
Мужчина после выборов 2020-го ходил на марши, стоял в цепочках солидарности, оставаться в стороне от происходящих в стране событий не мог. Сейчас он не знает, коснулись ли бы и его массовые политические увольнения — просто не стал ждать, пока это может случиться, и ушел сам, точно так же уволилась и его супруга. В начале осени 2021-го семья с детьми покинула Беларусь.
— Вы знаете, как-то все навалилось. С начальством, если не брать политическую позицию, были идеальные отношения, поддержка во всем: хочешь что-то делать — пожалуйста, другое дело, что денег на это не выделялось. Хочешь какой-то проект начать, новую методику разработать или процедуру ввести, за которую центр будет получать деньги и развивать экспорт услуг, — это так все сложно, я ходил и бился в закрытую дверь, — поясняет врач, что подтолкнуло его к такому решению. — Ну и читаешь эти новости. Наверное, у меня в семье несколько обостренное чувство справедливости. Мы устали закрывать глаза и делать вид, что это нас не касается. Опять же, ходили разговоры, что потихоньку начинаются задержания, аресты, увольнения. Мы решили, что не будем этого ждать.
Алексей говорит, что, пока в Беларуси шли протесты, а потом — репрессии за них, просто работать и не иметь возможности говорить о своей позиции вслух было нелегко. Это тоже повлияло на решение семьи.
— Мы записывали видео против насилия в стране. Хотелось как-то выговориться. Пока не признавались сайты экстремистскими, я репостил новости, писал комментарии в СМИ, пытался оставить какую-то реакцию — без оскорблений, унижений, просто высказать свою позицию! Читаешь новости — студентку задержали, врача, предпринимателя или еще кого-то — и думаешь: а почему ты не можешь быть следующим, почему не окажешься на его месте? Мне хотелось хоть что-то делать! Если бы была хотя бы возможность открыто говорить, поддерживать тех, кто был незаконно арестован, осужден… Хотя у нас во время всех этих событий никаких радикальных мер со стороны руководства не было — разговоры, какие-то собрания, но не более того. Начальство сначала говорило «мы все понимаем, но не лезьте туда — будет хуже», потом — «если делаете что-то — делайте не на территории центра и не в рабочее время». Я понял, что с такими людьми просто надо будет жить. Они хорошие, но в какой-то период определенные черты характера выходят на первый план. И то, что раньше казалось менее важным, чувствуется острее.
Увольняясь, медик не объяснял никому настоящие причины ухода, но, говорит, в администрации все понимают сами.
— Они адекватные люди, думаю, они заложники ситуации. Кому-то легче уехать, кому-то сложнее — я никого не осуждаю. Мне конкретно было в той ситуации некомфортно. Я молчать не мог и понимал, что где-то выскажусь, кто-то может об этом куда-то сообщить. Мне почему-то казалось, что обстановка не то чтобы в коллективе — она в стране напряженная, с соседями начинаешь держать язык за зубами, с коллегами.
Уезжая, Алексей надеялся, что сможет время от времени приезжать домой, видеться с родными, оперировать в частном медцентре. Но, говорит, его предупредили, что «есть какие-то списки и возвращаться небезопасно». Поэтому поездки в Беларусь семья пока отложила на неопределенный срок.
«Благодарности от пациентов терпеть не могу: я хочу полечить человека, сделать какую-то манипуляцию — и получить зарплату на карточку»
Сейчас Алексей вместе с супругой подтверждают дипломы в Украине. Мужчина говорит, процесс легализации проходит непросто, а вот местные медцентры ценят белорусские кадры. Врач сразу смог постажироваться в известной клинике, обменяться опытом с украинскими коллегами, за эти месяцы побывал на двух конференциях, а из Беларуси выехать куда-то в последние пару лет не получалось: то пандемия, то закрытые границы, то перекрытое небо. Сейчас собеседник стажируется в одной из частных клиник. За это время он успел составить мнение о том, работает система здравоохранения в Украине, и сделать свои выводы.
— Там и зарплаты совсем другие (они выше), и пациенты, — делится своим опытом Алексей. — А в Беларуси очень зарегулирована частная медицина — большая часть оперативных вмешательств в условиях таких медцентров выполняться не может. В Киеве же и онкологические операции, и трансплантации выполняются на базе частных центров. Есть (и строятся) клиники, стоит очень мощная аппаратура. Вот я приехал в в одну из них — двухэтажный корпус, она узкоспециализированная, но там операций выполняют больше, чем у нас в РНПЦ. Проходят клинические испытания, есть самое современное оборудование. В Беларуси же хорошо укомплектованы некоторые учреждения. И там врачи работают, по сути, на зарплату и какие-то благодарности от пациентов. Но я эти благодарности терпеть не могу: я хочу полечить пациента, сделать какую-то манипуляцию — и получить зарплату на карточку. Так работают частные центры во всем мире: пациент оплатил услугу, а врачу, который им занимается, оплачивают его работу, и никаких других отношений с пациентом. В Беларуси врач не заинтересован лечить платного пациента: никакой премии он не получит, но возиться с ним нужно больше, помимо своих дел в отделении, ведь он же платит за услуги и ждет к себе особого отношения.
«Я бы хотел приехать и продолжать работать для своих соотечественников»
Алексей говорит, что не пожалел о своем решении, хотя в временами бывало нелегко.
— Придешь в миграционную службу, а тебя в очередной раз завернули. Думаешь: «Да сколько ж можно? Лучше бы остался, зачем я себе сам палки в колеса ставлю? Почему я такой, мне больше всех нужно, что ли? Кто-то работает себе, не думает об этом, и все у него классно». Но потом анализируешь, что все правильно, что нужно выходить из зоны комфорта, чтобы подниматься на другой уровень. Я патриот, я очень люблю Беларусь, у меня там остаются родители, любимая работа, друзья — конечно, хотелось возвращаться. Но я понимал, что есть нечто, что мне сейчас важнее — возможность жить спокойно, чтобы мне не насаждали какую-то идеологию, чтобы я мог почитать одни новости, другие, самостоятельно делать выводы. Внутри после переезда я стал свободнее.
Алексей свой переезд называет шагом вперед, несмотря на все трудности и то, что пришлось оставить все дома. И пока все складывается хорошо, врача не покидают мысли о возвращении. Хотя он понимает, что жизнь может сложиться иначе.
— Я пока хочу вернуться домой, очень хочу. Возможно, работать на две страны, в современном мире это абсолютно нормальные вещи. Понятно, что в Украине я буду больше зарабатывать, но, если что-то поменяется (а мы все понимаем, что должно поменяться), — я бы хотел приехать и поучаствовать, может это слишком громко сказано, в строительстве новой Беларуси, системы здравоохранения, продолжать работать для своих соотечественников. Но чтобы это было безопасно для моей семьи. В то же время я отдаю себе отчет, что, чем дольше я буду здесь находиться, тем меньше вероятность, что смогу просто взять и переехать обратно.
«Очень сильно давила надвигавшаяся беспросветная тьма»
Виктор летом 2020-го пришел на отработку в одну из минских стоматологических поликлиник. Так в учреждении появился политически активный молодой специалист — в июне парень выходил на акции протеста, когда задержали Виктора Бабарико, а на выборах был наблюдателем на участке. После объявления итогов голосования участвовал в митингах 9, 10 августа, не побоялся выходить и 11-го — в этот день его с друзьями и девушкой задержали. После автозака, вспоминает, было Фрунзенское РУВД, Окрестина, ИВС в Слуцке. Виктору дали 10 суток, отсидеть он успел неполных трое — задержанных начали отпускать. Но воспоминаний с тех нескольких дней у него предостаточно.
— Было ощущение, что нас где-то в лесу расстреляют и закопают, потому что избивали, издевались, ругались очень сильно. Омоновцы, когда узнали, что моя девушка — учитель, обвинили ее в происходящем вокруг — сказали, что это она сфальсифицировала выборы (так как учителя были на участках голосования) и из-за нее все происходит. И их не смутило, что она вышла против фальсификации. Что в голове у этих людей? — задает риторический вопрос собеседник. — Синяки давно зажили. Можно сказать, мне повезло. По тем крикам, которые доносились из других камер на Окрестина, было понятно, что с людьми что-то пожестче делали. Тогда мы подумали с девушкой, что хотим уехать: такое отношение к людям вообще ни в какое ворота не лезет. Но 16 августа был огромный митинг, потом большие марши каждое воскресенье. И мы решили остаться, подождать. С одной стороны, конечно, ужасные действия власти и силовиков, с другой — надежда. Это как-то помогало, воодушевляло: может все было не зря?
На работу, вспоминает парень, возвращался с этими же мыслями. Там о политике много не говорили, а коллеги, с которыми общался Виктор, были солидарны с протестующими.
— На удивление, на работе была полнейшая тишина. Мне было очень тяжело читать новости, думаю, как и многим. Я не мог смириться, мне было непонятно, как можно спокойно ходить на работу. Больше всего возмущало, что преступления остаются безнаказанными, весь ужас происходит дальше и с большей силой по мере угасания протестов — эти абсурдные обвинения несогласным с политикой, изощренные пытки и наказания задержанным. Очень сильно давила еще и надвигавшаяся беспросветная тьма.
«Рассказали всем, что вкладывали в меня душу, а я такой нехороший уехал в Польшу мыть унитазы»
В поликлинике все продолжали работать, Виктор — все с той же надеждой на изменения. Он говорит, что со стороны администрации долгое время не было никаких идеологических наставлений.
— Главврач идеологически подкован, но первые такие ростки со стороны администрации пошли только перед Всебелорусским народным собранием. Нас собрали в зале и зачитали с бумажки, как мы хорошо живем, какие БЧБ-шники плохие. А в целом на работе я не замечал в свою сторону плохого отношения. Я узнал, что руководству было известно о моем задержании, уже когда уехал: в актовом зале снова собрали сотрудников по каким-то организационным моментам, а в конце рассказали всем о моем увольнении — что вкладывали в меня душу, давали мне все, что я прошу, а я такой нехороший? уехал в Польшу мыть унитазы. Оказалось, в администрации очень гордились тем, что, скажем, не «задавили» меня после задержания.
К весне 2021-го пара решила для сея, что изменений в Беларуси не будет, и решила уезжать. В конце августа молодой человек просто не вышел на работу и покинул страну. Дома, кроме родителей, друзей и уже бывшей работы, оставался еще и долг — за неоконченную отработку после университета. Уже бывшему молодому специалисту насчитали около 16 тысяч рублей, которые нужно выплатить государству за полученное бесплатно высшее образование. До конца срока, когда это можно сделать, осталась пара месяцев, говорит Виктор.
— Потом вуз может подать в суд, будет капать пеня. Неприятно, что на нас будет висеть этот долг, но лучше жить в Польше, имея долг в Беларуси, чем там, но в тюрьме. До того, что произошло после выборов, мы даже не думали об отъезде, нас устраивало наше будущее в родной стране. Да, оно было не самым, скажем, сахарным, потому что и в медицине, и в образовании не самая высокооплачиваемая и ценящаяся в обществе работа. Но после выборов мы поняли, как на самом деле к людям относятся человек во власти и его подчиненные. И нас не смущал тот факт, что мы обзаведемся большим долгом и не сможем вернуться. А куда возвращаться? Может быть, за какой-нибудь комментарий, который я оставлял в телеграме, меня уже взяли на карандашик? Недавно в общежитие, где я жил раньше, приходил участковый — интересовался, где я. Девушка моя — подозреваемая по уголовному делу о массовых беспорядках.
«Как переехал — увидел ролик с белорусского Полесья, захотелось съездить туда на экскурсию, а уже не получится»
С легализацией в Польше не было сложностей — молодые люди получили гуманитарную визу на год, с работой тоже разобрались без проблем. Адаптация проходит спокойно, говорит Виктор и уточняет: потому что знает, что другого выбора нет, это и мотивирует. Девушка собеседника учит польский, преподает в белорусской онлайн-школе и занимается репетиторством. И сам он из профессии не ушел — работает ассистентом стоматолога в частной клинике, будет подтверждать диплом, чтобы вернуться к должности врача.
— Зарплата ассистента здесь у меня выше, чем когда я работал врачом в Беларуси. Отношение со стороны руководства лучше. Это частная стоматология, поэтому, наверное, здесь руководство может позволить себе хорошее отношение к сотрудникам. Мне гораздо спокойнее, приятнее. Чувствуется, что тут тебя воспринимают как человека, а не как просто машину, которая должна работать вопреки всему. Меня гонят на перерыв, потому что я продолжаю работать, а в Беларуси — гнали с перерыва, потому что нужно скорее, скорее и скорее заполнять карты, принимать пациентов, — сравнивает Виктор и говорит, что несмотря на все, скучает и по прежнему месту работы. — На самом деле, мне нравилось, хотя было и непросто. Периодически в плейлисте попадаются песни, которые на работе часто звучали — ностальгия накатывает: там остались коллеги, с которыми мы приятно пили чай, было интересно делиться мыслями. Как переехал — увидел ролик с белорусского Полесья, захотелось съездить туда на экскурсию, а уже не получится. Конечно, я скучаю по родным, местам детства, юношества.