Ровно через два года после освобождения города Бучи под Киевом журналист Вячеслав Шрамович описал для Украинской службы Би-би-си, какой была оккупация этого населенного пункта российскими войсками.
Выжить в оккупированной россиянами Буче в марте 2022 года означало провести месяц под обстрелами и под постоянной угрозой быть расстрелянным, если выйдешь на улицу.
Но жизнь продолжалась даже в разграбленном и лишенном медицины городе, который пропах дымом и был отрезан от мира российской армией.
Бучанцы Сергей и Николай (имена изменены), которые пережили эту оккупацию, вспоминают для Украинской службы Би-би-си детали и чувства этого долгого месяца.
А также слова российских военных, с которыми им пришлось встретиться в Буче и которые удивлялись, почему им тут не рады.
Начало большого вторжения и Гостомель
Оба мужчины живут в центре Бучи — российская оккупация тут проходила немного легче, чем на южной окраине города, где улица Яблонская стала местом самых больших расстрелов гражданских.
Впрочем, «более легкая оккупация» — определение очень условное. Погибали в Буче везде, и трупов на центральных улицах также было много.
Когда началось полномасштабное вторжение и бои за Гостомель, и Сергей, и Николай решили не уезжать из Бучи.
Сергей живет в частном доме, и тогда казалось, что лучше остаться с семьей там, где рядом есть колодец, дрова и погреб.
Николай также остался из-за родных, которые не захотели уезжать.
«Вообще в первый день никакой информации, что происходит вокруг, не было. Шла только „стрелкотня“ со стороны Гостомеля, как фон: бум-бум-бум», — говорит Николай.
«А на следующий день мы узнали, что подорвали мост на Варшавской трассе и другие мосты, и было непонятно, как выезжать», — добавляет он.
При всем этом магазины в Буче тогда еще работали, люди стояли в огромных очередях за хлебом, мукой и другими продуктами. Из банкоматов исчезли наличные, а из аптек — самые необходимые лекарства.
27 февраля: первое появление россиян
Впервые в центре Бучи российские военные появились 27 февраля, когда их колонна пыталась пройти из Гостомеля до Ирпеня и была уничтожена на улице Вокзальной.
«Где-то с утра это началось. Я еще попробовал зайти в [магазин] Novus за продуктами. А возле подземного перехода стояли ребята с РПГ и сказали: „Иди отсюда, сейчас тут такое будет…“» — вспоминает Николай.
Через несколько минут после того, как он ушел, в центре Бучи началась стрельба: «Я выглянул из окна и увидел, что на „Пятаке“ (неформальное название небольшой площади в центре города. — Прим. ред.) было уже двое погибших гражданских».
«Когда шла российская колонна по Вокзальной, то она простреливала все вокруг, у меня под балконом потом лежали ВОГи (выстрелы для гранатомета. — Прим. ред.)», — объясняет он.
Тогда же загорелись первые многоэтажные дома в центре Бучи, а во время уничтожения колонны пострадал частный сектор на Вокзальной.
Мужчины вспоминают, что с того времени по всей Буче «начало нести горелой резиной и дымом». Едкий запах продержался всю оккупацию и кое-то время после нее.
Сергей видел, как остатки разбитой колонны россиян на БМД и БТР с бойцами на броне пытались выехать из Бучи в направлении Ворзеля и Бородянки (расположенные рядом населенные пункты. — Прим. ред.).
«Бежали по всем маленьким улочкам, хаотично. Такое впечатление, что у них были старые карты и они очень слабо ориентировались на местности», — вспоминает он.
В тот день Буче удалось отбиться.
Перед оккупацией
28−29 февраля город пытался прийти в себя после первого боя.
Был свет, но начались перебои с водой.
Мать Николая готовила еду для больницы, потому что нарушилась логистика и было нечего давать больным. Городские власти пытались наладить выпечку хлеба.
Часть магазинов продолжала работать, а на базаре волонтер Жанна Каменева открыла свой продуктовый магазин и что-то раздавала, а что-то продавала по себестоимости.
Позже, уже во время оккупации, она погибнет при попытке выехать из Бучи — ее микроавтобус россияне расстреляют на улице Яблонской и автомобиль полностью сгорит с несколькими женщинами, которые в нем находились.
А в последние дни перед оккупацией бучанцы больше всего беспокоились о продуктах питания.
«Novus уже не работал, потому что россияне застрелили охранников. И туда начали просто ходить за продуктами», — рассказывает Сергей.
«Был такой хаос, что люди стали „тарабанить“ домой все что могли. Какие-то моющие средства на несколько лет вперед, какие-то шоколадки, алкоголь», — говорит он о тех днях.
Позже базар окончательно закрылся, как и торговый центр «Пассаж» возле него. Вход туда «охранял какой-то дед с ружьем».
Начало оккупации
3 марта возле горсовета Бучи подняли украинский флаг, но одновременно с этим с запада, со стороны Бородянки, в город начала заходить большая колонна россиян.
В комплексе «Вилла Сан-Марино» возле населенного пункта Ворзель ее пыталась остановить группа украинских бойцов, но силы были неравными — тот бой подробно описал беларусский доброволец, а ныне командир полка Калиновского Денис Кит Прохоров.
Бучанец Николай, который с близкими тогда находился в доме родственников возле Варшавской трассы, так вспоминает тот день: «Увидел, как по „Варшавке“ проехал украинский БТР и отстреливался. Стало понятно, что что-то надвигается и наши отступают. Очень низко пролетел самолет, наверное, российский. А потом в центр заехало семь танков со знаками „V“».
«А на следующий день, как только вышел из дверей подвала — услышал свист, упал и дальше через полсекунды вокруг взрывы. Наелся песка, двери в подвал вылетели, забор снесло», — добавляет он.
5 марта в Буче окончательно исчез свет.
Николай с семьей вернулся в свою квартиру на одном из верхних этажей и видел, как россияне активно обстреливали соседний Ирпень, который они пытались штурмовать: «Били по ближайшим ирпенским высоткам».
Тогда же армия РФ начала обустраивать блокпосты — и в центре города периодически были слышны выстрелы и взрывы.
«Например, убили моего знакомого в доме возле „Пятака“. Он вышел на балкон, и по нему влупили из БМП или чего-то такого. В тот же дом прилетело также с другой стороны — снаряд пробил несколько квартир и в среднем подъезде застрял, не разорвался», — рассказывает Николай.
Стреляли и возле Сергея: «Трассерами задело деревянный дом недалеко от нас, и он загорелся. В Viber-группе пишет женщина из Киева, что в этом доме живет ее мать, 91 год, слепая и с диабетом. Что она с сумкой сейчас сидит под забором. А идет жесткий обстрел. Страшно даже в коридор выйти».
Сергей дождался, пока обстрел немного стих, вышел и забрал женщину к себе: «Там несколько десятков метров, но дались они очень тяжело».
Через несколько дней ему удалось эвакуировать пожилую женщину из Бучи вместе с одной из групп, но сам он с семьей остался: они не хотели покидать дом.
Жизнь в оккупации
В последующие дни обстрелы в Буче то стихали, то нарастали, особенно вечером и ночью.
Главной задачей бучанцев стало выживание, а для этого надо было периодически выходить из дома и пытаться попасть в местную больницу — единственный на тот момент центр, где были какие-то продукты и медикаменты.
А россияне между тем ввели «комендантский час».
«Ходили какие-то легенды по Буче, что „по этой улице ходить нельзя, потому что будут расстреливать“, или „сегодня комендантский час с 15.00 или 16.00“. Но не было понятно, по какому это времени — киевскому или московскому. А это было достаточно важно знать», — рассказывает Сергей.
Все магазины и аптеки в городе были «вскрыты».
Часто первыми это делали россияне, а потом что-то в них найти пытались уже местные.
Так, например, произошло с «Пассажем», возле которого был блокпост российских военных.
«Первое, что они там сделали, — понабирали себе кроссовок, и у входа лежала гора их берцев. Так российская армия начала воевать в Буче в „Адидасах“, „Найках“, „Пумах“», — говорит Сергей.
Он также вспоминает свою попытку зайти в продуктовый супермаркет в «Пассаже»: «Мы увидели россиян с автоматами и замерли. Они нас не видели, но одновременно туда зашел еще кто-то из наших гражданских. Тогда россияне начали кричать: „Чего вы здесь ходите? Нам что, еще кого-то надо пристрелить и положить трупы возле каждого входа, чтобы вы сюда не ходили? Пошли отсюда!“»
Сергей отмечает, что трупов возле «Пассажа» он не видел, но заметил тело убитого на базаре.
«Труп был прикрыт какими-то тряпками, и я сначала подумал, что это манекен. Но потом осознал, что вряд ли на манекене будут какие-то старые кроссовки», — рассказывает Сергей.
Тогда по Буче ездила машина «Груз-200», которая собирала тела с улиц и которую пропускали россияне (хотя и не всегда).
Сергей попросил этих людей забрать труп с базара, потому что температура постепенно поднималась и он стал бояться эпидемии: «Они мне просто ответили: „Понятно“. Было ясно, что таких обращений к ним много».
В то же время управляющий делами Бучанского горсовета Дмитрий Гапченко в интервью каналу TheBuchaCity рассказывал, что трупы возле торгового центра все же были: «Где-то в 20-х числах марта ребята поехали забирать тело возле „Пассажа“. И на подъезде туда их машину расстреляли. Они успели выскочить, остались живы и невредимы. Но после этого ездить на машине уже не могли».
Мародерство
Впрочем, бывали в Буче и случаи откровенного мародерства магазинов со стороны самих местных жителей, когда люди забирали далеко не продукты и предметы первой необходимости (прежде всего — батарейки и другие элементы питания, фонари, керосиновые лампы, туристические горелки).
«Видел 6 марта, как Dnipro-M (магазин инструментов. — Прим.ред.) „вскрыли“, и пацаны в балаклавах перфораторы выносили. А на следующий день смотрю: какие-то „мужички“ там уже меряли штуки, чтобы поливать жуков. Так же „вскрыли“ и „Новую почту“, — вспоминает Николай.
Похожая ситуация была и с бучанским торговым центром „Эпицентр“, пока тот не сгорел от обстрелов.
„Комендантский час был с 7 утра, а уже в 06.45 люди шли туда, как на работу. Говорили „просто посмотреть“, а потом все в одинаковых куртках возвращаются“, — говорит Николай.
„Или сразу несколько человек мне рассказывали, что видели, как кто-то на тележку взял четыре-пять плазменных телевизоров. А было еще скользко, лед. Они поскользнулись, падает одна „плазма“ — ну ладно, еще четыре есть“, — добавляет он.
А Сергей наблюдал, как люди несли из „Эпицентра“ шестиметровый ковер.
Мародеров из Бучи украинские правоохранительные органы задерживали еще как во время оккупации (при осмотре эвакуационных колонн), так и после — когда о вероятных случаях мародерства сообщали другие бучанцы.
Эвакуация
Выбраться из Бучи люди пытались фактически в течение всего периода оккупации.
Часто они собирались в группы и пробовали добраться до украинских позиций в Ирпене, а далее — через разрушенный мост в Романовке — в Киев.
„Сидели мы как-то во дворе — и вдруг по улице идет куча народа, все в белых повязках. Кто-то накрыт белой простыней, она развевается на ветру, как плащ. И они везут за собой какие-то вещи и чемоданы. Наверное, шли в Ирпень и дальше до моста в Романовке, чтобы эвакуироваться, — рассказывает Николай. — Выглядело это сюрреалистично. Не знаю, что с ними произошло“.
Многим таким образом действительно удалось выйти из оккупации, но часть погибла на той же улице Яблонской или уже от минометных обстрелов в Ирпене.
Между Ирпенем и Бучей тогда фактически проходила линия фронта: Ирпень продолжали удерживать украинские силы. Чтобы попасть на подконтрольную Украине территорию, бучанцам нужно было пересечь линию соприкосновения, часто — во время активных боевых действий.
Кроме того, россияне продолжали обстреливать из минометов и артиллерии Романовку, где стояли волонтерские автобусы для эвакуации.
Выход пешком описала жительница Бучи Ангелина Бартош:
„Собрались, обмотались белыми тряпками, на коляску прицепили палку с большим куском простыни… Минут десять прошли от школы — и мы упираемся в Яблонскую. Перед нами лежат три мертвых молодых человека с завязанными руками. Поворачиваем на Яблонскую, в этот момент у меня включился режим „жизнь в картинке“, реальность стала восприниматься очень странно, будто все происходит не со мной“. На улице лежат мертвые люди, много людей, на дороге много крови, их убили совсем недавно…»
Впрочем, наиболее организованной возможностью покинуть Бучу тогда были «зеленые коридоры» для автобусов и машин, о которых с россиянами договаривалась украинская власть.
Согласованный маршрут шел от Бучи мимо Ворзеля и Забучья до Белогородки.
Однако договориться о «зеленом коридоре» получалось не всегда (например, первая эвакуация 9 марта сорвалась), и тогда некоторые местные жители пытались выезжать через российские блокпосты на свой страх и риск.
«Помню, как кто-то пробовал выехать еще 6−7 марта. По две-три машины, с надписями „Дети“. Мы только смотрели и думали — куда они едут? Что с ними было — неизвестно. Но иногда потом слышали пулеметные очереди», — рассказывает Николай.
Узнавать о коридорах можно было по радио или по телефону от родственников и знакомых, которые находились на неоккупированных территориях.
Мобильная связь оставалась фактически на протяжении всей оккупации, но для этого нужно было забраться на верхние этажи. Кроме того, телефоны садились — и зарядить их без электричества можно было только через генераторы или в машинах, где было топливо.
Чтобы отправиться по «зеленым коридорам», в центре Бучи собирались сотни машин, а также много людей, которые надеялись, что их кто-то заберет с собой.
Николай рассказывает, как вынужден был проехать на своей машине через центральную улицу Энергетиков, чтобы забрать своих близких: «Люди бросались на капот, потому что видели, что я сам в машине. Кричат: забери детей, хоть куда-то. Едва их не в окно просовывали. Паника, как в апокалиптических фильмах».
Постепенно представители городской власти, которые еще были в городе, пытались регулировать движение машин по «зеленым коридорам». Когда они видели, что в автомобиле были свободные места, то подсаживали туда пожилых людей или женщин с детьми.
Николаю удалось выехать из Бучи 10 марта.
Свой путь до Белогородки он вспоминает так: «Видели много расстрелянных машин. Особенно возле поворота на Ворзель — там и дети были, и останки на дорогах. А возле Ирпеня встретили несколько сотен людей, которые шли пешком — дети с белыми флагами».
Похожим образом пешком из Бучи, из района Яблонской, 10 марта выходил фотограф и оператор Александр Попенко — ему пришлось пройти 24 км.
«Если я тебя еще раз увижу, то зарежу»
Сергей же остался в Буче.
В один из дней он ходил в больницу, чтобы попытаться найти лекарства для отца, но безрезультатно.
«Возвращался, и за 30 метров до дома выходит россиянин с автоматом и говорит: „Пройдемте“. Иду за ним во двор жилого комплекса, а там сидит второй россиянин, наверное, офицер. Первое, что они спросили, это мобильный телефон — и „выворачивай карманы“», — вспоминает Сергей.
Телефона не было, а из вещей при себе только зажигалка, «вдруг кто-то поделится сигаретами».
Далее проверили паспорт и начали «наезжать»: «Ты что, не видишь, что война идет? Чего ты лазишь тут?»
«Я отвечаю: „Значит, мне надо было сходить“. Потом русский мне говорит: „Здесь куча „бандеровцев“. И они убивают моих пацанов“. Я прошу показать этих „бандеровцев“», — рассказывает Сергей.
Параллельно с этим, по воспоминаниям Сергея, другой российский военный вышел на середину соседней улицы и начал стрелять из автомата куда-то в сторону центра — одного из центральных перекрестков Бучи. Было еще светло, это не была ночь.
«Офицер спросил его, почему он стреляет. Тот ответил: „А чего они там ходят“», — вспоминает Сергей, которому этот эпизод особенно запомнился даже в тех условиях.
«И ко мне снова вопрос: „А чего ты здесь ходишь?“ Я уже не выдержал и спросил: „А зачем вы сюда приехали?“ На что был ответ: „А тебе что, плохо, что мы сюда приехали?“ И дальше уже не было смысла разговаривать, потому что для меня это могло плохо кончиться», — описывает разговор с россиянами бучанец.
«И еще офицер сказал: „Если я тебя еще раз увижу, что ты здесь ходишь, то я тебя зарежу“», — добавляет Сергей.
Ему отдали паспорт и отпустили.
«Россияне в Буче на самом деле очень боялись украинцев. Они хотели, чтобы везде было тихо и никто нигде не ходил. Потому что по ним все время „ответки“ от наших прилетали», — вспоминает Сергей.
После того случая он несколько дней не выходил из своего двора, а потом снова появилась необходимость куда-то сходить. Но того российского офицера он уже не встречал.
В целом же Сергею с родными удалось продержаться в Буче до конца оккупации — запасов продуктов и дров хватило на месяц. А еду, когда не было обстрелов, готовили у себя во дворе на глиняной печке, которую они сделали с отцом.
Как уходили россияне
По впечатлениям Сергея, «самыми злыми» российские военные в центре Бучи были после 18−20 марта, когда им не удалось продвинуться дальше и уже не хватало продуктов и топлива.
«Начались разговоры о том, что украинская армия готовит штурм Бучи, чтобы выбить россиян из города», — говорит он.
Но выезжать те бучанцы, которые еще оставались в оккупации (а таких, по оценкам мэра Бучи Анатолия Федорука, было около 3,5 тыс. из общего населения в 50 тыс. человек, не думали.
«Не было куда, не было зеленых коридоров и мы были между двумя армиями. Думали только о том, есть ли более мощные подвалы, куда можно будет спрятаться во время штурма», — объясняет Сергей.
Но в самом конце марта 2022 года в Буче, наоборот, стало тише.
«И в последний день оккупации я услышал грохот колонны россиян, которые уезжали, — я стоял за домом и где-то минут 20 слушал, как она уезжала», — вспоминает Сергей.
Через пару часов он пошел в больницу, где встретил знакомых, и все говорили, что стало очень тихо, и никто нигде не видит россиян.
А потом в больницу прибыла гуманитарная помощь, а в центре города появились украинские военные.
Оккупация Бучи завершилась 31 марта 2022 года.
Российские войска, пытавшиеся отрезать Киев с запада, так и не смогли пройти дальше через Ирпень, хотя им удалось оккупировать Макаров и выйти к Житомирской трассе.
Во второй половине марта атакующий потенциал россиян начал спадать, и из-за растянутой логистики и опасности окружения контратакующими украинскими силами российская группировка была вынуждена отступить в Беларусь.
За неполный месяц российской оккупации в Буче, по данным Офиса генпрокурора Украины, погибло около 700 гражданских. Идентификация всех тел еще продолжается.
После оккупации
И Николай, и Сергей признаются, что какое-то время после оккупации остро реагировали на резкие звуки и на шум от транспорта.
«Потому что тогда по Буче ездили только россияне или „Груз-200“», — объясняет Сергей.
«А иногда, когда проезжала машина по брусчатке, то это напоминало „Град“», — добавляет Николай.
Сергей также вспоминает, что когда россияне сбежали из Киевщины и эмоциональное напряжение спало, то психика все равно не расслаблялась: «Как-то мне приснилось, что на меня падает авиабомба. И я тогда спрыгнул с кровати на пол».
«Уже потом я заметил, как мои близкие за этот месяц постарели, визуально сразу где-то на лет десять. И сдали по здоровью», — отмечает он.
А Николай резюмирует: «Что могу сказать? Обманули (он использовал другое, нелитературное слово. — Прим. ред.) тогда Бучу этими разговорами о шашлыках» (Николай имеет в виду заявление президента Зеленского, который незадолго до российского вторжения говорил жителям Украины, что беспокоиться не о чем, и в мае все смогут отправиться на шашлыки. Позже Зеленский объяснял свою позицию нежеланием посеять панику среди украинцев. — Прим. ред.).
Читайте также
