С начала войны в Украине 40-летняя Оксана вместе с дочерью бежала в Россию. Сейчас они живут в карельской деревне, в деревянном аварийном доме. Хотя ей повезло найти работу по своей инженерной специальности, на аренду в городе денег женщине не хватает. Кроме «путинских» десяти тысяч, никакой помощи от России она больше не получила. Оксана рассказала изданию «Север.Реалии», почему решила бежать из Украины в Россию, и как изменилась теперь ее жизнь.
Имя героини изменено в целях безопасности.
«Осколки прошуршали, и я говорю: „Бегите!“»
Оксана жила в украинском поселке с необычным для здешних мест названием Нью-Йорк. Так поселение это называлось с момента основания в 1892 году. В 1951 году его переименовали в Новгородское. А в июле 2021 года парламент Украины вернул поселку прежнее название. Находится украинский Нью-Йорк всего в нескольких километрах от Авдеевки и в часе езды от Бахмута, которые российская армия в ходе долгих боев уничтожила буквально до основания.
— Прямо с начала полномасштабных военных действий нас начали бомбить, — рассказывает Оксана. — По звуку понимали, где вылет, где прилет. Если свистит, то все хорошо. Но самое страшное, когда мы слышали выход и не слышали свиста. Значит, стреляют откуда-то дальше. И значит, оно ложится к нам. Если свистит, это над нами летит дальше, а если мы слышим выход, но не слышим свиста, значит, свист прошел над другой территорией, раньше, и значит, прилет у нас. И мы так стоим втроем, я слышу выход, я не слышу свиста, и по нам начинают сыпаться осколки. У меня двое детей, кого мне закрывать: родную дочь или племянника?
После звука снаряда есть всего 20 секунд, чтобы добежать до укрытия. Оксана с соседями оборудовала для этих целей подвал, на входе которого — металлическая дверь.
— Осколки прошуршали, и я говорю: «Бегите!» Дети подрываются, я только в подъезд дверь закрываю, дверь металлическая, у нас как дождь — цок-цок-цок-цок… И все эти осколки горячие, — вспоминает Оксана. — Когда ложились спать, просто вещи возле себя готовили. У нас стоял тревожный чемоданчик, все документы, золото, все ценное у нас лежит в нем, чтобы срываться и бежать.
Газ в поселке отключили еще в апреле 2022 года. Еду готовили на костре во дворе дома, но на улицу старались выходить редко. Обстрелы, по словам Оксаны, стали сумасшедшие, в это время пропадало электричество. Во время пауз между обстрелами приезжали ремонтные бригады — электрики в сопровождении МЧС. Они поднимали провода, привозили воду и продукты. Военная администрация снабжала бронежилетами, предоставляла бронированные машины.
— У нас поставили сразу по поселку кубовые бочки, эмчеэсники ездили на скважину, набирали воду, развозили по городу. Попадали под обстрелы, ребята попадали вообще в замесы. Электрики постоянно… Как только появился интернет, все отписывались: «Как только будет затишье, мы выедем».
В конце апреля было еще довольно холодно, а из-за участившихся обстрелов уже не успевали ничего отремонтировать. В поселке стало совсем невозможно: ни света, ни газа, ни воды; ремонтировать коммуникации практически перестали. Из-за частых обстрелов люди иногда не успевали спрятаться в укрытие. Семья Оксаны перебралась в ближайший городок Торецк, что в 20 километрах от Нью-Йорка. Но там оказалось ненамного лучше.
— Воды там не было уже, наверное, года полтора, потому что Торецк полностью запитан от Горловки, а там все перебито, там ни те не делают, ни эти не едут (Торецк с начала военного вторжения в Украину обстреливают российские военные. — Прим. ред.). Но электричество в городе было. Спасатели привозили воду и гуманитарную помощь, там много всего было. Из Бахмута тогда прислали гуманитарку: чай, кофе, масло, шампунь, прокладки, все было. Потом все это стало более скудным, но что-то оставалось, — рассказывает Оксана.
Во время постоянных обстрелов погибали мирные жители, поэтому Оксана вскоре решила уезжать и из Торецка.
— Привозят воду, и все за ней в очередь встают. Очередь большая. Можно и два, и три часа простоять. И тут обстрел. Попали в жилой дом. И одним днем погибли бабушка, мама и внучка. Мужики сорвались, которые стояли в очереди, один возвращается, говорит: «Там спасать некого. От дома одна стена». Погибли все. У нас в городке не было никаких дислокаций военных, они по жилым домам били. Как в Буче, когда обстреливали частный сектор. Знакомая рассказывала, ее брат привез из Киева внучку к дедушке с бабушкой в Бучу, при обстреле бабушка сразу погибла, а девочку дед на руках раненую вынес. Дед просто тормозил вояк: «Кто-нибудь, возьмите, подвезите». Одна машина остановилась, ее закинули в машину, и пацан пытался оказать ей первую медицинскую помощь, но сказали, что девочка мертвая. Осколочное ранение в голову. И вот тогда я поняла, что, наверное, мне надо отсюда уезжать, — говорит Оксана.
«Я стараюсь не говорить на тему политики»
Еще в 2014 году из Краматорска в Карелию переехала подруга Оксаны Ольга. Все эти годы они поддерживали отношения, созванивались, обменивались фотографиями. Ольга звала Оксану переехать в Россию, рассказывая о невысоких тратах на жизнь в Карелии.
— Она мне говорила: «Понимаешь, тут все по закону, тут все правильно, тут все бесплатно, тут и в больницу, и в школу, и то, и се». Подруга работала в кафе администратором, и когда тут (в Украине. — Прим. ред.) совсем невозможно стало, начала уговаривать переехать: «Приедешь — у тебя работа будет. Квартира — за пять тысяч однокомнатную можно смело снять и жить». Рассказывала, какая здесь замечательная природа, что они с мужем купили машину и квартиру. В общем, говорила, как тут все зашибись. И мы с дочкой в августе 2023 года решили ехать, — говорит Оксана.
С начала полномасштабного военного вторжения России в Украину в оккупированных российскими войсками украинских населенных пунктах начали действовать гуманитарные коридоры, которые работали только в одну сторону — Россию. Из Торецка такого коридора не было — территория находится под контролем Украины. Поэтому Оксана самостоятельно искала способы, как выбраться.
Она нашла объявление в Facebook: «Вывезем в Донецк, Россия», перевозчики брали с пассажиров тысячу евро с человека. С собой в багаж можно было взять две сумки по 10 кг на пассажира. Рассчитываться надо было наличными прямо с водителем при посадке. После того, как Оксана заплатила за себя и за дочь, в кошельке у нее осталось 200 долларов и 20 тысяч рублей (около 700 беларусских рублей. — Прим. ред.).
— Все гривны, которые у меня были, я поменяла на рубли. Нелегальные обменники работали. За восемь тысяч гривен (660 беларусских рублей. — Прим. ред.) мне тогда дали десять тысяч рублей (около 350 беларусских рублей. — Прим. ред.). Это было ни о чем. Но тогда-то я ехала с полной уверенностью, что это деньги, — рассказывает Оксана.
В пути автобусы постоянно менялись, пассажиров пересаживали из одного транспорта в другой. Маршрут пролегал через Польшу, Литву и Латвию. Перевозчики просили украинцев «не говорить нигде» о том, что они «едут на Москву».
Через шесть суток дороги всех беженцев с вещами высадили в районе площади Трех вокзалов в Москве, но никто не знал города, и пассажиры совершенно не понимали, где находятся.
— Мы встали на дороге, нас высадили, там какая-то заправка, мы стоим и не знаем, что делать вообще. Связи нет, интернета нет, ничего нет. Зашла на заправку, спросила администратора, говорю: «Помогите, пожалуйста. Мы стоим, все бесхозные, и не знаем, что нам делать, куда идти». К нам вышла девочка, спросила, до какого вокзала нам надо, и вызвала такси. Хорошо, что наличные рубли у нас были, — вспоминает Оксана.
На вокзале выяснилось, что поезд на Петрозаводск отправляется только следующим утром, билетов на другие поезда не было.
— У дочки слезы градом, понятно, что она хочет есть, она хочет спать, она хочет раздеться, переодеться и все остальное. Там тоже девчонка, кассир, говорит: «Давай так, я тебе позвоню через час». Я говорю: «А некуда звонить, украинский номер». Она говорит: «Так, через час ты ко мне прибегаешь, я попытаюсь выхватить вам билеты». Она нам выхватывает билеты возле туалета, на верхних полках, на вечерний поезд, — говорит украинская беженка.
Попутчики в поезде разрешили со своего телефона написать подруге, что Оксана уже в пути. Утром подруга встретила их и привезла к себе домой, в деревню.
— После того, как мы отдохнули и отмылись, начали заниматься документами. Потом начался цирк. Куда ни ткнешься, везде платить надо: за переводы документов, за справки. И началось: вам надо туда поехать, вам надо такие документы собрать. Потом стали требовать формат справок российский. Я говорю: «У нас нету. Вот что есть, то и есть». И вот эта вся бумажная волокита длилась у нас месяца два, — говорит Оксана. — Я была готова ждать, в конце концов, в каждой стране свои правила, я принимала это как должное. Единственное, что возмутило, — это то, что за перевод всех документов приходилось платить самим. У меня какие-то деньги были, но ведь некоторые приехали вообще без денег.
По словам Оксаны, в России обычные люди к ним относятся «по-человечески», но они очень часто слышат о том, что российская армия «освобождает Украину» — утверждение, которое пропаганда России использует с самого начала полномасштабного вторжения.
— Я понимаю, что войну начала Россия. Никаких нацистов, как говорят по телевизору, в Украине нет. Никаких запретов говорить по-русски тоже не было и нет (российские государственные СМИ утверждают, что в Украине притесняют русскоязычное население. — Прим. ред.). Все говорили и по-украински, и по-русски. Никакого ущемления из-за языка не было. Объяснить русским это невозможно, да и я стараюсь не говорить на тему политики, потому что боюсь, что могут затравить за позицию, — говорит Оксана.
В ноябре она получила российский паспорт, после чего на двоих им выдали «путинские» десять тысяч рублей — единовременную выплату, которую российские власти выдают украинским беженцам, переехавшим в Россию после 22 февраля 2022 года. Все это время Оксана жила у подруги. Ни за пять тысяч в месяц, ни за десять квартиру не снять — не только в Петрозаводске, но даже в деревне.
— Мы обратились в местную администрацию, чтобы нам как переселенцам предоставили социальное жилье, а мы бы коммуналку платили. У нас в Украине так давали. Но никакого социального жилья нам не предоставили.
Оксана узнала о пункте временного размещения для украинских граждан, который работал в Кондопожском районе Карелии. Но ее сразу предупредили, что пункт находится в 140 километрах от Петрозаводска, и там нет ни школы для детей, ни возможности устроиться на работу. И свободных мест на тот момент там не было. Ей предложили перезвонить через некоторое время, сказали, что, может быть, появится подобный пункт в Петрозаводске.
— Я потом перезванивала, — рассказывает Оксана, — но мне ответили, что спонсоров на жилье для беженцев так и не нашли. Больше я туда не обращалась.
Через знакомых ей удалось найти двухкомнатную квартиру в аварийном доме в соседней с городом деревне. Хозяйка давно там не живет, она пустила Оксану с дочкой жить за коммуналку. В месяц выходит около пяти тысяч рублей (176 беларусских рублей. — Прим. ред.).
— Это, конечно, немного. Но я работаю в городе, а маршрутка в одну сторону стоит около 100 рублей (3,5 беларусских рубля. — Прим. ред.). А еще ведь еду надо покупать, одежду. У нас не было ничего зимнего, пришлось все покупать. Я до Карелии ни разу в жизни не видела на термометре температуры ниже -30 градусов. Я привезла джинсы, свитера, спортивные костюмы, приехали мы летом, в шлепанцах. Никогда в жизни мы так не мерзли, как здесь, — рассказывает Оксана.
Квартира в аварийном доме очень плохо прогревается, часто замерзает водопровод.
— Я тогда еще подумала, что это из-за стиральной машинки — она тут старенькая, вдруг сломалась. Заглянула за нее, а водослив просто примерз к полу и сосулька висит. В комнате в тот день вообще было +11 всего, — вспоминает Оксана. — Я термометр прямо на батарею положила, а он только 22 градуса показал. И это когда на улице было почти -40°С. Непонятно, как быть в такой ситуации? Сама я починить ничего не могу, у меня даже инструментов нет. Еще и электричество постоянно отключалось по несколько раз за день. В аварийной службе вызов приняли, но бригаду ждали несколько дней, так как мастера были на других вызовах.
Дочь Оксаны сейчас заканчивает школу и готовится к поступлению в университет.
— Она меня очень поддерживает, видит, как я психовала. Летом даже находила подработку, чтобы мне помочь. Дочка хочет учиться, хочет общаться со сверстниками. При этом очень скучает по родственникам, которые остались в Украине, — рассказывает Оксана.
До войны она работала химиком-технологом с зарплатой около 18 000 гривен (около 1500 беларусских рублей. — Прим. ред.). В России Оксана, получив паспорт, обратилась в службу занятости. Там ее поставили на учет, но украинский стаж и образование ей не засчитали и предлагали только неквалифицированные вакансии.
— Мою трудовую книжку здесь просто проигнорировали. Назначили пособие по безработице — 1700 рублей (около 60 беларусских рублей. — Прим. ред.). Предлагали устроиться продавцом в супермаркет, нянечкой в детский сад, но это очень маленькие деньги, на них нам с дочкой не прожить. Еще предлагали оформить самозанятость и пройти курсы мастера маникюра, например. Но я отказывалась от таких предложений, у меня высшее инженерное образование, и через некоторое время меня с учета сняли. Потом я познакомилась с одной женщиной, и она мне помогла — дала контакт на предприятии, где меня пригласили на собеседование и в итоге взяли на работу. Прошла дополнительное обучение внутри организации, так что работа есть, — говорит Оксана. — Я получаю 45 тысяч рублей (1585 беларусских рублей. — Прим. ред.), примерно столько же получала в Украине. Но там у меня был свой дом, и цены в России несравнимо выше, прожить на эти деньги вдвоем очень тяжело тут.
Сказать, что я пожалела о своем решении приехать в Россию, — ничего не сказать. Но тогда казалось, что это единственно возможное решение, да и решали мы буквально в три дня. Иностранных языков мы с дочкой не знаем, а дома всегда говорили или по-украински, или по-русски, где бы я в Европе без языка работала? Ну и подруга уговаривала приехать, говорила, как они тут хорошо живут, квартиру вот купили, машину. Я только когда приехала, узнала, что крошечная двушка в деревне у них в кредит на много лет, машина тоже кредитная. Я у нее спрашивала: как же так, ты ведь говорила, что здесь все дешево и зарплаты хорошие. А она ответила: «Скажи спасибо, что тут не стреляют».
Читайте также
