Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Россия ночью выпустила по Украине рекордное количество дронов. Часть улетела в Беларусь
  2. Прощай, осень — на следующей неделе нас ждет ненастье, осадки и похолодание
  3. У россиян рекордные потери в Украине, но довольно скромные успехи. Почему так получается, рассуждают эксперты
  4. Проект «МотолькоПомоги»: Лукашенко много отдыхает, а его поездки становятся все короче
  5. Украинский друг Лукашенко призвал Владимира Зеленского к переговорам с Россией в откровенно хамской манере, иначе его «заставят уйти»
  6. Жители Гомельщины попросили у властей защиты от беспилотников — им пришел второй ответ от облисполкома
  7. Известного айтишника спросили, почему в Беларуси не могут создать свой ноутбук. Что он ответил
  8. Блогера, который уже четыре года за решеткой, снова будут судить. Он должен был скоро выйти на свободу
  9. Немецкий актер Тиль Швайгер, которого раскритиковала Тихановская, рассказал, что ему понравилось в Беларуси
  10. Маргарита Левчук сообщила, что они с мужем не могут назвать сына. Нужно разрешение от миграции, а его нет
  11. «Крыма больше нет». Советник Трампа заявил, что Украина должна сосредоточиться на мире, а не на возвращении территорий
  12. «Я в а**е». Сбежавший в Беларусь блогер из Латвии удивился, получив первую зарплату на новом месте


В марте житель Ирпеня Сергей Перебейнос похоронил жену, сына и дочку. «Это тяжело, тяжело смотреть на три холодных тела, которые сшиты после вскрытия от низа до горла», — коротко вспоминает он день на кладбище, голос его спокоен. Родные Сергея погибли под минометным обстрелом на пути к разрушенному мосту, через который 6 марта людей из города эвакуировали в сторону Киева. Сам мужчина в это время был в Донецке. Сюда он уехал незадолго до войны, чтобы помочь матери, боровшейся с «ковидом» за жизнь.

Фото: личный архив Сергея Перебейноса
Сергей, Татьяна, Алиса и Никита. Фото: личный архив Сергея Перебейноса

Сергею 43 года, 20 лет он работает в сфере IT. На его стене в Facebook есть видео — подборка фотографий счастливых и красивых людей. На снимках он, его жена Татьяна, дети Никита и Алиса и два йорка, которых Перебейнос тоже считали семьей. В Ирпень, совсем еще недавно уютный город под Киевом, они переехали по нескольким причинам. Тут было не суетливо, рядом парки, лес, хорошая инфраструктура.

— Мы из Донецка. Когда в 2014-м там случилась так называемая «русская весна» и в городе начались боевые действия, мы уехали в Киев. Пять лет снимали здесь жилье, а потом мне удалось продать нашу донецкую квартиру, — рассказывает Сергей. Это, говорит, и стало их стартовым капиталом, чтобы приобрести свои «квадраты» в Ирпене. — Год ждали, пока дом достроится, потом делали ремонт и в августе 2019-го заселились.

Фото: Facebook Сергея Перебейниса
Свадьба Сергея и Татьяны. Фото: Facebook Сергея Перебейноса

Совместная история Татьяны и Сергея началась за 20 лет до этого. Познакомились они студентами в 1999-м, а поженились через год, закончив учебу. Когда началась война, Татьяне было 43, она работала финансовым директором в IT-компании. Их старшему сыну уже исполнилось 18. Никита учился на втором курсе Киевского университета им. Тараса Шевченко. Планировал стать программистом. Его сестра — девятилетняя Алиса — ходила на английский, флай йогу, занималась спортивными танцами и любила рисовать.

Никто в семье не верил, что может случиться война.

«В тот вечер мы переговорили в последний раз. Мы обсуждали эвакуацию 6-го и личное»

— Моя мама живет в Донецке. До войны она попала в больницу с «ковидом». Когда врачи сообщили, что ситуация ухудшается и шансы 50 на 50, я отправился к ней. Взял кислородный концентратор, который у меня был, и поехал. Понимал: либо еду на похороны, либо попытаюсь что-то сделать, — возвращается к тем событиям Сергей, Ирпень он покинул 17 февраля. — 24-го в пять утра жена мне сообщила, что началась война. В Донецке на тот момент не работала мобильная связь, поэтому мы коммуницировали через интернет. Татьяна написала: «Над нами что-то пролетело, слышим какие-то взрывы». А дальше в рабочих чатах я увидел информацию от коллег, что взрывы проходят по всей Украине.

Фото: личный архив Сергея Перебейноса
Татьяна и Никита. Фото: личный архив Сергея Перебейноса

В Ирпене живут родители Татьяны, у мамы болезнь Альцгеймера. Без них, сказала супруга, она никуда не поедет, а значит, необходима была бы эвакуация сразу двух семей. Как это организовать, мы на тот момент не знали. К тому же, у многих людей случилась паника, на дорогах стояли пробки, поэтому мои решили остаться дома. Они съездили в магазины, в банкомат, машины у них были заправлены. На этом их первый день закончился.

Тогда же, 24 февраля, начались бои в Гостомеле (это километрах в восьми от Ирпеня. — Прим. Ред.). Все кружилось и свистело. По возможности мы с Татьяной находились на связи. В 2014-м в Донецке мы жили у жд-вокзала, недалеко от аэропорта. Слышали, что там происходит. Было ощущение, что вдалеке стреляют, а ты в относительной безопасности. Здесь все развивалось по тому же сценарию, поэтому сильной паники у родных не было.

Проблемы начались 4 марта, когда русские устроили хаотичный минометный обстрел Бучи. Несколько мин прилетело в наш дом. Одна из них попала в квартиру в соседнем подъезде. Разбила фасад, выбила много стекол, осколки оказались и в нашей квартире. Семья спустилась в подвал, 5 марта они планировали срочно покинуть город. Единственная дорога была через Стоянку — небольшой населенный пункт на юго-западе Ирпеня. Эвакуацию жителей на своих машинах организовывала какая-то альтернативная церковь.

Но 5-го числа выехать у Тани с семьей не получилось: бои и столкновения перенеслись прямо на нашу улицу. После обстрелов стали исчезать коммуникации: пропали газ, вода, электричество. К концу дня не работал уже и интернет.

Фото: личный архив Сергея Перебейноса
Алиса. Фото: личный архив Сергея Перебейноса

— А что происходило в эти дни с вами в Донецке, за 800 километров от родных?

— Я сидел один в большой квартире, которую называл трехкомнатной тюрьмой, и мониторил обстановку. В городе проводилась принудительная мобилизация, людей хватали на улицах, поэтому выходить из дома было небезопасно: мне могли вручить автомат и отправить воевать против Украины. Я отключил все часы, потому что отбивание секундной стрелки в полной тишине сильно раздражало. Шли боевые действия вокруг Авдеевки, все эти залпы, все было слышно. Русские сразу же разнесли систему фильтрации, и город остался без воды. Это первое, что пропало. Потом перестала работать мобильная связь. А после одного из минометных обстрелов пропало и электричество. На улице стояла зима, я сидел в темноте без связи и воды и толком не понимал, что происходит. Чтобы не потерять рассудок, я занимался домашними делами: пока меня не было, в этой квартире появилось, что отремонтировать.

У Татьяны на тот момент тянула только мобильная связь, а у меня наоборот — работал лишь интернет. Я вспомнил, что в смартфоне есть IP-телефония, подключил ее и 5 марта дозвонился жене. В тот вечер мы переговорили последний раз. Мы обсуждали их эвакуацию 6-го и личное. Я попросил простить меня за то, что я не рядом, что ничем не могу им помочь, не в силах их защитить.

Фото: личный архив Сергея Перебейноса
Алиса и Никита в утро эвакуации. Фото: личный архив Сергея Перебейноса

— Почему вы считали себя виноватым?

— Это ответственность человека перед остальными. Так вышло, что на одной чаше весов у меня оказалась мать — человек, давший мне жизнь, на другой — семья, которая нуждалась в моей заботе, — отвечает Сергей. — Естественно, когда я уезжал из Ирпеня, понимал: что-то может произойти. 16-го у нас с женой был по этому поводу разговор, но мы склонялись к тому, что, если что и случится, то это обострение на Донбассе. Я сказал Тане, ничего страшного, в 2014—2015-м я много ездили в Донецк, попадал в непростые ситуации. Успокоил: риски есть, но переживем.

«Ответил: „Только что погибла моя семья“, и протянул им руки. Сказал: „Можете меня арестовать, мне терять нечего“»

Еще в 2014-м Сергей и Татьяна установили в телефонах специальное приложение. Так, когда муж уезжал на Донбасс, жена по геометкам могла понимать его месторасположение. В феврале 2022-го эту опцию Перебейнос добавили еще и в мобильные детей. Так все четыре телефона «видели» друг друга.

Фото: личный архив Сергея Перебеноса
Сергей и йорки. Фото: личный архив Сергея Перебейноса

— Функционал построен таким образом, что, когда ты онлайн, геометка активна, если человек попадает в офлайн, Google Карты отображают последнюю локацию абонента, — объясняет Сергей и возвращается к событиям 6 марта. — В районе 8.30 телефон жены перешел в активный режим и переместился из нашей квартиры. Первая «точка» определилась неточная. Она была между Киевом, Стоянкой и Житомирской трассой, но в тот момент дороги там уже перекрыли, поэтому я просто сидел и ждал.

Потом я увидел запись в твиттере, где сообщалось, что в Романовке (часть Ирпеня. — Прим. Ред.) во время эвакуации начался минометный обстрел и погибла семья — муж, жена и двое детей. В это время телефон Татьяны засветился и перешел в онлайн в 7-й больнице Киева. Я решил, что она ранена. Стал звонить, но трубку никто не снимал. Я набрал коллегу, который живет рядом, и друзей, попросил съездить в клинику, узнать обстановку. А дальше в твиттере опубликовали фото, на котором я опознал своих детей. Вот они лежат на асфальте, вот стоят наши вещи. Я сообщил друзьям: «Дети мертвы». И попросил найти жену, ее не было на снимке.

Позже от журналистов, которые работали на месте, я узнал, что после взрыва к Татьяне подбежали медики, она еще подавала признаки жизни. Экстренно ее эвакуировали в больницу. Там в течение 40 минут она умерла. Друзья мне об этом не рассказали. Боялись, у меня снесет крышу.

— Что было с вами, когда вы увидели фото с детьми?

— В тот момент я стоял на балконе, курил. Недалеко падали мины, я слышал, как они свистят и взрываются. Такой «збіг обставин» — мины там и мины здесь. Я закричал, я стоял и кричал. Дальше стал узнавать, как выехать из Донецка в Киев. Я дозвонился на пункт пропуска «Успенка», который контролировала ДНР. Объяснил ситуацию, они сказали, что меня выпустят. «Но ваша проблема, — предупредили они, — доехать до нас, потому что между Донецком и Успенкой есть блок-пост, где фильтруют всех мужчин».

Родственники повезли меня к границе. По дороге нас остановили, меня достали из машины и стали говорить, что я должен быть мобилизован. Я ответил: «Только что погибла моя семья», и протянул им руки. Сказал: «Можете меня арестовать, мне терять нечего». Минут десять нас подержали, а потом отпустили.

До Киева я добирался четыре дня — Ростов, Москва, Калининград…

— Все это время вы не знали, что жены больше нет?

— Друзья мне об этом сообщили, когда я подъезжал к Москве. До этого я думал, как скажу ей, что детей больше нет, что строить жизнь дальше нам придется вдвоем, — отвечает Сергей и чуть меняет тему. — С Татьяной и детьми эвакуировались йорки. По дороге я попытался разыскать их и написал пост в Facebook. Буквально сразу же с информацией о жене мне передали, что в клинике нашлась наша старшая собака. Это был хоть какой-то лучик, что хоть один член нашей семьи жив.

— Эта собака сейчас с вами?

— Нет, младшая собака погибла на месте, старшая — в клинике. Случилось это через 12 часов после того, как ее туда доставили.

«На людях я старался свои эмоции не выражать»

Сейчас Сергей живет у друзей под Киевом. Здесь он и похоронил своих родных. Найти их тела, вспоминает, было не сложно: помогли знакомые. Проблематичнее оказалось забрать близких из морга. Тот был перегружен а, так как это неестественная смерть, требовалось, чтобы погибших осмотрел судмедэксперт. Работы у специалиста было много, и процесс растянулся.

— Мы ждали дня два, пока нам отдадут справки на руки, — вспоминает Сергей.

— Как прошли похороны?

— Тяжело, это сложно комментировать. Журналисты, которые работали в Романовке, передали мне часть наших вещей, за остальными я сам съездил на место событий. Там оставался чемодан и переноска с собакой. Весь этот пасьянс сложился, и я предал земле семью и собак.

— Где вы на все это брали силы?

— Я не знаю, иммунитет, прививка. Я много видел в 2014—2015 годах, я попадал под минометы на блок-постах, ночевал на блок-постах на морозе. Адреналин иногда хорошо помогает думать и делать что-то быстро. Это потом, когда отпускает, может начаться тремор. А в момент критической ситуации я умею держать все под контролем. После похорон передо мной стояла задача выжить, и я все для этого делал.

— Когда вас отпустило?

— Через неделю-полторы пошли эмоции.

— …и слезы?

— В нашей компании мы знали друг друга практически 20 лет. Друзьям было сложно. Успокаивать их приходилось больше, чем себя, поэтому на людях я старался держаться. Не хотел, чтобы это превращалось в балаган, когда все сидят и плачут.

— Плакали, когда никто не видит?

— Да, либо дома, либо ездил на кладбище.

— Вы уже были в Ирпене? Что с вашим домом?

— Да, как только город освободили и появился первый коридор, я рванул туда. Хотел посмотреть, что там происходит, почистить холодильник, забрать машину и часть вещей, которые нужны для жизни. Я не ожидал таких разрушений. То, что я видел в Донецкой области в 2014−15 году, — это просто мелочи относительно происходящего в Ирпене, Буче и Гостомеле. В нашем доме повреждена кровля, фасад, много квартир без стекол. В сравнении с другими, можно сказать, что он уцелел.

— Сложно было зайти в квартиру?

— Тяжело. Наверное, жить там больше я не смогу. Когда появится возможность, планирую забрать из Донецка мать, которая сейчас восстанавливается после «ковида», и племянницу. Оставлю эту квартиру им, а себе буду искать что-то другое.

Фото: Reuters
Вид на жилой район Ирпеня, пострадавший от боевых действий, 29 марта 2022 года. Фото: Reuters

— А что с вашей тещей и свекром, которые тоже жили в Ирпене?

— В процессе эвакуации они отстали, и это помогло им выжить. Сейчас я вывез их во Львовскую область, они в пансионе для пожилых людей. Там у них есть медицинский уход, своя комната, питание. Когда в Ирпене восстановят коммуникации, я их верну.

— Как после этого всего жить дальше?

— Можно уйти в себя, можно купить много алкоголя и спиться, но, если ты остался жить, значит, надо перешагнуть через эту боль и жить. Сейчас я втянулся в новые процессы, новые проекты. Да и в частном доме, где я пока нахожусь, появляются хозяйские дела. Стараюсь переключаться и не думать, для чего и почему вот так все получилось. Возможно, лучше было бы наоборот.